Он узнал ученого по его глазам, по его улыбке, по тому особому трепету, который Вацек ощутил где-то в самой глубине груди… А вот что касается отца Гизе, о котором так много и с таким расположением говорили в домах у Бернатов и Суходольских, то мальчик поначалу его и не заметил в толпе сопровождающих. Только разглядев лиловое одеяние и митру на голове (епископ прибыл отслужить заупокойный молебен над могилой друга), Вацек догадался, что этот маленький сухонький старичок и есть Тидеман Гизе! Какой же он невзрачный, и как не пристала ему его пышная мантия!
Отец и дядя дожидались епископа с нетерпением. Фромборкский капитул подготовил его преосвященству подобающую встречу, сейчас Тидеман Гизе вернется в замок, а с ним, вероятно, вся эта толпа разряженных господ… Нет, Вацек в замок не пойдет, а снова отправится в рощицу. Может быть, эта дама… да что там скрывать, – может быть, Анна Шиллинг еще не уехала? Как жалко, что хорошие мысли так поздно приходят в голову! Ведь он мог бы поговорить с ней… Или помолчать с ней… Она ведь знала, она любила отца Миколая!
Две глубокие колеи вели от опушки рощи к фромборкской дороге, и Вацек пошел по следам Анны Шиллинг. Здесь дорога свернула на Гданьский шлях.
Пролежав до самого захода солнца под кустом жимолости, мальчик только к вечеру вернулся в замок. Там же, в роще, он пришел к заключению, что все планы, которые он строил по дороге из Гданьска во Фромборк, не стоят и выеденного яйца.
Сейчас труд Миколая Коперника уже отпечатан в тысяче экземпляров, тысяча людей не сегодня-завтра ознакомится с ним, а темные церковники уже ничего не смогут сделать тому, кто покоится в пышном Фромборкском соборе! Как это сказала Анна Шиллинг? «Мертвому, но бессмертному человеку»…
Ходить по селам и городам и проповедовать учение Коперника?
Когда Вацек заикнулся об этом отцу Миколаю, тот притянул его к себе и с улыбкой погладил по волосам.
«Для того, чтобы ходить и, как ты говоришь, проповедовать мое учение, нужно делать это во всеоружии знаний!» – заметил он.
Отец Миколай взял с Вацка слово, что тот в будущем году в славной Краковской академии все свои силы положит, чтобы стать примерным и сведущим студентом.
«Предсказываю тебе, что в таком случае астроном, и притом астроном отличный, из тебя получится», – сказал он с уверенностью.
Перед тем как подняться наверх, где в большом полутемном покое помещались они с отцом и дядей Збигневом, Вацек заглянул в каморку к Войцеху.
– Ушли уже гости? – осведомился он.
– В приемной только епископ, отец твой и дядя да еще Левше… Всех прочих его преосвященство отослал… Он дважды справлялся о тебе. Нехорошо! Отец и дядя надеялись тебя ему представить.
Заглянув в бывшую приемную отца Миколая, Вацек понял, что ни епископу Гизе, ни отцу, ни дяде сейчас не до него.
Тидеман Гизе с воспаленными от волнения щеками мерил шагами комнату с такою стремительностью, что только свистело его шелковое одеяние. Дядя Збышек, бледный до синевы, сидел, уронив голову на руки, а отец… Вацек даже попятился. Шрамы на лице капитана Берната, которые давно уже зарубцевались и сгладились, сейчас багрово-синими буграми выступили на его лбу и щеках.
– Мы присутствуем при том, – гневно говорил отец Тидеман, – как на глазах наших вторично опускают в могилу астронома Миколая Коперника! Я не так сказал. Прах его покоится в катедре, душа его вознеслась в горние края, а это вот, – епископ потряс огромной толстой книгой, – это его сердце! И сердце Коперника жалкие и наглые враги хотят замуровать в склеп, света его учения хотят лишить человечество! Как же вы со Збигневом не удосужились до сих пор хотя бы раскрыть том «Обращений»!
– Много забот и хлопот было, ваше преосвященство, – сказал Збигнев виновато.
Каспер Бернат молчал. Конечно, как ни заняты были они, нужно было найти время, чтобы хотя бы просмотреть труд Учителя!
Вацек потихоньку вошел и пристроился, незамеченный, на своем обычном месте, у окна – на скамеечке для ног.
– Ах, Ретик, Ретик, недаром Миколай так опасался этого лютерского попа! – вздохнул Тидеман Гизе. – Однако, может быть, удастся исправить это ужасное деяние: я послал письмо в магистрат города Нюрнберга с просьбой изъять из типографии Петрея первые страницы набора… А Ретику отправил просьбу проследить за этим через друзей. Эта преступная фальсификация произошла ведь по его вине!
– Ваше преосвященство, – возразил Збигнев удрученно, – нарочный из Нюрнберга, доставивший книгу, сообщил, что через пять дней будет отпечатана вся тысяча экземпляров… А с тех пор прошло уже дважды по пять дней… Но, ваше преосвященство, может ведь случиться и так, что читатель книги, не обратив внимания на предисловие, углубится в текст «Обращений» и таким образом цель мерзкого попа не будет достигнута…
Мальчик мало понял из того, что ему довелось услышать. Что-то произошло с книгой Миколая Коперника, кто-то захотел помешать торжеству знания и разума… Кто – это уж не так важно… А может быть, дядя Збигнев прав и его преосвященство преувеличивает размеры несчастья?
Вацек не произнес ни слова, но в комнате воцарилась на мгновение такая тишина, что даже легкий вздох, вырвавшийся из груди мальчика, привлек внимание епископа.
Разглядев прижавшегося к стене Вацка, его преосвященство поманил его пальцем.
– Молодой Бернат? Да, даже я своими старческими глазами разглядел, что это молодой Бернат! Видел, юноша, я твои чертежи, читал мне отец Миколай и твои письма… Как я мог заключить, доля астронома привлекает тебя больше всего… Так… Так… Вот теперь, когда ты сможешь изучить от доски до доски творение отца Миколая… – начал было Тидеман Гизе и вдруг схватился за голову. – Боже всевидящий, всеправедный и милосердный, не оставь без кары людей, которые надругались над святой памятью великого человека!
Вацек, подойдя к самому креслу епископа, испуганно смотрел на него. Вытащив из широкого рукава смятые листы, Тидеман Гизе протянул их мальчику:
– Читай, сын мой!
Добрый отец Лукаш Косидовский, наверно, сгорел бы со стыда, услыша чтение своего первого ученика, так дрожал голос Вацка и так запинался он на каждом слове:
– «Читателям о гипотезах этого труда…» – прочел он заглавие предпосланного трактату предисловия.
– Дальше, – нетерпеливо сказал епископ. – Тут несколько строк пропусти. Читай отсюда: «Ведь задача астронома…»
И Вацек послушно принялся читать:
– «Ведь задача астронома заключается в том, чтобы после тщательных и точных наблюдений неба составить себе правильное представление о движении небесных тел. Затем он должен изложить причину этих движений. Если же он не может найти подлинной их причины, то его обязанностью является измыслить гипотезы, при помощи которых он был бы в состоянии правильно исчислить эти движения на основе геометрических построений, притом как для прошлого времени, так и для будущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Отец и дядя дожидались епископа с нетерпением. Фромборкский капитул подготовил его преосвященству подобающую встречу, сейчас Тидеман Гизе вернется в замок, а с ним, вероятно, вся эта толпа разряженных господ… Нет, Вацек в замок не пойдет, а снова отправится в рощицу. Может быть, эта дама… да что там скрывать, – может быть, Анна Шиллинг еще не уехала? Как жалко, что хорошие мысли так поздно приходят в голову! Ведь он мог бы поговорить с ней… Или помолчать с ней… Она ведь знала, она любила отца Миколая!
Две глубокие колеи вели от опушки рощи к фромборкской дороге, и Вацек пошел по следам Анны Шиллинг. Здесь дорога свернула на Гданьский шлях.
Пролежав до самого захода солнца под кустом жимолости, мальчик только к вечеру вернулся в замок. Там же, в роще, он пришел к заключению, что все планы, которые он строил по дороге из Гданьска во Фромборк, не стоят и выеденного яйца.
Сейчас труд Миколая Коперника уже отпечатан в тысяче экземпляров, тысяча людей не сегодня-завтра ознакомится с ним, а темные церковники уже ничего не смогут сделать тому, кто покоится в пышном Фромборкском соборе! Как это сказала Анна Шиллинг? «Мертвому, но бессмертному человеку»…
Ходить по селам и городам и проповедовать учение Коперника?
Когда Вацек заикнулся об этом отцу Миколаю, тот притянул его к себе и с улыбкой погладил по волосам.
«Для того, чтобы ходить и, как ты говоришь, проповедовать мое учение, нужно делать это во всеоружии знаний!» – заметил он.
Отец Миколай взял с Вацка слово, что тот в будущем году в славной Краковской академии все свои силы положит, чтобы стать примерным и сведущим студентом.
«Предсказываю тебе, что в таком случае астроном, и притом астроном отличный, из тебя получится», – сказал он с уверенностью.
Перед тем как подняться наверх, где в большом полутемном покое помещались они с отцом и дядей Збигневом, Вацек заглянул в каморку к Войцеху.
– Ушли уже гости? – осведомился он.
– В приемной только епископ, отец твой и дядя да еще Левше… Всех прочих его преосвященство отослал… Он дважды справлялся о тебе. Нехорошо! Отец и дядя надеялись тебя ему представить.
Заглянув в бывшую приемную отца Миколая, Вацек понял, что ни епископу Гизе, ни отцу, ни дяде сейчас не до него.
Тидеман Гизе с воспаленными от волнения щеками мерил шагами комнату с такою стремительностью, что только свистело его шелковое одеяние. Дядя Збышек, бледный до синевы, сидел, уронив голову на руки, а отец… Вацек даже попятился. Шрамы на лице капитана Берната, которые давно уже зарубцевались и сгладились, сейчас багрово-синими буграми выступили на его лбу и щеках.
– Мы присутствуем при том, – гневно говорил отец Тидеман, – как на глазах наших вторично опускают в могилу астронома Миколая Коперника! Я не так сказал. Прах его покоится в катедре, душа его вознеслась в горние края, а это вот, – епископ потряс огромной толстой книгой, – это его сердце! И сердце Коперника жалкие и наглые враги хотят замуровать в склеп, света его учения хотят лишить человечество! Как же вы со Збигневом не удосужились до сих пор хотя бы раскрыть том «Обращений»!
– Много забот и хлопот было, ваше преосвященство, – сказал Збигнев виновато.
Каспер Бернат молчал. Конечно, как ни заняты были они, нужно было найти время, чтобы хотя бы просмотреть труд Учителя!
Вацек потихоньку вошел и пристроился, незамеченный, на своем обычном месте, у окна – на скамеечке для ног.
– Ах, Ретик, Ретик, недаром Миколай так опасался этого лютерского попа! – вздохнул Тидеман Гизе. – Однако, может быть, удастся исправить это ужасное деяние: я послал письмо в магистрат города Нюрнберга с просьбой изъять из типографии Петрея первые страницы набора… А Ретику отправил просьбу проследить за этим через друзей. Эта преступная фальсификация произошла ведь по его вине!
– Ваше преосвященство, – возразил Збигнев удрученно, – нарочный из Нюрнберга, доставивший книгу, сообщил, что через пять дней будет отпечатана вся тысяча экземпляров… А с тех пор прошло уже дважды по пять дней… Но, ваше преосвященство, может ведь случиться и так, что читатель книги, не обратив внимания на предисловие, углубится в текст «Обращений» и таким образом цель мерзкого попа не будет достигнута…
Мальчик мало понял из того, что ему довелось услышать. Что-то произошло с книгой Миколая Коперника, кто-то захотел помешать торжеству знания и разума… Кто – это уж не так важно… А может быть, дядя Збигнев прав и его преосвященство преувеличивает размеры несчастья?
Вацек не произнес ни слова, но в комнате воцарилась на мгновение такая тишина, что даже легкий вздох, вырвавшийся из груди мальчика, привлек внимание епископа.
Разглядев прижавшегося к стене Вацка, его преосвященство поманил его пальцем.
– Молодой Бернат? Да, даже я своими старческими глазами разглядел, что это молодой Бернат! Видел, юноша, я твои чертежи, читал мне отец Миколай и твои письма… Как я мог заключить, доля астронома привлекает тебя больше всего… Так… Так… Вот теперь, когда ты сможешь изучить от доски до доски творение отца Миколая… – начал было Тидеман Гизе и вдруг схватился за голову. – Боже всевидящий, всеправедный и милосердный, не оставь без кары людей, которые надругались над святой памятью великого человека!
Вацек, подойдя к самому креслу епископа, испуганно смотрел на него. Вытащив из широкого рукава смятые листы, Тидеман Гизе протянул их мальчику:
– Читай, сын мой!
Добрый отец Лукаш Косидовский, наверно, сгорел бы со стыда, услыша чтение своего первого ученика, так дрожал голос Вацка и так запинался он на каждом слове:
– «Читателям о гипотезах этого труда…» – прочел он заглавие предпосланного трактату предисловия.
– Дальше, – нетерпеливо сказал епископ. – Тут несколько строк пропусти. Читай отсюда: «Ведь задача астронома…»
И Вацек послушно принялся читать:
– «Ведь задача астронома заключается в том, чтобы после тщательных и точных наблюдений неба составить себе правильное представление о движении небесных тел. Затем он должен изложить причину этих движений. Если же он не может найти подлинной их причины, то его обязанностью является измыслить гипотезы, при помощи которых он был бы в состоянии правильно исчислить эти движения на основе геометрических построений, притом как для прошлого времени, так и для будущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125