Подняв на него воспаленные глаза, Паоло Ротта снова опустил голову.
– Синьор матрос, как видно, не узнает меня? – вежливо осведомился чернобородый человек в богатом плаще.
Матрос пробормотал какое-то ругательство.
– Я надеюсь, – продолжал чернобородый, – что гнев синьора относится не ко мне, а к поляку Касперу Бернату?
Хмель Ротты как рукой сняло.
– Откуда вы знаете Каспера Берната? – спросил он, внимательно приглядываясь к незнакомцу. – Кто вы такой?
– Так как синьор меня не узнает, я сам покаюсь ему: это я помог в Риме Касперу Бернату во время драки у трактира.
– Вы друг Каспера Берната? – спросил матрос угрожающе.
– Я враг Каспера Берната. Больше того: я вчера находился ночью на палубе «Святого Бенедикта» и слышал ваш разговор, – пояснил чернобородый. – Я хочу и могу вам помочь, Кьянти! – заказал он хозяину кофейни. – Сейчас мы с вами потолкуем, – добавил он, наливая матросу полный стакан.
– Я и так пьян, – пробормотал Ротта. – Вы действительно можете мне помочь? – спросил он, дрожащей рукой поднося стакан ко рту. – Ваше здоровье, синьор… синьор…
– Фон Эльстер… Рыцарь фон Эльстер, – подсказал чернобородый. – Итак, у нас с вами общий враг, и мы должны объединиться, чтобы его одолеть. Неужели двое таких бравых мужчин не справятся с мальчишкой поляком? А тело его мы бросим на съедение константинопольским крабам.
– Синьор рыцарь, знает бог, как я хотел бы видеть его мертвым! Он мало того, что оскорбил меня там, в Риме, но на корабле он натравил на меня всю команду и восстановил против меня капитана, моего деверя… – Ротта помолчал. – Но я не могу желать ему смерти, так как перед мадонной поклялся, что жизнь его для меня будет священна и неприкосновенна…
– Да, я слышал, что болтал этот щенок, – заметил рыцарь презрительно. – Однако бывают случаи, когда его святейшество папа освобождает верующих и не от таких еще клятв.
– Я венецианец и матрос, ваша милость, – возразил Ротта. – От моей клятвы меня не сможет освободить даже сам господь бог. Я поклялся перед статуей мадонны, заступницы и покровительницы моряков!
Рыцарь фон Эльстер, помолчав, вдруг хлопнул ладонью по столу.
– Идет! – сказал он. – Будет по-твоему: вот только полчаса назад у меня был разговор с одним турецким купцом… Как хорошо все сходится… Ладно, я помогу тебе обезвредить полячишку, а жизнь его пускай останется священной и неприкосновенной. Жив он останется. Понятно? Жив, но не больше.
– Мне нужно больше, – пробормотал Ротта. – Мне нужно отнять у него одну бумагу…
– О-ей! Мы словно сговорились с тобой: мне тоже нужно отнять у него одну бумагу…
– Это имеет отношение к завещанию покойного капитана? – спросил матрос с опаской.
Рыцарь вместо ответа только весело похлопал его по спине. «Черт побери, – подумал он обрадовано, – на этом письме магистра я, пожалуй, заработаю столько, что смогу выплатить половину своих долгов! Малую толику придется, вероятно, сунуть этому болвану, но вообще-то все хорошо складывается… Разразившаяся буря, правда, задержала нас, и прибыл „Святой Бенедикт“ позже, чем итальянцы. И мальчишка, опередив нас, получил у ренегата Джулио письма магистра. Эх, не нужно было магистру так долго из-за них торговаться! Однако польский гонор сыграл с Каспером Бернатом плохую шутку: он, видите ли, не пожелал пожать Джулио руки на прощанье! Ренегат теперь рвет и мечет: Орден заплатил бы ему не меньше, а посланец Ордена, рыцарь, родственник самого великого магистра, не только пожал ренегату руку, но даже расцеловал его на прощанье. Правда, это случилось после того, как Джулио подсказал фон Эльстеру, как приобрести нужное письмо, но, кстати, сохранить для себя и шесть тысяч дукатов, ассигнованных Орденом на это дело».
Хозяин кофейни уже дважды выходил в зал, потряхивая зажженным фонарем, но двое его запоздалых посетителей все еще беседовали о чем-то, низко склонившись друг к другу.
Когда они наконец поднялись из-за стола, Спиридон Акрит потушил фонарь: его гостям он больше не понадобится – над куполами, башнями и минаретами Константинополя уже занималась розовая заря.
Эту розовую зарю Каспер Бернат наблюдал с высоты капитанского мостика. Готовясь к сегодняшнему дежурству, юноша поднялся пораньше, чтобы сговориться с боцманом Густавом Кнебелем обо всем, что их обоих могло интересовать. Правда, поручение вармийского владыки и каноника Миколая Коперника уже выполнено: нужное письмо запрятано в тайничке, случайно обнаруженном Вуйком в их каюте, и можно было, казалось, ничего не опасаться, однако излишняя предосторожность никогда не мешает.
Перламутрово-розовое море, гладкое, без единой морщинки, лежало внизу, ветер приносил аромат лимонных и лавровых рощ, не хотелось думать ни о чем дурном или опасном, но дело прежде всего.
– Касю, – говорил пан Конопка, – все мы смертны. Тут, в этих теплых странах, люди мрут, как мухи, от лихорадки, холеры или чумы гораздо чаще, чем у нас на родине. Поэтому договоримся начистоту. Я ведь постоянно толкусь среди этого народа, вот и сегодня придется сходить в Перу к одному знакомому купцу: надо же мне выполнить просьбу доброй синьорины Беатриче! Уж я буду не я, если хоть крошечный кувшинчик розового масла ей не раздобуду… Да, так вот: на тот случай, если со мной что станется, я кое-как нацарапал доверенность, по которой ты получишь здесь мое боцманское жалованье, а в Венеции ту сумму, что полагается мне по завещанию капитана. На эти деньги ты сможешь не только добраться в Венецию и в Рим, но и доехать до Вармии. В Риме ты, Касю, сообщишь кардиналу о результатах нашей поездки и, кстати, передашь синьорине розовое масло…
– Да что с тобой, Вуек? Ей-богу, ты как старая баба с твоими предчувствиями! – воскликнул Каспер. – Почему это я один поеду в Рим или Венецию? Порви немедля свою доверенность! Розовое масло я синьорине Беатриче с радостью поднесу, но отправимся мы в Рим и в Венецию вдвоем. И не воображай, что ты откупишься деньгами: линьков твоих я все равно тебе не забуду! – И Каспер, как в детстве, потерся носом о щеку пана Конопки.
– Не забудешь? Вот и хорошо! – серьезно заметил боцман. – Я и всыпал их тебе на добрую память! Никакое наставление так хорошо не запоминается, как удар линьком, я это на собственной шкуре испытал…
Каспер был несколько иного мнения, но, не перебивая своего старого друга, с любовью разглядывал его осунувшееся за плавание лицо.
– Да, кстати, – заметил вдруг юноша, – а ведь я тоже – по завещанию (бедный наш капитан!) и за службу на каравелле получу порядочный куш денег… Я и без твоей доверенности стану состоятельным человеком. Пора подумать и о семье… Как ты полагаешь, попросить ли мне отца Миколая, чтобы он замолвил за меня словечко…
– …отцу Митты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
– Синьор матрос, как видно, не узнает меня? – вежливо осведомился чернобородый человек в богатом плаще.
Матрос пробормотал какое-то ругательство.
– Я надеюсь, – продолжал чернобородый, – что гнев синьора относится не ко мне, а к поляку Касперу Бернату?
Хмель Ротты как рукой сняло.
– Откуда вы знаете Каспера Берната? – спросил он, внимательно приглядываясь к незнакомцу. – Кто вы такой?
– Так как синьор меня не узнает, я сам покаюсь ему: это я помог в Риме Касперу Бернату во время драки у трактира.
– Вы друг Каспера Берната? – спросил матрос угрожающе.
– Я враг Каспера Берната. Больше того: я вчера находился ночью на палубе «Святого Бенедикта» и слышал ваш разговор, – пояснил чернобородый. – Я хочу и могу вам помочь, Кьянти! – заказал он хозяину кофейни. – Сейчас мы с вами потолкуем, – добавил он, наливая матросу полный стакан.
– Я и так пьян, – пробормотал Ротта. – Вы действительно можете мне помочь? – спросил он, дрожащей рукой поднося стакан ко рту. – Ваше здоровье, синьор… синьор…
– Фон Эльстер… Рыцарь фон Эльстер, – подсказал чернобородый. – Итак, у нас с вами общий враг, и мы должны объединиться, чтобы его одолеть. Неужели двое таких бравых мужчин не справятся с мальчишкой поляком? А тело его мы бросим на съедение константинопольским крабам.
– Синьор рыцарь, знает бог, как я хотел бы видеть его мертвым! Он мало того, что оскорбил меня там, в Риме, но на корабле он натравил на меня всю команду и восстановил против меня капитана, моего деверя… – Ротта помолчал. – Но я не могу желать ему смерти, так как перед мадонной поклялся, что жизнь его для меня будет священна и неприкосновенна…
– Да, я слышал, что болтал этот щенок, – заметил рыцарь презрительно. – Однако бывают случаи, когда его святейшество папа освобождает верующих и не от таких еще клятв.
– Я венецианец и матрос, ваша милость, – возразил Ротта. – От моей клятвы меня не сможет освободить даже сам господь бог. Я поклялся перед статуей мадонны, заступницы и покровительницы моряков!
Рыцарь фон Эльстер, помолчав, вдруг хлопнул ладонью по столу.
– Идет! – сказал он. – Будет по-твоему: вот только полчаса назад у меня был разговор с одним турецким купцом… Как хорошо все сходится… Ладно, я помогу тебе обезвредить полячишку, а жизнь его пускай останется священной и неприкосновенной. Жив он останется. Понятно? Жив, но не больше.
– Мне нужно больше, – пробормотал Ротта. – Мне нужно отнять у него одну бумагу…
– О-ей! Мы словно сговорились с тобой: мне тоже нужно отнять у него одну бумагу…
– Это имеет отношение к завещанию покойного капитана? – спросил матрос с опаской.
Рыцарь вместо ответа только весело похлопал его по спине. «Черт побери, – подумал он обрадовано, – на этом письме магистра я, пожалуй, заработаю столько, что смогу выплатить половину своих долгов! Малую толику придется, вероятно, сунуть этому болвану, но вообще-то все хорошо складывается… Разразившаяся буря, правда, задержала нас, и прибыл „Святой Бенедикт“ позже, чем итальянцы. И мальчишка, опередив нас, получил у ренегата Джулио письма магистра. Эх, не нужно было магистру так долго из-за них торговаться! Однако польский гонор сыграл с Каспером Бернатом плохую шутку: он, видите ли, не пожелал пожать Джулио руки на прощанье! Ренегат теперь рвет и мечет: Орден заплатил бы ему не меньше, а посланец Ордена, рыцарь, родственник самого великого магистра, не только пожал ренегату руку, но даже расцеловал его на прощанье. Правда, это случилось после того, как Джулио подсказал фон Эльстеру, как приобрести нужное письмо, но, кстати, сохранить для себя и шесть тысяч дукатов, ассигнованных Орденом на это дело».
Хозяин кофейни уже дважды выходил в зал, потряхивая зажженным фонарем, но двое его запоздалых посетителей все еще беседовали о чем-то, низко склонившись друг к другу.
Когда они наконец поднялись из-за стола, Спиридон Акрит потушил фонарь: его гостям он больше не понадобится – над куполами, башнями и минаретами Константинополя уже занималась розовая заря.
Эту розовую зарю Каспер Бернат наблюдал с высоты капитанского мостика. Готовясь к сегодняшнему дежурству, юноша поднялся пораньше, чтобы сговориться с боцманом Густавом Кнебелем обо всем, что их обоих могло интересовать. Правда, поручение вармийского владыки и каноника Миколая Коперника уже выполнено: нужное письмо запрятано в тайничке, случайно обнаруженном Вуйком в их каюте, и можно было, казалось, ничего не опасаться, однако излишняя предосторожность никогда не мешает.
Перламутрово-розовое море, гладкое, без единой морщинки, лежало внизу, ветер приносил аромат лимонных и лавровых рощ, не хотелось думать ни о чем дурном или опасном, но дело прежде всего.
– Касю, – говорил пан Конопка, – все мы смертны. Тут, в этих теплых странах, люди мрут, как мухи, от лихорадки, холеры или чумы гораздо чаще, чем у нас на родине. Поэтому договоримся начистоту. Я ведь постоянно толкусь среди этого народа, вот и сегодня придется сходить в Перу к одному знакомому купцу: надо же мне выполнить просьбу доброй синьорины Беатриче! Уж я буду не я, если хоть крошечный кувшинчик розового масла ей не раздобуду… Да, так вот: на тот случай, если со мной что станется, я кое-как нацарапал доверенность, по которой ты получишь здесь мое боцманское жалованье, а в Венеции ту сумму, что полагается мне по завещанию капитана. На эти деньги ты сможешь не только добраться в Венецию и в Рим, но и доехать до Вармии. В Риме ты, Касю, сообщишь кардиналу о результатах нашей поездки и, кстати, передашь синьорине розовое масло…
– Да что с тобой, Вуек? Ей-богу, ты как старая баба с твоими предчувствиями! – воскликнул Каспер. – Почему это я один поеду в Рим или Венецию? Порви немедля свою доверенность! Розовое масло я синьорине Беатриче с радостью поднесу, но отправимся мы в Рим и в Венецию вдвоем. И не воображай, что ты откупишься деньгами: линьков твоих я все равно тебе не забуду! – И Каспер, как в детстве, потерся носом о щеку пана Конопки.
– Не забудешь? Вот и хорошо! – серьезно заметил боцман. – Я и всыпал их тебе на добрую память! Никакое наставление так хорошо не запоминается, как удар линьком, я это на собственной шкуре испытал…
Каспер был несколько иного мнения, но, не перебивая своего старого друга, с любовью разглядывал его осунувшееся за плавание лицо.
– Да, кстати, – заметил вдруг юноша, – а ведь я тоже – по завещанию (бедный наш капитан!) и за службу на каравелле получу порядочный куш денег… Я и без твоей доверенности стану состоятельным человеком. Пора подумать и о семье… Как ты полагаешь, попросить ли мне отца Миколая, чтобы он замолвил за меня словечко…
– …отцу Митты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125