— А кроме того, ты защищаешь чернокнижника и чародея Саймона Формена, и отравителей, и проституток, и грабителей, и карманников! Хорошенькое дело! Король преступников поднимает голос против короля Англии!
— Наш трусливый монарх… — продолжал Справедливый Хозяин, покрывая голосом общий шум.
Но тут снова вскочил моряк, выступавший первым. Было ясно, что ему совсем не по сердцу пришлась поддержка одного из столпов лондонского преступного мира.
— С каких это пор грабители и хозяева шлюх узурпировали право говорить за честных людей? Неужели, мои отважные парни из Девоншира, вы будете спокойно сидеть и глядеть на наглое поведение этого злобного пса?
— Я же говорил тебе — быть беде, — сказал Ник. Он побледнел и я вспомнил, что он всегда праздновал труса при первом признаке опасности.
Этот призыв не остался без ответа. Тотчас же со всех сторон зала к Справедливому Хозяину двинулись дюжие моряки. Вокруг него кольцом сомкнулись телохранители, нервно сжимая рукоятки своих кинжалов. Я глазами поискал Ника. Но его не было. Он куда-то исчез.
Схватка была короткой. Натиск моряков смял охрану. Барнаби Клауд и его люди очутились на полу под обломками стола. Блеснули кинжалы. После недолгой возни на полу, два здоровенных морских волка рывком подняв Барнаби с пола, заломили ему руки за спину, грубо проволокли через весь зал и вышвырнули на улицу. Охрана его была обезоружена и жестоко избита. Я и сам с удовольствием бы принял участие в этой схватке, ибо за короткое время пребывания в Лондоне эти властители преступного мира опротивели мне чрезвычайно, и по моему глубокому убеждению им следовало преподнести хороший урок.
Когда все было закончено, и некоторый порядок восстановлен, я разыскал владельца таверны и попросил сдать мне комнату. Глаза у него были совершенно безумные, пот лил градом и поначалу он никак не мог понять, что мне от него нужно. Наконец, уразумев, в чем дело, он подозвал толстую служанку в фартуке не первой свежести и та отвела меня наверх в просторную спальню, из окон которой были видны крыши близлежащих домов.
— Я вижу ты деревенский паренек, — дружелюбным тоном произнесла она. — Так вот, если ты взглянешь во-он туда, прямо, а потом налево, то увидишь здание, в котором заседает король и его парламент. Вот так-то, паренек. А хочешь увидеть тюрьму и площадь, где совершаются казни, и преступникам отрезают их детородные органы да прямо там же перед ними и сжигают? У нас в Лондоне есть на что поглядеть. А может хочешь прямо сейчас малость позабавиться?
Я заверил ее, что забавляться сейчас желания у меня нет и нужны мне только бумага и перо. Она принесла мне просимое, и я уселся за письмо матери и тетушке Гадилде. Я был уверен, что моя нежная и деликатная мать поймет меня и, быть может, даже в какой-то степени испытает сочувствие, но с тетей Гадилдой дело обстояло иначе. Обеспечить мне придворную карьеру было высшей целью ее жизни. Слишком много жертв принесла она ради этого. Мое решение разобьет ей сердце. Когда она прочтет письмо, ее худое поблекшее лицо побледнеет от горя и непонимания. Я старался написать как можно мягче, но нужные слова не находились.
Я с ожесточением грыз перо, стремясь сделать свое послание более сердечным, но на бумагу ложились какие-то жалкие сухие слова. Я перепачкал себе чернилами все пальцы, но все мои усилия были тщетны, и я понимал, как мало утешения доставит мое письмо двум существам, которые любили меня больше всего на свете. Однако ничего поделать было нельзя. Наши жестокие времена требовали мужественных и решительных поступков. И разве мог сын Марка Близа в такое время не занять свое место рядом со славным Джоном Уордом. Я закончил письмо, запечатал и отнес вниз, чтобы его отправили. Я испытывал какие-то смутные чувства: с одной стороны — сожаления, ибо моей прежней жизни пришел конец; с другой — предвкушение новых неизведанных событий, и в первую очередь самостоятельное знакомство с Лондоном.
В ближайшей харчевне я плотно пообедал аппетитными ломтями горячего ростбифа и добрым куском пудинга. Очистив свою тарелку я принялся наблюдать через запотевшее окошко за тем, как цирюльник в своем заведении напротив с помощью горячего утюга завивает длинные локоны какому-то щеголю. Перед его заведением был установлен высокий столб, выкрашенный белой и красной краской. На длинной бечевке, свисавшей с него я увидел великое множество зубов, которые почтенный цирюльник вытащил у своих пациентов. Судя по их количеству, мастером он был отменным.
Утолив голод, я первым делом спросил, как мне пройти к парламенту и отправился прямо туда. Некоторое время я провел в Вестминстерском аббатстве. С глубоким уважением разглядывал я величественные памятники, размышляя о благородных и великих людях, чей прах захоронен здесь под надгробными плитами. Я смотрел на здание старой церкви, где теперь заседала палата общин и на королевский дворец. Король в нем больше не жил и теперь здесь помещалась палата лордов. Все это время, однако, меня так и подмывало последовать за другими прохожими, которые, удостоив беглым взглядом все эти архитектурные достопримечательности, спешили по направлению к Мосту Королевы. Я уступил своему любопытству и влился в эту процессию. Через некоторое время я оказался перед каменным зданием.
Я и без всяких расспросов знал, где нахожусь. Это совсем неказистое здание являлось пристройкой к крылу палаты лордов. В его холодных мрачных стенах было замышлено самое громкое преступление нашего времени — Пороховой заговор. С тех пор прошло уже несколько лет, но до сих пор эта тема будоражила воображение всех англичан. Не было поэтому ничего удивительного в том, что все приезжие в первую очередь спешили именно сюда.
Я оказался в довольно-таки внушительной толпе. По большей части люди, открыв рты молча разглядывали зловещее здание. Однако отдельные замечания, которые делали некоторые присутствовавшие, свидетельствовали о их полном невежестве относительно реальных фактов.
— Пороху сюда навезли такую пропасть, что бочки было через окна видать, — замогильным голосом вещал кто-то.
Я знал, что это не так. Порох в этом доме заговорщики не хранили. Мошенники открыли здесь выгодную торговлю, обманывая доверчивых посетителей они сбывали им куски веревки, на которой якобы был повешен Гай Фокс, обломки и ошметки каких-то предметов, найденных в подвалах, даже свернутые бумажные кульки с «тем самым» (по крайней мере, так они утверждали) порохом. Шиллинги быстро переходили из рук в руки. Проводники водили желающих в Мясной ряд, чтобы показать дом, в котором жил Гай Фокс.
— Когда его сняли с дыбы, он стал на четыре дюйма длиннее, — весело кричал один из проводников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159