УЛЫБНУЛСЯ
У поручика Андрея Розена в Сибири родился сын. Счастлив был Розен.
Разрешило тюремное начальство молодому отцу пойти посмотреть на сына. Разрешение навестить новорождённого было дано и другим декабристам.
Обступили они кроватку.
Лежит крохотный Розен, простынкой схвачен, лишь глазёнки да нос торчат. Хлопнул мальчонка глазёнками раз, хлопнул два и вдруг горько при всех расплакался.
— Плакать нельзя, плакать нельзя, — погрозил ему пальцем князь Трубецкой.
Никита Муравьёв состроил ему «козу».
Не помогают «коза» и палец.
Николай Бестужев щеглом присвистнул. Не помогает свист. Ещё больше младенец плачет.
Подошёл к колыбели Сергей Волконский. Наклонился, руки поднял над маленьким. Звонко, как погремушкой, тряхнул кандалами.
Утих мальчонка, скосил глазёнки. На железные кольца смотрит.
Стали декабристы думать, какое имя мальчику дать.
— Александром пусть будет. Александром! — кричат Александры. Пусть будет семнадцатым.
Предложили. Посмотрели на Розена. Что-то не очень за это Розен.
Кто-то сказал:
— Григорий.
Сказал и тоже на Розена смотрит. Что-то Розен опять не очень.
Пошли предложения:
— Алексей!
Мальчик опять расплакался.
— Кирилл!
Всё громче и громче младенческий крик.
— Михаил!
Не умолкает мальчонка.
— Сергей!
Снова за всхлипом всхлип.
Повернулись все к Розену. Мол, слово твоё, отец. Глянул Розен на мальчика. Посмотрел на друзей.
— В честь памяти доброй Рылеева первенцу быть Кондратием. Наклонился к кроватке: — Здравствуй, Кондратий, здравствуй!
Притих мальчонка, скосил глазёнки, посмотрел на отца, на других. Улыбнулся Кондратий маленький.


ПОРТРЕТ
Вскоре после победы над императором Наполеоном в Петербурге, в Эрмитаже, была открыта Галерея героев 1812 года. Здесь висели портреты тех, кто больше других отличился в войне с французами.
Вот в центре висит портрет Михаила Кутузова. Вот Багратион и Барклай де Толли. Генералы Раевский, Коновницын, Дохтуров, прославленный партизан Денис Давыдов. А вот… Это портрет генерала Сергея Волконского. При орденах Волконский, в полной парадной форме.
Проходил как-то по Галерее царь Николай I, было это вскоре после суда над декабристами, видит — висит генерал Волконский.
— Снять! — закричал Николай I.
Сняли портрет Волконского.
Прошло полгода, и вот как-то царь Николай снова зашёл в Галерею. Посмотрел на Кутузова, на Багратиона, на Барклая де Толли. На Раевского и Коновницына. Глянул на Дохтурова и Дениса Давыдова. Подошёл к тому месту, где находился портрет Волконского. Глянул — висит Волконский.
Топнул царь Николай ногой:
— Почему мой приказ не выполнен?
— Как же, выполнен, ваше величество, выполнен, — отвечают царю. Полгода как снят портрет.
Действительно, снят портрет. Лишь рама висит на стене.
Смотрит царь Николай на раму. Раму не видит, Волконского видит. При орденах генерал, в полной парадной форме. Смотрит Волконский на императора. И даже, как показалось царю, с насмешкой, с вызовом смотрит.
Через год царь Николай снова зашёл в Галерею. Входил осторожно. Долго не решался повернуться в ту сторону, где когда-то висел портрет генерала Волконского. Наконец повернулся. Видит — висит Волконский.
Мерещился Николаю I портрет декабриста.
Повернулся, ушёл Николай I. С той поры и до конца своих дней не зашёл он больше ни разу в Галерею героев. Семьдесят восемь лет рама висела пустой. Лишь в 1903 году в неё был снова вставлен портрет прославленного генерала.
Если войдёшь в Галерею героев, вот Михаил Кутузов. Слева Багратион. Справа Барклай де Толли. Вот генералы Раевский, Коновницын, Дохтуров, прославленный партизан Денис Давыдов. А вот и Сергей Волконский.
Портрет и сейчас висит.
«СТРУН ВЕЩИХ ПЛАМЕННЫЕ ЗВУКИ…»
Их на память читали в камерах. Повторяли дорогой, идя на работу, во время самих работ. С ними декабристы ложились спать. А просыпаясь, опять читали.
Вот эти стихи:
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадёт ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.

Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придёт желанная пора.

Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.

Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
Стихи написал Пушкин. Привезла их в Сибирь Александра Григорьевна Муравьёва. Везла тайно, с большой осторожностью. Попади стихи к царским сыщикам — самому Пушкину грозила бы Сибирь и каторга.
Во время восстания декабристов Пушкин томился в ссылке, в селе Михайловском. Вернувшись из изгнания, он был приглашен к Николаю I.
— Где бы ты был 14 декабря, окажись в Петербурге? — спросил Николай I.
— На Сенатской площади, — гордо ответил Пушкин.
На послание Пушкина декабристы откликнулись тоже стихами:
Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли…
К мечам рванулись наши руки,
Но лишь оковы обрели.

Но будь спокоен, бард, цепями,
Своей судьбой гордимся мы
И за затворами тюрьмы
В душе смеёмся над царями!
Были в стихах и другие строчки. Среди них две — пророческие:
Наш скорбный труд не пропадёт,
Из искры возгорится пламя…

Глава X
ДВОЙНАЯ ПАМЯТЬ

ИСПРАВИЛ
Отправляя декабристов в Сибирь на каторгу, Николай I гадал, как поступить лучше: то ли расселить их по разным тюрьмам, то ли в общий согнать острог. Наконец решил: «Вместе держать их лучше. Когда вместе, за ними следить удобнее».
Рассуждал царь и о другом: «Побудут год они в общей тюрьме, начнут между собою ссориться. Характеры у них разные, привычки разные. По богатству не одинаковы — кто беден, а кто богат. И по чинам — кто генерал, а кто рядовой поручик. И по званиям — кто князь, а кто грязь. Хи-хи! Перессорятся!»
Дурново и здесь был у царя в советчиках.
— Гениально! — кричал Дурново. — Гениально!
Приказал Николай I собрать декабристов вместе вначале в Читинском остроге, а потом построил специальную тюрьму на Петровском заводе, ту, что была без окон.
Привезли декабристов. Выждал царь год.
— Ну как, перессорились?
— Нет, дружно живут, ваше величество.
Прошёл ещё год.
— Ну как, перессорились?
— Нет, дружно живут, ваше величество. Даже ещё дружнее.
И верно. Жили декабристы на редкость дружно. Общая каторга ещё больше сблизила, объединила их. Не кичились они ни чинами, ни званиями, ни богатством своим. Всегда приходили на помощь один другому. Сообща им было легче бороться с тюремным начальством. Легче переносить лишения и утраты.
Понял Николай I, что из плана его ничего не вышло.
— Ошиблись мы с тобой, Дурново, ошиблись. Обмишурились. Надо бы их поместить раздельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112