И Коперник и Генрих Адлер понимали, что Касперу необходимо чем-нибудь занять свои истосковавшиеся по труду руки, истомить свое тело работой до того, чтобы, положив голову на подушку, на собственный локоть, на камень, засыпать немедленно, без раздумий и сновидений.
Поэтому они не возражали, когда Каспер, взвалив на плечи мешок, под тяжестью которого и добрый конь присядет на задние ноги, шагал по весенней, размытой дождями дороге, а потом, не отдохнув, кидался разбирать обугленные балки дома, вытаскивал из-под развалин трупы, носил больным пищу, перевязывал раненых и даже, случалось, нянчил осиротевших ребят.
Делал он все это, однако, с каким-то остановившимся взглядом, точно в некой забытьи, точно это не он, а кто-то другой выполняет всю эту трудную и нужную работу.
«Боюсь, что не Митта, а этот славный хлопец попадет в конце концов в монастырь!» – не раз с огорчением думал Генрих.
«Неужели так и не отойдет и не смягчится это горячее и чистое сердце?» – не раз задавал себе вопрос Миколай Коперник.
Глава девятая
МИЛОСТЫНЯ
Не поднимая в своих беседах религиозных вопросов, Миколай Коперник и Генрих Адлер научились, однако, отлично понимать друг друга.
Что Генрих не рядовой, темный еретик, ополчающийся равно и на отцов церкви, и на ученых, и на поэтов, и на художников, – это Копернику было совершенно ясно.
Должен был признать и Генрих, что Коперник не обычный наместник, не из тех, что привыкли разъезжать по своим владениям в великолепных, запряженных цугом каретах, мало обращая внимания на хлопов, падающих перед ними ниц по обочинам дороги.
А ведь еще месяц назад Генрих, вынужденный затянуть свое пребывание в Ольштыне, сам этим тяготился, а к человеку, столь радушно предложившему ему свое гостеприимство, относился сухо и холодно.
Еще месяц назад, в ответ на восторженные отзывы Каспера об отце Миколае, он ответил своему пораженному другу:
«Хитер или умен пан Коперник, но историю родного края он помнит хорошо! Помнит, как плевелами и бурьяном зарастали после татарского нашествия польские нивы, помнит, как, точно стая голодных волков, ринулись на эти земли кшижаки, сначала робко – поселенцами, колонистами, а потом стали хозяевами этих земель… Вот и приманивает пан Коперник не немцев, а своих же, польских хлопов, на эти разоренные, заросшие бурьяном земли… Приманивает их надеждою на волю, надеждою на наделы, на освобождение от десятины и других налогов… Знает он хорошо мужицкую душу. И ходит по польской земле слава о милосердном вармийском канонике… А он не о хлопе думает, в государственного мужа играет твой Учитель!»
Сейчас, разъезжая с отцом Миколаем по Вармии, Генрих должен был коренным образом изменить о нем мнение.
Мужицкому вождю не раз доводилось слышать, как местные хлопы нахвалиться не могут своим паном наместником, который не жалеет ни времени, ни сил, ни здоровья, только бы помочь своим бедным мужикам.
До Миколая Коперника доходили слухи о том, что разъезжающий с ним «немец» собирает какие-то сходки в разоренных деревнях, толкует о чем-то с мужиками, но, как выразился пан наместник, это была «не его забота». Это была забота папского престола и папских легатов, к которым каноник относился с должным почтением, но рвение коих и жестокость по отношению к инаковерующим не всегда понимал и одобрял.
Отец Миколай и Генрих Адлер рады были, что Каспер Бернат как будто оставил мысль об отъезде в Гданьск, с головой окунувшись в порученные ему Учителем заботы о разоренном войной населении края. Однако на просьбу Генриха побыть с ним в Ольштыне до весны Каспер согласился с таким равнодушием, что у его товарища, отнюдь не склонного к чувствительности, больно екнуло сердце.
Копернику и его спутникам пришлось вернуться в Ольштын раньше, чем они предполагали: 20 апреля 1521 года на взмыленных лошадях сюда прискакали королевские нарочные с важными новостями: его милость король Зыгмунт Первый заключил с Альбрехтом, магистром Тевтонского ордена, перемирие на четыре года.
– На четыре года передышка! – сказал Коперник. – Хлопы наши, да и мы сами вздохнем наконец с облегчением!
Вслед за первыми нарочными в Ольштын прибыл еще один курьер и вручил Копернику грамоту.
Его королевское величество король Зыгмунт, повелитель Польши Малой и Великой, Королевской Пруссии, Поморья, Шлёнзка и Вармии, благодарил Миколая Коперника за доблесть, распорядительность и отвагу, помогшие ему отстоять Ольштын, и даровал Миколаю Копернику звание комиссара Вармии. В Ольштын же, по его королевскому повелению, должен прибыть новый наместник, коему и надлежит передать замок со всем его имуществом и снаряжением.
– Значит, пока я не нужен, – заметил отец Миколай со своей мимолетной улыбкой. – Но любопытно знать, королевская грамота и звание комиссара Вармии – знак ли это того, что я отличен при дворе или наоборот – что король мною, как правителем Ольштына, недоволен? Хотелось бы мне также знать, кто сменит меня на этом поприще? Желательно, чтобы это не был кто-нибудь из членов вармийского капитула…
Все присутствовавшие при этом хорошо поняли отца Миколая: когда отцы каноники вармийские, спасая свою жизнь и свое добро, спешно убегали от немцев, они кляли Коперника за то, что он якобы искушает господа, пытаясь с темными, не обученными военному искусству хлопами оборонять стоящий на плоской равнине замок от такого опытного, умелого и сильного противника, как Тевтонский орден!
К всеобщей радости, вскоре стало известно, что заменить отца Миколая на его посту должен его старый верный и добрый друг – отец Тидеман Гизе.
А еще через день прибыл и отец Тидеман.
Поговорив о короле и о королеве, помянув недобрым словом королевского любимца Яна Дантышка, уговорившего Зыгмунта выбросить бог знает какие деньги на празднества в честь перемирия с тевтонами, о приближенных короля, превозносящих величайшие заслуги доктора церковного права Миколая Коперника, отстоявшего Ольштын и Вармию, Тидеман Гизе сказал:
– Хоть и не охота кое-кому признавать твои заслуги, но ведь и впрямь, если бы не ты, мы бы уже не выдворили орденцев из Вармии. Но перемирие не должно нас успокаивать: Альбрехт ищет способа зализать раны и отлежаться в своем логове, чтобы снова броситься на Польшу и завладеть Королевской Пруссией!
– Брат Тидеман, – вспомнил вдруг Коперник, – а ведь я не знаю, как сложились бы обстоятельства, если бы на помощь нам не подоспел пан Генрих Адлер. К сожалению, он не разрешил мне упомянуть его имя в реляции, посланной королю…
– Пан Генрих Адлер? – переспросил маленький каноник обеспокоенно. – Брат Миколай, я привез важную новость, которую не мешало бы услышать и вам, пан Генрих, и тебе, Каспер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125