— Выпьем, Роджер? — предложил он. — Или тебе больше по вкусу ключевая вода, которой ты привык запивать свою овсянку?
Я сделал вид, что не замечаю издевки и отказался. Ник уселся, закинул тощую ногу на ногу, явно играя роль джентльмена.
— Ты понял, что означает мое звание «канцлера»? — спросил он. — Ведь я здесь второй человек после Справедливого Хозяина. Круг вопросов, которые находятся в моем ведении очень велик. Верно, Клем? — Один из игроков в трик-трак мрачно кивнул.
— Когда красотка Энн Тернер откроет в Лондоне свою лавку, она обратится за покровительством именно ко мне. Я вижу тебя это заинтересовало, Роджер? Ты ведь всегда строил ей глазки, верно? Какая у нее соблазнительная походка, а, Роджер? Прежде она никогда не замечала меня, но теперь все будет по-другому. Я слышал, она собирается открыть лавку по продаже плиссированных сорочек и шелковых нижних юбок для придворных дам. Все это вполне законно и прилично, но она возможно будет торговать и другим товаром — всякими любовными снадобьями и приворотными зельями. А это значит, ей не миновать сотрудничества с нами. Никто не может заниматься незаконной торговлей без разрешения Хозяина. Когда наша очаровательная Энн обнаружит это, ей придется придти сюда. И договариваться обо всем ей придется со мной. Я с нетерпением жду этого.
У меня буквально руки чесались, так хотелось ухватить его за тощий кадык, но я сумел справиться с собой и ничего не сказал.
— Ты когда-нибудь лазил к ней через окошко, Роджер? — спросил он с ухмылкой. — Джон лазил, и много раз. Я наблюдал, как он это делает и часто подумывал, не последовать ли мне за ним, чтобы испортить им удовольствие. Я так и не сделал этого, я ждал своего часа. И теперь, думаю, осуществление моих желаний уже не за горами. Мне не придется лезть в ее окошко. Она сама постучит в мою дверь.
Я опять промолчал, поэтому он ухмыльнулся и переменил тему разговора.
— Наверное тебе интересно знать, как у нас здесь ведутся дела? — спросил он. — Должен тебе сказать, что порядок здесь заведен отменный, не хуже, чем в городском магистрате. — Он кивнул на одного из игроков в трик-трак. — Вот этот со шрамом на лице у нас первый человек по всякой бумажной канители. Когда-то он был одним из лучших стряпчих в Лондоне, но растратил доверенные ему деньги, и на этом его карьера закончилась. Теперь он у нас за главного по всякой письменной части, а иногда ведет кое-какие дела с джентльменами из Темпля. Такой крючкотвор что любо-дорого. Любой документ на латыни так состряпает, что ни одна судейская крыса не придерется, а в случае необходимости какую хочешь подпись подделает, хоть королевскую… А вот этого звать Клем-Рогоносец. Мошенник каких мало. Кого хочешь продаст и купит. А это вот наш расстрига.
Я взглянул на этого третьего, и он подмигнул мне, продолжая однако что-то писать. Физиономия у него была опухшая, щеки так испещрены красными прожилками, что походили на плохо разрисованную карту. Однако по лицу его можно было сказать, что этот человек знавал когда-то лучшие времена.
— А кто такой расстрига? — спросил я.
— Расстрига? — переспросил Ник с улыбкой, выражавшей явное презрение к столь вопиющему невежеству. — Конечно же священник. Священник, которого лишили сана! У нас он выполняет разную работу. Он и наводчик и во всяких мошенничествах помогает. Да и пером владеть он мастак — составляет договоры, подделывает документы, когда наш стряпчий в стельку пьян. Что это ты там пишешь, Саймон?
Бывший священник поднял бумагу.
— Несколько стихотворных строк, — сказал он, — боюсь не самого лучшего пошиба, ибо выпил я недостаточно, чтобы как следует вдохновить свою музу. Просто захотелось поразмышлять о нашей жизнь, о печальной судьбе, которая нас всех ждет, вот я и зарифмовал несколько строф. Да простит мою самонадеянность Бен Джонсон. Хочешь, я прочитаю то, что написал?
— Нет, — ответил Ник.
Однако авторское тщеславие не знает границ, и бывший священник начал декламировать свои вирши пропитым голосом. На мой взгляд они были не так уж плохи, но Ника вывели из себя. Ему явно не понравился конец, который поэт напророчил себе и своим товарищам — петлю и гладкие столбы.
— Перестань каркать, проклятый ворон, — заорал Ник, и на лице у него появилось выражение страха. — Довольно с меня твоих дурацких стихов! Разорви к черту эту бумажонку и лучше уж напейся как свинья.
Бывший священнослужитель послушно разорвал свое творение на мелкие клочки и бросил их на пол. — Напрасно ты так сердишься, мой добрый Ник, — запротестовал он, — стихи мои вовсе не так уж дурны, а кроме того в них заключена мораль. Все мы должны помнить о бренности нашего земного бытия. Прошу тебя, подумай об этом, мой отважный Ник.
Повернувшись ко мне, Ник лишь криво ухмыльнулся. Он достал из кармана золотую монету и ловко подбросил ее.
— Может быть сыграем, Роджер? Хотя я забыл — вряд ли у тебя водится золото. Ты ведь беден. Беден, как церковная мышь, хоть и принадлежишь к дворянскому роду.
— Да, я беден и давай оставим этот разговор.
Ник вытянул свои худые ноги.
— Золота у меня сколько угодно. Полны карманы! Трачу как хочу. И на женщин тоже. Сегодня вечером, к примеру, я ужинал с двумя прелестными крошками. Ели баранину с галлантиновым соусом, пили лучший мускат. А ты пьешь приличное вино или такую же дрянь как прежде?
— Такую же дрянь, — ответил я.
— Я так и думал, — он любовно потрепал себя по обшлагу камзола. — Двадцать шиллингов за ярд, Роджер. Лучший бархат в Лондоне. Роскошная вещь, правда? А сколько стоит твоя куртка?
— Ничего не стоит. Мне перешили ее из старой одежды отца.
Ник засмеялся. Смеялся он долго, до слез. Он буквально упивался своим превосходством. Я знал его мелкую душонку. Пусть он каждый день ел отменные яства, запивая их великолепными винами и наряжался в самый дорогой бархат. Для меня он всегда оставался сыном вороватого торговца устрицами, жалким попрошайкой.
— Значит, ты собираешься стать пиратом, — продолжал он.
— Нет, — воскликнул я, впервые задетый за живое. — Я собираюсь драться с испанцами. Джон продолжает дело, которое начали сэр Френсис Дрейк, Ричард Гренвилл и Уолтер Рэли. Мой долг как и всех настоящих англичан помочь ему.
Длинный острый нос Ника сморщился.
— Все это глупости и красивые слова! — вскричал он. — Твой великий Джон Уорд договаривается теперь с Робином Хамфри о сбыте добычи, захваченной на испанских судах. Ты теперь один из наших, Роджер. Внук сэра Людара Пири опустился до моего уровня. Да нет, куда там! Ты пал гораздо ниже. Будешь юнгой на вонючем пиратском судне, тогда как я — второй человек в «Эльзасе»!
В его словах была изрядная доля истины и сердце у меня невольно сжалось. После откровенного разговора с Джоном в Эпплби Корт я испытывал чувство разочарования и какой-то обиды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159