Мы,
как съединимся, так и вдарим с сорока концов. Коли каждый по камню бро-
сит, и то гора выйдет. А нам на Антонову милость итти не след. Ишь, су-
дом застращал! А какой нам с тобой, к примеру, Евграф Петрович Подпря-
тов, суд? И тебе тоже, Кирилл, и тебе, Лаврен! Не сами ли вы солому тас-
кали под исполкомские-то стены? А не ты ль, Гарасим, Мурукова вверх по-
дымал и оземь брякал?! Наш суд - пуля, страшный суд!.. Что ж ты, Гара-
сим, вертишься? Ты в меня, Гарасим, соколом гляди! Не гоже коноводу Га-
расиму воробьишка представлять из себя... И на тебя уж готова пуля, ле-
жит в Антоновом кармане! Ужли ж так застращены, что и до кустов добежать
не впору будет? Да еще и кто он есть, Антон!
- Значит власть настоящую имеет, коли прощенье сулит! - глухо, но
слышно вставил рассудительный Попузинец. - Какая ты власть! - осмелев от
одобрительного молчанья остальных, поднял он голос. - Ты наш, свой, мы
тебе и повиноваться не можем! А он, эвона, пахать велит...
- Это девствительно... Ничего я яровых в сей год не запахал, - раз-
думчиво сказал бородач из двадцать третьей.
- Сказано... наделов будут лишать, - прибавил приятель бородача, ко-
выряя в затылке.
- Так разве ихняя только власть прощает? - наступал, озлобляясь, Се-
мен. - Вот, погодите, придет подкрепленье, скинем ихнюю руку, так и мы
прощать будем. Этак-то легко прощать, если кнут в руке держать...
- Не затем воюем, чтоб прощать, - сердито вставил Гарасим.
- Это уж девствительно. Прощенье только людей портит, - добавил боро-
дач из двадцать третьей.
Настроенье решительно изменялось в сторону твердой обороны до самой
той поры, пока не объявится подкрепленье. - Мишка, закуривая, зажег
спичку, а Семен скоса взглянул на Настю, и вся сила, отхлынувшая-было,
вновь прилила к нему, как полая вода, ломающая плотины. Настя сидела в
углу с полуоткрытыми глазами, а рукой делала движенья, точно гладила ко-
го-то, стоящего перед ней. - Он говорил теперь еще безжалостней, как бы
в исступленьи, точно пинал и ворочал гору, возлегшую на его пути. Уже не
слышалось возражений. Задеты были мужиковские сердца, заговорила кровь,
сама земля. Гарасим потерянно теребил поясок рубахи. Юда грыз ноготь и
умным выжидающим взглядом мерил соотношение смутного, белевшего в потем-
ках Семенова лица с Настей, еле приметно раскачивавшейся в такт Семено-
вым словам. Бородач из двадцать третьей, с напряжением выпятивший грудь,
выглядел как на исповеди: просветленный, виноватый, необычный. Приятель
его, верный подголосок бородача, потряхивал головой, жалко плакал, чесал
затылок, оглядывался по сторонам и подтягивал вверх штаны, - все это ра-
зом.
- Это уж девствительно! - и, хныкая этим словом, занятым в долг у
приятеля, толкал соседа в бок.
Какой-то, не особого роста, высунул из толпы кулак и перекричал Семе-
на: "до конца биться... Круши, вали!". Тут-то, снаружи же раздался вдруг
гул голосов. Задние из толпившихся за землянкой куда-то побежали. Кто-то
удивленно свистнул, кто-то упал, и над ним засмеялись, кто-то выстрелил,
- суматоха и замешательство усилились.
- Тинтиль-винтиль, а ведь это за нами, братцы, пришли! - вслух дога-
дался Стафеев.
- Узнай поди, - дрогнувшим голосом, потому что оборвался на полусло-
ве, велел Семен.
Но Жибанда не успел сделать и трех шагов по тесноте, - Петька Ад,
длиннорукий и усердный, с искаженным лицом, остановился перед Семеном.
- Ты что?.. - Семен отвел рукою от себя Настю, протеснившуюся к нему.
Петька Ад глубоко вздохнул, высунул язык и снова спрятал его, еще бо-
ле ширил круглые глаза, а говорить не мог.
- Ой... бег со всех сил, дух заперло... - махом выдохнул он и опять
побаловался языком. - Как я разводящий ноне... подхожу к дуплу...
- Там кто часовой?
- Тешка... А он уж и стрелять нацелился!
- Да говори толком, чорт! - озлился Семен.
- Счас, счас, вот только дух переведу. Комиссар пришел! - крикнул
Петька и бессильно присел тут же на пол.
Семен не успел переспросить. Снаружи раздались крики: "ведут, ведут".
- А?.. А? Кого ведут? - всполошился приятель бородача и заметался
между барсуками.
- Чорта, папаша, поймали. Чорт по малину пошел, его тута и сграбаста-
ли! - зло и спокойно ответил Юда и похрюкал по свиному.
- Так какая ж малина ноне? Ведь не пора ей, друг! - поверил чистосер-
дечно приятель бородача.
- Огня, огня... - покричал кто-то.
Бегунов зажег-было светильник, но его тотчас же опрокинули, и снова
стояли потемки. В дверь вводили пойманного на поле.
- Огонька-а бы! - жалобно прокричал тот же голос.
Мишка чиркнул спичкой и поднял высоко над головой. Толстые, короткие,
уродливые тени испуганно заметались по стенам. Но спичка потухла и снова
на стены нахлынула тень. Кто-то зажег лучину и осветил неизвестного гос-
тя.
- Это ты сейчас и пришел?.. - едко спросил Семен у стоявшего перед
ним Половинкина. Он узнал его сразу, хотя от прежнего Воровского продко-
миссара оставалось только несколько неуловимых черт.
- Семен Барсук, это ты? - спросил Половинкин в упор и громко.
- Я, ну! - чему-то смутился Семен.
- Тебе письмо от брата! - и протягивал на разжатой ладони записку,
смятую чуть не в шарик. Лучина потухла, но при ее последней вспышке уже
различил Семен насмешку на Половинкинских усах.
Общее недоумение охватило всех: еще не совсем забыт был Брыкин. Сам
Семен ощутил странное волненье, сходное с тем, какое испытал в давней
юности при встрече с Павлом. Семен взял записку и стиснул ее в кулаке.
Никто не видал из-за темноты ту жалкую улыбку, которая набежала при этом
на Семеново лицо. Опять зажгли лучину. Все молчали, глядели в Семена
ждущими, выспрашивающими глазами. Юда, надув щеки, ловко сыграл на гу-
бах, и все поняли, что хотел сказать этим Юда.
- Ну, я пойду, - сказал Половинкин, вопросительно окидывая Семена, и
почти повернулся уходить. - А может, убивать будете?.. - вдруг нереши-
тельно повернулся он.
- Мы тебя на сей раз не тронем, один ты... - тихо отвечал Семен и
знал, что барсуки его слушают так внимательно, как никогда. - Ступай,
пожалуй.
- Может, глаза завяжете? - уже с нескрываемой насмешкой спросил Поло-
винкин.
- Нет, так ступай... - сказал Семен, чувствуя, что приступает к горлу
гнев: - Брыкина, дружка твоего, мы прикончили... слышал? - ударил он
словом.
- Повесили, что ли?
- Не-ет, просто так... из ружья! - сказал Жибанда, в развалку подходя
со стороны.
- Напрасно... - холодно откликнулся Половинкин. - Не стоило на такого
пули тратить. На сук бы - и все.
- Может, к дружку своему хочешь? Места хватит там! - и Мишка, играя,
больно шлепнул Половинкина по спине.
- Да уж что! Под землей места просторные, - охотно согласился Поло-
винкин, словно не было ему больно от Мишкина шлепка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
как съединимся, так и вдарим с сорока концов. Коли каждый по камню бро-
сит, и то гора выйдет. А нам на Антонову милость итти не след. Ишь, су-
дом застращал! А какой нам с тобой, к примеру, Евграф Петрович Подпря-
тов, суд? И тебе тоже, Кирилл, и тебе, Лаврен! Не сами ли вы солому тас-
кали под исполкомские-то стены? А не ты ль, Гарасим, Мурукова вверх по-
дымал и оземь брякал?! Наш суд - пуля, страшный суд!.. Что ж ты, Гара-
сим, вертишься? Ты в меня, Гарасим, соколом гляди! Не гоже коноводу Га-
расиму воробьишка представлять из себя... И на тебя уж готова пуля, ле-
жит в Антоновом кармане! Ужли ж так застращены, что и до кустов добежать
не впору будет? Да еще и кто он есть, Антон!
- Значит власть настоящую имеет, коли прощенье сулит! - глухо, но
слышно вставил рассудительный Попузинец. - Какая ты власть! - осмелев от
одобрительного молчанья остальных, поднял он голос. - Ты наш, свой, мы
тебе и повиноваться не можем! А он, эвона, пахать велит...
- Это девствительно... Ничего я яровых в сей год не запахал, - раз-
думчиво сказал бородач из двадцать третьей.
- Сказано... наделов будут лишать, - прибавил приятель бородача, ко-
выряя в затылке.
- Так разве ихняя только власть прощает? - наступал, озлобляясь, Се-
мен. - Вот, погодите, придет подкрепленье, скинем ихнюю руку, так и мы
прощать будем. Этак-то легко прощать, если кнут в руке держать...
- Не затем воюем, чтоб прощать, - сердито вставил Гарасим.
- Это уж девствительно. Прощенье только людей портит, - добавил боро-
дач из двадцать третьей.
Настроенье решительно изменялось в сторону твердой обороны до самой
той поры, пока не объявится подкрепленье. - Мишка, закуривая, зажег
спичку, а Семен скоса взглянул на Настю, и вся сила, отхлынувшая-было,
вновь прилила к нему, как полая вода, ломающая плотины. Настя сидела в
углу с полуоткрытыми глазами, а рукой делала движенья, точно гладила ко-
го-то, стоящего перед ней. - Он говорил теперь еще безжалостней, как бы
в исступленьи, точно пинал и ворочал гору, возлегшую на его пути. Уже не
слышалось возражений. Задеты были мужиковские сердца, заговорила кровь,
сама земля. Гарасим потерянно теребил поясок рубахи. Юда грыз ноготь и
умным выжидающим взглядом мерил соотношение смутного, белевшего в потем-
ках Семенова лица с Настей, еле приметно раскачивавшейся в такт Семено-
вым словам. Бородач из двадцать третьей, с напряжением выпятивший грудь,
выглядел как на исповеди: просветленный, виноватый, необычный. Приятель
его, верный подголосок бородача, потряхивал головой, жалко плакал, чесал
затылок, оглядывался по сторонам и подтягивал вверх штаны, - все это ра-
зом.
- Это уж девствительно! - и, хныкая этим словом, занятым в долг у
приятеля, толкал соседа в бок.
Какой-то, не особого роста, высунул из толпы кулак и перекричал Семе-
на: "до конца биться... Круши, вали!". Тут-то, снаружи же раздался вдруг
гул голосов. Задние из толпившихся за землянкой куда-то побежали. Кто-то
удивленно свистнул, кто-то упал, и над ним засмеялись, кто-то выстрелил,
- суматоха и замешательство усилились.
- Тинтиль-винтиль, а ведь это за нами, братцы, пришли! - вслух дога-
дался Стафеев.
- Узнай поди, - дрогнувшим голосом, потому что оборвался на полусло-
ве, велел Семен.
Но Жибанда не успел сделать и трех шагов по тесноте, - Петька Ад,
длиннорукий и усердный, с искаженным лицом, остановился перед Семеном.
- Ты что?.. - Семен отвел рукою от себя Настю, протеснившуюся к нему.
Петька Ад глубоко вздохнул, высунул язык и снова спрятал его, еще бо-
ле ширил круглые глаза, а говорить не мог.
- Ой... бег со всех сил, дух заперло... - махом выдохнул он и опять
побаловался языком. - Как я разводящий ноне... подхожу к дуплу...
- Там кто часовой?
- Тешка... А он уж и стрелять нацелился!
- Да говори толком, чорт! - озлился Семен.
- Счас, счас, вот только дух переведу. Комиссар пришел! - крикнул
Петька и бессильно присел тут же на пол.
Семен не успел переспросить. Снаружи раздались крики: "ведут, ведут".
- А?.. А? Кого ведут? - всполошился приятель бородача и заметался
между барсуками.
- Чорта, папаша, поймали. Чорт по малину пошел, его тута и сграбаста-
ли! - зло и спокойно ответил Юда и похрюкал по свиному.
- Так какая ж малина ноне? Ведь не пора ей, друг! - поверил чистосер-
дечно приятель бородача.
- Огня, огня... - покричал кто-то.
Бегунов зажег-было светильник, но его тотчас же опрокинули, и снова
стояли потемки. В дверь вводили пойманного на поле.
- Огонька-а бы! - жалобно прокричал тот же голос.
Мишка чиркнул спичкой и поднял высоко над головой. Толстые, короткие,
уродливые тени испуганно заметались по стенам. Но спичка потухла и снова
на стены нахлынула тень. Кто-то зажег лучину и осветил неизвестного гос-
тя.
- Это ты сейчас и пришел?.. - едко спросил Семен у стоявшего перед
ним Половинкина. Он узнал его сразу, хотя от прежнего Воровского продко-
миссара оставалось только несколько неуловимых черт.
- Семен Барсук, это ты? - спросил Половинкин в упор и громко.
- Я, ну! - чему-то смутился Семен.
- Тебе письмо от брата! - и протягивал на разжатой ладони записку,
смятую чуть не в шарик. Лучина потухла, но при ее последней вспышке уже
различил Семен насмешку на Половинкинских усах.
Общее недоумение охватило всех: еще не совсем забыт был Брыкин. Сам
Семен ощутил странное волненье, сходное с тем, какое испытал в давней
юности при встрече с Павлом. Семен взял записку и стиснул ее в кулаке.
Никто не видал из-за темноты ту жалкую улыбку, которая набежала при этом
на Семеново лицо. Опять зажгли лучину. Все молчали, глядели в Семена
ждущими, выспрашивающими глазами. Юда, надув щеки, ловко сыграл на гу-
бах, и все поняли, что хотел сказать этим Юда.
- Ну, я пойду, - сказал Половинкин, вопросительно окидывая Семена, и
почти повернулся уходить. - А может, убивать будете?.. - вдруг нереши-
тельно повернулся он.
- Мы тебя на сей раз не тронем, один ты... - тихо отвечал Семен и
знал, что барсуки его слушают так внимательно, как никогда. - Ступай,
пожалуй.
- Может, глаза завяжете? - уже с нескрываемой насмешкой спросил Поло-
винкин.
- Нет, так ступай... - сказал Семен, чувствуя, что приступает к горлу
гнев: - Брыкина, дружка твоего, мы прикончили... слышал? - ударил он
словом.
- Повесили, что ли?
- Не-ет, просто так... из ружья! - сказал Жибанда, в развалку подходя
со стороны.
- Напрасно... - холодно откликнулся Половинкин. - Не стоило на такого
пули тратить. На сук бы - и все.
- Может, к дружку своему хочешь? Места хватит там! - и Мишка, играя,
больно шлепнул Половинкина по спине.
- Да уж что! Под землей места просторные, - охотно согласился Поло-
винкин, словно не было ему больно от Мишкина шлепка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99