Михаил от Петра потребовал:
— Дай слово, если придёт беда, для матери стать опорой.
Не стал младший перечить старшим. Уехал в Кронштадтскую крепость. Успокоились старшие. И вдруг на Сенатской площади в самый разгар восстания заметили братья знакомые брови, знакомые кудри. Золотистые кудри. Соболиные брови.
— Как ты посмел!
— Мальчишка!
— Немедля ступай отсюда!
— Не уйду, не уйду! Право на то имею.
— Марш отсюда, немедля марш!
— Не уйду, не уйду! Право на то имею.
«Ну и наглец, — поразились братья. — Право ещё придумал!»
— Кто же право тебе пожаловал?
— Вы, — отвечает младший.
— Мы?! — возмутились старшие.
— Вы, — повторяет Пётр. — Право моё — фамильное. Я, как и вы, Бестужев.
ОТЕЦ СЕРАФИМ И ОТЕЦ ЕВГЕНИЙ
Не смог генерал Милорадович уговорить солдат. Не разогнали восставших конные.
Задумался царь Николай I: что бы ещё придумать?
Кто-то шепнул царю:
— Ваше величество, слуг бы господних послать к злодеям.
Понравилась мысль Николаю I. Приказал он срочно вызвать к себе попов.
Явились отцы святые — отец Серафим и отец Евгений.
Глянул царь Николай на отца одного, на отца другого:
— Ну что же, ступайте с богом.
Подкатила карета. Уселся в карету отец Серафим. Уселся в карету отец Евгений.
— Боязно что-то, — шепчет отец Серафим.
— Аж мурашки идут по телу, — отзывается поп Евгений.
Приехали они на Сенатскую площадь. Остановилась карета. Вылез наружу отец Серафим, вылез отец Евгений. Подошли святые отцы к восставшим. Задрали кресты в поднебесье.
— Побойтесь бога. Он всё видит, всё слышит, — начинает отец Серафим.
— Он всё видит, всё слышит, — повторяет отец Евгений.
— Покарает за дело такое господь, — продолжает отец Серафим. Наложит проклятие вечное.
— Наложит проклятие вечное, — повторяет отец Евгений.
Неловко солдатам от этих слов. Притихли, потупили головы.
Вовсю разошёлся отец Серафим, даже ногой притопнул:
— Гореть вам, отступники, в пламени адовом. Не видеть вам райских садов.
— Не видеть вам райских садов, — повторяет отец Евгений.
Всё шло у попов хорошо. Но вдруг среди солдат озорник нашёлся.
— Фьить! — присвистнул какой-то лихой гренадер. И лицо на страшный манер состроил.
Сбился с мысли отец Серафим.
На полуслове запнулся отец Евгений.
Хихикнули дружно солдаты. А тут ко всему ударили вдруг барабаны. На парадах не выбивали солдаты такую дробь, как тогда на Сенатской площади.
Показалось святым отцам, что расступилась земля под ними, что в небе грохочет гром.
Схватился за уши отец Серафим. Схватился за уши отец Евгений.
— Боже, спаси, помилуй!
Развеселились совсем солдаты:
— В церковь ступайте, святые отцы. Тут нам попов не надо.
Пытался отец Серафим снова начать о боге. Только раскрыл в полуслове рот, как тут же солдаты опять подняли такой барабанный стук, что даже царь Пётр I на своём пьедестале вздрогнул.
— Ступайте, ступайте! — кричат солдаты. — Разберёмся без вас, без бога!
Кто-то пристукнул ружейным прикладом. Кто-то лязгнул для большего веса штыком. А тут гренадер-озорник снова состроил такую рожу, что обоим отцам показалось вдруг, будто бы сам дьявол своей особой явился сюда на площадь.
Попятились слуги господни. Повернулись — и прочь отсюда.
— Свят, свят, — крестился отец Серафим.
— Ик, ик, — икал от испуга отец Евгений.
СНАРЯДЫ
Коротки в Петербурге зимние ночи. Солнце взошло и тут же бежит к закату.
Боялся царь Николай темноты. Пойди уследи в темноте за солдатами. Не верил в преданность войск Николай I. Не покидала царя тревога: «Защищают пока меня, а сами небось, как бы к злодеям, думают».
Шепчут царю приближённые:
— Многие, ваше величество, ждут темноты. Перебежки возможны. Слухи идут нехорошие.
Посмотрел государь на небо. Сереет, сереет, сереет восток. Ещё час и совсем стемнеет.
Николаю I представилось страшное. Взбунтовались кругом полки. В темноте осмелел народ. Всколыхнулось, как море, Сенатская площадь. Бегут на него солдаты. Тянут вперёд штыки. Содрогнулся от мысли подобной царь. Подумал: спасение в пушках.
Давно уже отдан о них приказ. Время идёт. Однако что-то не едут пушки.
— Где пушки? — вскричал Николай I.
Разбежались в момент посыльные.
Ждёт государь. Слез с коня. Словно в клетку посаженный волк, взад-вперёд перед свитой ходит.
— Прибыли пушки, — наконец доложили царю.
— Где пропадали?! — грохочет царь.
Объясняют артиллеристы:
— Коней запрягали, ваше величество. Дюже брыкались кони. Пушки — хоть на руках кати.
— «Брыкались»! — ругнулся царь.
А сам понимает: «Тянут, злодеи, тянут. Ждут темноты, злодеи».
— Заряжай! — скомандовал государь.
Офицеры бросились к орудиям, смотрят — снарядов нет.
— Снарядов, ваше величество, нет.
Вскипел Николай I, набросился на артиллеристов.
— Торопились очень, — объясняют артиллеристы. — Впопыхах, государь, забыли.
— «Впопыхах»! — кричит Николай I. — Болваны! Скоты! Разини!
А сам понимает: «Тянут, злодеи, тянут. Ждут темноты, злодеи».
Смотрит царь с тревогой на небо. Сереет, сереет, сереет восток. Полчаса — и совсем стемнеет.
Послал Николай I на склад посыльных. Вернулись посыльные.
— Ваше величество, нет снарядов.
— Как — нет?
— Не дают их на складе.
— Как — не дают? — взревел Николай.
— Ваше величество, бумагу от величества вашего требуют.
«Измена», — подумал царь. Пробил его пот холодный. Пишет бумагу царь, а сам понимает: «Тянут, злодеи, тянут».
Поднял снова глаза он к небу. Сереет, сереет, сереет восток. Вот-вот и совсем стемнеет.
ЧТО ОТВЕЧАЕТ ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ
Великий князь Михаил был младшим братом царя Николая I. Пока царь ожидал снарядов, решил он к восставшим послать Михаила.
— Пообещай им чего желают. Уговори.
Не хочется ехать к войскам Михаилу. Однако что же тут делать. Сел на коня, поехал. Правда, с изрядной свитой…
Декабрист Вильгельм Кюхельбекер больше всего любил книги. На службе военной не был. Верхом на коне никогда не сидел. Сабли в руке никогда не держал. Как стреляет ружьё, не знал.
Был он школьным другом поэта Пушкина. Сам сочинял стихи. «Кюхля» нежно называли его друзья.
Добрым, отзывчивым был Кюхельбекер. Один недостаток — уж больно вспыльчив. Обиделся на кого-то однажды Кюхля, вызвал обидчика на дуэль.
— Кюхельбекер — и вдруг дуэль! — хохотал, узнавши об этом, Пушкин.
Однако Кюхля хотел стреляться. Дуэль состоялась. Целил Кюхля в обидчика, попал в своего секунданта. Хорошо, что не в голову, только шляпу ему пробил.
— Друг Кюхельбекер, вот мой тебе совет, — сказал после дуэли приятелю Пушкин, — никогда не бери пистолетов в руки.
Но Кюхля взял. 14-го декабря Кюхельбекер оказался в числе восставших. Вот он шагает по площади. Высокий, сутулый, не в мундире гвардейском, не в шляпе с султаном, в гражданском поношенном платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112