И вот как-то Лёшка затеял играть в царя. Однако царём никто не хотел быть. Заспорили. Тогда Сонька предложила позвать Аминодава Собакина, сына кулака и лавочника Собакина. Предложение понравилось. Ребята побежали к кулацкому дому.
— Аминодав, хочешь царём быть?
— Хочу. — Потом подумал: — А бить не будете?
— Зачем же бить — ты же царём. Главным!
Аминодав согласился.
Стали думать о царском дворце. Сонька сказала, что лучшего места, чем банька у Качкиных, и не сыщешь. Она далеко, на огородах, возле самого леса. Народ там не ходит. Мешать не будут.
Так и поступили. Соорудили из досок и веток молодому Собакину трон, сплели из соломы корону, и стал Аминодав царём.
Поначалу игра кулачонку нравилась. Он важно сидел на троне, подавал разные команды, и ребята немедленно всё исполняли: кланялись «царю» в ноги, носили его на руках, Петька Качкин отплясывал казачка, Сонька Лапина пела «страдания», а потом все разом — «Боже, царя храни».
Наконец ребятам это наскучило.
— А теперь, — проговорил Лёшка, — будем играть в свержение.
— В свержение, в свержение! — закричали ребята.
— Не хочу в свержение, — заупрямился Аминодав.
Тогда мальчишки бросились на Собакина, стащили его с трона, растоптали корону и даже скрутили руки.
— Пиши манифест, — приказал Лёшка.
— Манифест, манифест!.. — вопили ребята.
Сонька сбегала, принесла карандаш и бумагу.
— Пиши, — потребовал Лёшка.
Аминодав вытер набежавшие слёзы, взял карандаш.
— «Божьей милостью, — диктовал Лёшка, — мы, Николай Второй, император Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая… (Ребята с восхищением смотрели на Лёшку.)…признали мы за благо отречься от престола…»
В этом месте Собакин опять заупрямился.
— Пиши! — Лёшка смазал «царя» по затылку и продолжил: — «…и сложить с себя верховную власть».
Аминодав нехотя написал.
Стали спорить о том, как же подписывать.
— Пусть пишет «Собакин», — зашумели ребята.
Лёшка заколебался. Решили так: «Николай Второй», а ниже — «Собакин».
— Хорошо, — сказал Лёшка, просмотрев бумагу. — А теперь давай играть в заключение.
— В заключение, в заключение! — закричали ребята.
Решили содержать свергнутого «царя» тут же в баньке. Собакин опять заупрямился. Снова заплакал. Но слёзы и на сей раз не подействовали. Баню закрыли. Для надёжности поставили караульщиком Петьку Качкина. Дали ему вместо ружья палку, а сами помчались на кручу к реке Голодайке покататься на санках по последнему снегу.
Крутится Петька около баньки. Скучно.
— Пусти, — раздаётся из-за дверей. — Пусти.
Ходит Петька, делает вид, что ничего не слышит.
— Пусти, — хнычет Аминодав. — Я тебе леденцов принесу.
И снова Петька не подаёт виду. Виду не подаёт, а у самого начинает сосать под ложечкой. Представит леденцы — слюна в рот сама собой набирается. И всё же решает: «Нет, не открою».
Понял Аминодав, что Петьку ни слезами, ни леденцами не возьмёшь. Решил по-другому.
— Петька, — позвал жалостливо. — Петька!
Мальчик подошёл к двери.
— Ну что?
— Открой, мне по нужде.
Петька задумался: не ожидал такого. А Аминодав скулит и скулит:
— Пусти, ой, не могу. Пусти, ой, не могу!
«Ладно, на минутку пущу», — решил Петька. А Собакин только того и ждал. Был он и годами старше и ростом выше. Схватил Петьку и втолкнул вместо себя в баньку.
Вернулись ребята — нет караульщика. Подошли к двери. Услышали плач. Вошли в баню. Сидит Петька, слёзы рукавом вытирает.
— Ты как здесь? — набросился Лёшка.
— Обманул, — захныкал Петька и рассказал про Собакина.
Лёшка замахнулся.
— Эх ты, царя упустил! Революцию предал. Теперь и война не кончится. И земли мужикам не дадут.
Хотел Лёшка излупить Петьку. Но ребята заступились. Мал Петька, глуп. В Питере не жил, порошков и лекарств не разносил, как царя скидывали, не видел — где же ему понять про такое!
БАРЫНЯ ОЛИМПИАДА МЕЛАКИЕВНА
На все четыре стороны от Голодай-села расходились господские земли.
Принадлежали они помещице Олимпиаде Мелакиевне Ширяевой.
Дом Олимпиады Мелакиевны стоял на пригорке в двух верстах от села. Дом был старинный, приземистый. Четырьмя стенами и шестью колоннами врос он в землю, словно всосался.
Слева от дома река Голодайка, справа дубовая роща, прямо поля и поля. Любила барыня выйти на крыльцо, посмотреть на округу. Стоит барыня, смотрит, не сходит с лица улыбка. Куда ни глянь: земля, луга, лес — всё барское.
Перед самой войной Олимпиада Мелакиевна построила мельницу. Мельница была паровой. Стояла она у самого леса, в версте от барской усадьбы. И из ближних и из дальних мест съезжались сюда подводы. Целый день топчутся у мельницы мужики, ругаются бабы. Льётся золотым дождём ржаное, пшеничное, ячменное зерно. Крутит свою бесконечную карусель огромный каменный жёрнов.
Тут же при мельнице стоял индюшатник. Барыня Олимпиада Мелакиевна разводила индюшек. Индийские петухи и куры, неохотно уступая дорогу лошадям и людям, важно расхаживали по мельничному подворью, клевали в избытке рассыпанное зерно, жирели и дожидались престольных праздников. Под рождество, пасху и троицын день к индюшатнику подъезжали подводы. Важных птиц усаживали в клетки и отправляли в город на базар для выгодной распродажи.
За индюшками ходила хромоногая Харитина. А вечерами её сменял дед Сашка. Был он ночным сторожем и при индюшатнике и при мельнице. Для защиты от возможных разбойников дед имел колотушку. В руках с колотушкой и коротал старик длинные зимние ночи.
Через несколько дней после приезда Лёшки дед Митин отправился к барыне просить о великой милости для внука. Дед уже и место облюбовал. Лёшка и на мельнице бы работал, и Харитине хороший помощник по всякой надобности.
— Его к делу бы главное, барыня, — говорил старик. — Малец он неглупый. Между прочим, у аптекаря служил, в порошках имеет понятие.
— Ладно, приводи, — сказала Ширяева.
Пришёл Лёшка, глянул на барыню — кожа да кости. Никогда Лёшка таких тощих не видывал.
— Так, значит, из Питера? — спросила Ширяева.
— Из самого что ни на есть настоящего, — ответил за мальчика дед.
— И в лекарствах толк понимаешь?
— У аптекаря обучался, — снова полез старик.
— Ну ладно, — сказала Олимпиада Мелакиевна и положила Лёшке жалованье — полпуда зерном и деньгами три рубля в месяц.
Дед стал низко кланяться и благодарить барыню. Потом вспомнил, как кулак Собакин целует барскую ручку, изловчился и чмокнул Олимпиаду Мелакиевну в самые пальчики.
— Пошёл вон! — закричала Ширяева.
Дед съёжился, схватил Лёшку, попятился к выходу.
— Злющая, — проговорил он, когда они вышли на улицу.
— А чего она такая тощая? — спросил Лёшка.
— В ней змий поганый сидит, — объяснил обозлённый старик.
МЕЛЬНИЦА
Мельник Сил Силыч Полубояров был мужик крепкий, ростом без малого в три аршина, с руками, словно клещи, длинными и цепкими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112