- Очень дерзко насчет каждой звезды говорил. Я уж потом-то и понял,
кажная наука дерзкая!.. Тут я и решился спросить. А правда ли, спрашиваю
как бы ненароком, что до христова рожденья вот не было звезд показано? А
как родился, так и явлена первая... Нам деды сказывали.
И уже ждал Чмелев, что загрохочет Григорий над мужиковской темнотой,
над вредной глупостью Пантелеевых дедов, а Григорий не засмеялся. Тем же
ровным толком объяснил он так, как сам понимал: ходят звезды по большому
мраку... всегда ходили и всегда будут ходить, нигде им не поставлен
срок.
- Я и говорю, что-де может врешь ты?..
А Григорий вынул из сумки трубку, раздвинул ее и предложил Пантелею
самому взглянуть, хотя бы на луну. Остановил подводу, Чмелев посмотрел и
тяжело охнул.
- Словно понимаешь, в сердце оборвалось что. Гляжу, а луна-те рябая!
Батюшки мои, думаю... да как же так?! Ну, вот воску на снег вылить, так
же. И очень мне захотелось тут до всего досмотреться, нет ли где-нибудь
еще такого... одним словом, ну, непохожего!
Чмелев, задрав голову, глядел в ночное небо и таким удивляюще-прек-
расным видел его в первый раз. И уже казалось Пантелею Чмелеву, что
врастает он сам головой в эту черную зовущую пучину, в которой вдруг на-
шелся свой план и смысл.
- Так мы и ехали. Он те заснул потом, а я все в небо и ротозел. Рото-
зел-ротозел, да на березу и наехал... - с тихим смешком повествовал Чме-
лев. - Береза-то в этом месте на дорогу, вишь, вылезла. Там и объезд
был, да я не видел, задравши голову. Очень это замечательный человек,
Григорий! Все во мне перевернул, а не обидно... В уезде вылезает от меня
да и смеется: а ведь ты, говорит, большевика вез! Вот уж тут-то, созна-
юсь, и раззял я рот-те!..
- Это агроном с Чекмасовского поля, Григорий Яковлич звать, - вставил
свое слово Матвей Лызлов, откусывая хлеб.
- А потом-то встречался с ним? - взволнованно спросил продкомиссар.
Он ел мало, зато слушал жадно.
- Да наезжает-то часто... Все на картошку меня уговаривает. Он меня
учит, а я его, кто чего не знает. Складно у нас выходит. Он и останавли-
вается у меня...
- То-есть как это на картошку уговаривает? - заинтересовался продко-
миссар.
- Да ведь местность у нас все больше прямая, как ладонь... Опять же
земля такая. Выгодней всего картошка, если, к примеру б, завод тут еще
построить... А то далеко возить. Под уездом, там есть терочный один,
бывшего Вимба, - объяснил Чмелев знающим тоном.
Петр Грохотов пил молоко с хлебом и все время Пантелеева рассказа
подзуживал Марфушу, сидевшую в отдалении. Марфуша уговаривала его взять
ее в жены, а Петр смеялся, что, мол, лицом нехороша.
- А ты мне платье купит, хоротая тану, - тянула Марфушка, кривляясь.
- Э, нарядить тебя значит? Этак не выйдет! Наряди пень, и пень хорош
будет.
- Я не тарая, - твердила Марфуша, и глупое лицо ее на мгновенье оза-
рялось настоящей мольбой. - Возьми Петрутка... Больно мне надоело в дев-
ках-те ходить!
- Ладно, вот через недельку! - пошутил Петр, и встал с лавки. - Вы уж
тут рассказывайте, а я поспать пойду, - громко сказал он. - На сеновал к
тебе можно, дядя Пантелей? Я ведь некурящий.
- Ах да... Что у вас давеча за скандал вышел? - вспомнил продкомис-
сар, вопросом намарщивая лоб.
- Это у Рахлеевых? - потягиваясь, спросил Грохотов. - Да так... Каж-
дый день бывает!.. - и пошел.
Уже без Грохотова стал Чмелев рассказывать, как он объяснял про звез-
ды мужикам, а мужики ему ответили: "нам ни к чему, мы землю пашем!". Ка-
кие сам почитывает книжки, и как книжки помогают ему жить. Обед уже кон-
чился, и хозяйка, сняв скатерть, вытряхнула ее за окном. Стоял самый
разгар полдня. Все живое дремало, даже затихшие в остекляневшем воздухе
деревья. Один только Чмелевский петух, пышнохвостый и с плоским гребнем,
ошалело долбил сухую гнилушку под самым окном, ища в ней хоть капельку
съедобного смысла.
Скоро ушел и Лызлов, и продкомиссар со Чмелевым остались с глазу на
глаз в пустой избе. Полтора часа длилась их беседа, и все еще не устал
слушать Чмелева гость его. Тут-то и вбежал очень бледный Лызлов и, не
глядя ни на кого, сказал:
- Петьку убили.
- Где убили?.. - вскочил Пантелей, обычно прищуриваясь. Подбородок
его сразу как-то выдался вперед. Для своих лет он проявлял удивительную
живость.
- Во ржи нашли... В плечо его хлыснули!
- Арестовали его?.. - спросил Чмелев, потерянно шаря рукой по столу.
- Да-да, арестовать нужно, - заторопился продкомиссар изменившимся
голосом.
- Семена-те?.. - говорил Лызлов. - Убежал Семен. Я послал двух испол-
комских за ним... Он у одного винтовку вырвал, а другого повалил.
- Куда же ему уйти?.. - наощупь спрашивал продкомиссар.
- Да в лес ушел, к этим... летучим. За Курью! Агафьина девка видала,
через мосток бежал!
- Очень плохое дело! - решил Пантелей Чмелев, наматывая и сматывая
какую-то веревочку с пальцев. - Теперь уж не найти... - Чмелев встал и
обернулся к окну.
- Да, уж Семена не найти... это правда, - согласился Лызлов и потер
лоб, как бы стараясь стереть со лба печать заботы и повседневных волне-
ний.
- Я не про Семена, - резко перебил его Чмелев. - Я про другое. Уте-
рянного, говорю, не найти. Очень плохое дело. Теперь начнется уж...
Так представлялось это дело человеку со стороны. Но не таким было оно
всякому иному, знакомому с обличьем всех тех, кто населял Воры.
XI. Положение усложнилось.
С этого дня быстрей пошло колесо.
Село заволновалось, заметалось в целой сети событий и с каждым дви-
женьем все туже запутывалось в их лукавых петлях. Догадки будоражили му-
жиковские умы, одна другой непонятней. Ходило смутное указанье, скоро
впрочем рассеявшееся, что Грохотова убил не Семен, а Фетиньи муж, мужик
злопамятный и во хмелю неудержный. Это тем более, что и нашли-то Петьку
на Фетиньиной полосе. Странную хмельность Фетиньина мужа подтверждала и
молодая Аксинья Рублева. Спросила Аксинья в тот вечер: "ты с чего это,
Фетиньин муж, куражишься? Вот жена-те намылит тебе голову!". А Фетиньин
муж объявил ей на это турка, то-есть кукиш с вывертом и с прибавком двух
очень неуказанных слов. - Подпрятовская старуха утверждала свое: всему
писарь Муруков виной! Прислали из уезда на волость три пары обуви: две
пары женских полсапожек на высоком каблуку, а третьи - на картонной по-
дошве бахилки, для покойничка. Лызлов Матвей и отдал жене своей пару,
чтоб носила за Советскую власть, потому что совсем обносилась баба, хо-
дила совсем босая, даже в церкву нечего надеть. Остальные две пары, и в
том числе покойницкие, председатель сдал в цейхгауз. А тут Муруков и
пришел: "дай, говорит, Матвей, и мне пару за Советскую власть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99