Точно какая-то туча нависла над этим когда-то счастливым домом.
Наконец пан Вацлав не выдержал.
– И ведь подумать – столько напастей сразу! – произнес он со вздохом. – Вокруг война… Проклятые тевтоны хозяйничают у нас в имении, не знаю даже, останется ли там что в целости… Покровитель Ордена – новоиспеченный император – тоже двинул на Гданьск свои войска… Не сегодня-завтра обложит город! Пся крев! А в доме больная, да будет милосердие божье над ней…
За окном раздался топот коней. Пан Вацлав высунулся в окно.
– А я уж думал, это Адольф! – сказал он со вздохом.
Трижды или четырежды высовывался в окно пан Суходольский, дожидаясь будущего зятя, а тот только к концу обеда вошел в столовую своей легкой, точно танцующей походкой.
– Добрый день, панство!
Лицо пана Вацлава просияло.
– Адольф! Друг милый! Наконец-то!
Куглер, поздоровавшись с хозяевами и с доктором, сразу понял, что в доме что-то неладно. Он вопросительно глянул на пана Вацлава.
– Вот вернулся, – сказал хозяин, показывая глазами на пригорюнившегося Збигнева, – и привез к нам больную паненку – тяжело хворую Митту, о которой я тебе рассказывал. Ну ладно, мы от тебя новостей ждем. Переодевайся, умывайся с дороги и прошу за стол!
Пока Куглер приводил себя в порядок, доктор, ссылаясь на ожидающих его пациентов, откланялся, скромно опустив в карман заготовленную паном Вацлавом золотую монету.
Не успел купец сесть за стол, как хозяин тут же набросился на него с расспросами:
– Новости, новости давай! Что там у нас, в Сухом доле?
Куглер, отрезав гусиную ножку, аккуратно добавил к ней тушеной капусты и только после этого со вздохом развел руками.
– Нельзя сказать, чтобы новости были хорошие, но и то слава богу, могли бы быть и похуже! Приехал я в имение как нельзя более вовремя. Всех мужиков успел перевести в лес. Уговорил их оборудовать вместительные землянки и загоны для скота… Словом, панове, что можно спасти – будет спасено!
– Слава тебе, создатель! Я у тебя, Адольф, буду в долгу до самой смерти!
– О, пане Адольф, вы уже вторично спасаете нас от разорения! – робко, с глубокой благодарностью прошептала пани Ангелина.
Налив пану Адольфу кубок вина, пан Вацлав истово чокнулся с ним:
– Сто лет тебе жизни и каждый день – счастливый!
– Виват!
Адольф Куглер поднял глаза на Ванду, но, не дождавшись от нее ни слова, перевел взгляд на Збигнева:
– Душевно рад вас видеть, пане Збигнев! Ну как, удалось вам ваше предприятие?
– Да, – сказал Збигнев, – панну Митту мы выручили… Но она тяжело больна… Врач мало верит в успех своего лечения, – добавил он тихо.
– Будем надеяться на милость провидения, – с чувством произнес Куглер. – Как жаль, однако, что лучший во всей Польше врач вот-вот должен покинуть наш город!
– Кого вы имеете в виду? – спросил Збигнев.
– Я только что от брата Маврикия Фербера, хранителя Вармийского собора. У него остановился ученый астроном и не менее знаменитый врач, «второй Гиппократ», как его называют, каноник Миколай Коперник.
– Каноник? – переспросил пан Вацлав с недоверием. – Да он еще почище книжищу навалит бедной девице на голову! Если светский врач…
Но фразу свою ему не удалось закончить: Збигнев неожиданно для всех, с грохотом опрокинув стул, вскочил с места:
– Миколай Коперник в Гданьске?!
Куглер с удивлением взглянул на будущего шурина.
– Почему вас это так удивляет? Каноник пробыл три дня здесь… Но сейчас, я думаю, он уже в пути…
– Ах, боже мой! – вырвалось у Збигнева, и он выбежал из столовой.
– Сумасшедший! Честное слово, сумасшедший! – растерянно пробормотал пан Вацлав и, отодвинув в сторону тарелку, кинулся вслед за сыном.
Но того было уже не догнать.
Через минуту все увидели, как он проскакал на коне мимо окна.
– Ах, сумасброд! Без шапки!.. – покачал головой хозяин дома.
Прохожие на улицах Гданьска не без удивления взирали на молодого, хорошо одетого простоволосого, растрепанного молодого человека, мчавшегося в галоп.
Збигнев хорошо знал дом Фербера и, увидев стоящего у ворот привратника, не слезая с коня, крикнул:
– Скажи, тут еще каноник Коперник?
– Его преподобие только что отбыл в Эблонг, – степенно ответил привратник. – А что пану угодно?
Но молодой растрепанный господин ничего ему не ответил. Круто повернув завертевшегося на месте коня, он погнал его к эблонским воротам.
Впереди он разглядел группу людей и подводы. Дальше на всем протяжении дороги никого и ничего не было видно.
«Они!» – решил Збигнев. Догнать тяжело груженные подводы не составило для него труда. Прогалопировав перед всадниками, он тщетно старался определить, кто же из этих двух духовных лиц каноник Миколай Коперник.
– Я вижу перед собой отца Миколая? – робко обратился он к человеку, одетому побогаче.
Но тот молча кивнул на своего спутника.
– Пане доктор!.. – только и мог выговорить Збигнев. – Умирает молодая девушка… Никто не спасет ее, кроме вас!
– Я обычно никому не отказываю в помощи, – произнес с огорчением каноник Коперник, – но сейчас я спешу в Вармию, мне дорога буквально каждая минута… Обратитесь к доктору Санатору.
– Отец Миколай… отец Миколай… спасите Митту, Санатор ничем ей не поможет!..
– Митту? – переспросил каноник. – Это очень редкое имя… Я знавал одну девушку, по имени «Митта», но сейчас она в Орденской Пруссии. Митта Ланге ее звали…
– Господи, да нет же, она здесь! Это невеста Каспера Берната! Она умирает!
Ученый на минуту задумался. Потом, повернувшись к слуге, сказал решительно:
– Войцех, возьми сумку с медикаментами. Мы вернемся в Гданьск. А вы, брат Иероним, поезжайте с богом. Я вас нагоню.
Повозки двинулись дальше. Коперник с Войцехом повернули коней по размытой дождями дороге.
– Объясните, как Митта очутилась в Гданьске? И не знаете ли вы чего-нибудь о Каспере Бернате? – обратился отец Миколай к Збигневу. – Простите, что я занимаю вас расспросами в такое неподходящее время, но, когда мы прибудем к больной, мне будет уже не до расспросов.
Збигнев стиснул поводья до того, что они двумя красными шрамами врезались в его ладонь.
– Ваше преподобие, – сказал он дрожащим голосом, – простите, но сейчас я не могу говорить. Если разрешите, я потом провожу вас до самого Эблонга и сообщу всё, что знаю о Митте, о Каспере, о Мадзини…
– О Мадзини? Вы знаете Мадзини?.. – встрепенувшись, начал было Коперник, но, взглянув на залитое слезами лицо своего спутника, замолчал.
– Воздуху побольше! – сказал каноник, распахнув окно комнаты, в которой лежала Митта. – И света! Немедленно снимите эту кладовую пыли, – добавил он, указывая на тяжелые гардины.
Потоки света хлынули в комнату и заиграли зайчиками на ковре у кровати больной.
Коперник склонился над разметавшейся на подушках девушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125