Нюта ухватилась за подоконник. Поднялась, занесла руку. Раскрытая рама пискнула. Щербацкий поднял голову. Их глаза встретились. Ясные, бесстрашные глаза Нюты, полные ужаса глазки Щербацкого. Нюта размахнулась, швырнула гранату. В комнате раздался страшенный взрыв.
ДОРОГА
Дорога. Дорога. Судьба-дорога. Дорога, как время, вперёд бежит.
Утро. Проснулось солнце. Скинуло шапку:
«Здравствуйте, люди! Здравствуй, Анюта! Братишка, куда ты опять идёшь?»
Дорога. Дорога. Идёт она полем, то вьётся лесом, то через речку мостком скрипит. Сбегает в низинку, лезет на горку. Змейкой во ржи шуршит.
Ночует Нюта в крестьянских избах.
— Куда же ты, дитятко? — спросила хозяйка.
Ответит невнятное что-нибудь Нюта. Не пытает больше хозяйка. Мало ли дел на земле у людей.
Выспится Нюта, а утром:
— Спасибо, — и снова идёт вперёд.
Едет мужик дорогой. Остановится.
— Кто ты такая? Садись, подвезу.
Залезет Нюта на дроги и снова ответит так, что только думай-гадай, куда же идёт девчонка.
Оберегается Нюта.
А вокруг? Везде, как в Ромашках. Стонет вокруг земля.
Куда ты шагаешь, Нюта? Что ждёт тебя в палеве этих суровых дорог, в это нелёгкое лето?
Дорога, дорога. Судьба-дорога. Шагает по небу солнце. Шагает под небом Нюта. Дорога, дорога вперёд бежит.
ДРОГНУЛИ
Нюта идёт в Петроград. В Красный Питер её дорога.
«Чуть подучусь, — мечтает девчонка, — комендором, как Виров, стану. С „Гавриила“ теперь никуда. Пусть попробует только Лепёшкин».
Шагает Нюта, вспоминает про Ромку. Ромка теперь далеко. Ромка герой, Ромка бьёт белых. Представляется Нюте Ромка верхом на лихом коне. С острой шашкой в руке. С красной звездой на шлеме.
Ромка, Ромка. Царевич Ромка, а помнишь ли Лугу, помнишь ли лес?..
Неделя, как Нюта уже в пути. Далеко за плечами остались и речка Луга, и Ромашки, и город Ямбург. Где-то рядом проходит фронт. Пробраться бы только в Гатчину. За Гатчиной сёла: Красное, Детское. За ними Пулково, Питер, Кронштадт, «Гавриил»…
Ночевала Нюта в большом селе. Тут и застала её долгожданная весть: Красная Армия погнала Юденича. Утром в селе появились белые — отходящая с боем часть.
Длинной кишкой втянулся в село обоз, до сотни телег, гружённых разным добром, пенькой и душистым хлебом. Шумно, с криком и гамом входили роты.
Вступив в село, белые тут же начали рыть окопы. На церковную колокольню подняли пулемёт. За крайним домом, в тени рябин, поставили пушку.
Среди дня в село зашёл незнакомый мальчик — оборвыш, нищенка. С латаной торбой через плечо он ходил от избы к избе, стучался несмело в двери.
— Сироте бездомному, люди добрые, христа ради, на пропитание… выводил он страдальческим голосом.
Пришельца Нюта заметила издали. Он шёл медленно, осторожно пробирался между обозных телег, запрудивших сельскую улицу; с детским любопытством посматривал по сторонам. Мальчик подходил всё ближе и ближе. И вдруг словно оборвалось что-то у Нюты. Нюта признала Ромку.
Ударь среди ясного неба гром, изба превратись в телегу, корова человеческим голосом заговори, не так бы тому удивилась Нюта, как встрече подобной с Ромкой. Нюта стояла как столб. Но минуту, не больше. Наконец она бросилась к мальчику.
— Ромка, Ромка! — кричала Нюта.
Ромка поднял глаза, но не улыбнулся, не вскрикнул от радости, а лишь глянул на Нюту, словно впервые видит.
— Я же Нюта, Нюта! — твердила девочка. — Ну помнишь, Ромка…
— Я не Ромка, — ответил Ромка. — Дяденька, христа ради, сироте бездомному… — потянулся он к проходящему рядом солдату.
— Пошёл вон, — ругнулся солдат.
Даже не взглянув на Нюту, мальчик прошёл мимо.
У Нюты подкосились ноги. Она хотела закричать, снова окликнуть Ромку, но не смогла. Налетевшая обида цепью сковала Нюту. Резко повернувшись к избе, девочка вбежала во двор, влетела в раскрытые ворота сарая, упала на сено и горько заплакала.
«ЭХ, РОМКА, РОМКА!»
Эх, Ромка, Ромка! До позднего вечера Нюта пролежала на сене. Обида проходила медленно, туманила мысли. Хотелось ни о чём не думать, а просто лежать и плакать.
И она лежала, то затихая, то опять всхлипывая.
«Да что я лежу, — вдруг подумала Нюта. — Ромка и не хотел меня вовсе обидеть. Просто так само оно получилось. От неожиданности. Мальчишки — они с самолюбием. Застыдился, конечно, Ромка. Дура, дура», — ругала себя Нюта. Она покраснела, стало совестно за себя.
«Надо догнать, всё объяснить, успокоить Ромку», — прыгали у Нюты мысли. Она представила, как вместе с Ромкой они проберутся к красным (ведь красные рядом!), как явится на «Гавриил» («Эх, и пойдёт же Ромке морская форма!»), как будут вместе они сражаться и бить ненавистных белых. («Как Виров, комендорами будем», — опять о своём подумала девочка.)
Она вскочила, бросилась к выходу и столкнулась с хозяйкой.
— Куда ты?
Нюта остановилась.
— Я-то… мне-то… — начала девочка. «Что бы сказать?» Сказала просто, к чему выдумывать: — Мальчик тут… Просил подаяние…
— Ох, ох, — всплеснула руками хозяйка. — Убили его офицеры. Он оттуда, от красных. Он пулемёты, солдат считал, — тараторила женщина. Такое-то малое. Словно мой Вася. Годов-то ему с тринадцать. О господи, что же оно творится!
Перед глазами у Нюты всё пошло кругом.
— Да что ты, родимая! — вскрикнула женщина.
— Ромка, прости меня, Ромка, — сквозь слёзы шептала Нюта.
ВЕРНУЛСЯ
Ночь. Нюта пробирается к краю села.
Тут за овражком в гору идёт дорога. Там за горкой всего в четырёх верстах другая стоит деревня. В ней находятся красные. Ромка от них пришёл.
Выходить из села опасно. Караулы кругом стоят. Нюта крадётся вдоль изб, огородами. Вот и овражек. Вот и бугор. Эх, не сбиться бы только с дороги!
И вдруг:
— Стой, кто идёт?!
Замерла Нюта. Людей не видно. Темень со всех сторон.
— Стой! — послышался снова голос.
Лязгнул затвор винтовки — где-то рядом, шагах в двадцати. Глянула Нюта: сквозь темноту прорезался поднявшийся в рост человек.
Рядом другой.
Пригнулась Нюта — и в горку что силы.
Ба-бах, — грянул выстрел.
Ба-бах, — грянул второй.
Свистнули пули. Одна над ухом жикнула, словно пилой. Другая ударила в землю. Нюта бросилась в сторону. Снова два выстрела.
Потом ещё два. Но пули пошли правее. Укрыла девочку ночь-темнота.
В штабной избе у красных словно бы ждали Нюту. Командир не ложился спать. Он молча выслушал девочку.
— Значит, одно орудие, три пулемёта. На колокольне один из них. Так. Беляков, говоришь, насчитала шестьсот и сбилась. Так. Красноармеец Задорнов расстрелян. — Командир опустился на лавку.
Только теперь Нюта заметила, что сам командир годами чуть ли не с Ромку. Такой же безусый. Такой же вихрастый. Такой же задорный вид.
— Значит, расстрелян, — опять повторил командир и сжал в кулаки ладони.
— У белых одно орудие, три пулемёта, — передавалось в ту ночь от бойца к бойцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112