..
Ну, Юда и рассердился!..
- Ну? - и опять закрыл глаза. - Варева-то хоть дали ему?..
- А мы его пожгли!.. - просто объявил Дмитрий Барыков. Видимо, Бары-
кову надоело молчать, потому и сказал, - лицо его не выражало ничего
иного, кроме как кромешную скуку.
Неистово брызгался огненной слюной светильник, а фитиль набух толстым
нагаром. Семен лежал неподвижно и совсем безжизненно.
- Уходите, ребята, от греха... Беды наживешь с вами! - замахал руками
Жибанда, скося глаза на Семенову руку, продолжавшую свой непонятный
счет.
Те и сами уходили из зимницы, понурые и уже нерадостные военной уда-
че. Тяжелая дверка, повешенная чуть вкось, шумно захлопнулась за послед-
ним.
- Сеня... - внятно позвал Мишка, усердно подымая брови. - Ты смирись,
облегчи сердце! Всяко яблоко с кислиной, известно... У меня вот, давно
было, тоже случай... рукавицы у товарища стащил. Шитые были, очень при-
ятные. Как-то, понимаешь, рука захотела, сам-то я и не хотел вовсе... Уж
я с ними маялся тогда! Ведь мы хода своей души не знаем, оттого и проис-
ходит. Так потом в яму и кинул их, жечь будто стали... А этот, председа-
тель-то ихний, ведь ему теперь все равно! Ведь он больше не чувствует!..
Неизвестно, слышал ли Семен хоть слово из Мишкиных увещаний. Мишка
даже удержать не успел. - Семен круто приподнялся и смаху уронил себя на
сломанное плечо. То было внезапно, как судорога. Только глухой Семенов
хрип свидетельствовал о боли.
Жибанда не выбежал, а в прыжок выскочил из зимницы. При выходе натк-
нулся на Шебякина и такое пообещал ему глазами, что тот сразу ощутил в
ногах некую неверность и метнулся в землянку. Жибанда бежал по лесу, ми-
мо землянок, цепляясь ногами за выпученные корневища, за дрова, валявши-
еся всюду. Сам не зная - зачем, он искал Настю. Он нашел ее...
Она, разрумяненная и взволнованная, стояла в кругу барсуков, весело
скаливших зубы. Против нее, как в поединке, стоял Юда и хитровато гладил
себе шею, не сводя с Насти смеющихся глаз. Мишка подбежал в ту минуту,
когда Настя длинно и скверно выругалась в ответ на какой-то столь же за-
мысловатый выпад Юды.
- Это что! Это все мелко, а ты покрупней загни! - задорил Юда.
- Как это загнуть?.. - как затравленная озиралась Настя.
- Ругнись тоесь... Покрупней ругнись! - и Юда подмигивал длинными
своими ресницами.
Тогда Настя выругалась еще страстней, грубым мужским ругательством.
Опять громко захохотали обступившие их барсуки, радостные всякому смеху,
откуда бы ни происходил.
- А знаешь что, Гурей? - улыбался Юда, когда утих взрыв смеха, и
только Тешкин низкий медленный хохот гудел. - Хочешь, я такое тебе заг-
ну, что и замолчишь!
- А ну... загни! Сморчковат загибать-то! - храбрилась Настя, но крас-
ные пятна на ее щеках предавали ее.
- А вот и загну... Только на ухо тебе, хочешь? - подступал Юда.
- Ну, ну, вали... - и Настя подставляла маленькое свое ухо горящее
пожаром стыда.
Юда потер руки, подмигнул барсукам и нарочито грузно налег на Настино
плечо.
- А ведь ты баба, я знаю! - шепнул он ей с жарким восхищением похоти.
XIV. Мишкина любовь и всякое другое.
Были причины Мишке ходить, как буря. Каждую ночь приходил Мишка к
Насте, - садился за стол и с самым неопределимым чувством глядел в ее
пепельно-смуглое лицо, на котором еще ярче, чем прежде, тлели губы. Ви-
дел одно: горела холостая папороть и звала к себе доверчивое сердце Миш-
ки. И он шел к ней, не зная колдовского слова, и каждую ночь сгорал в ее
огне, - а утром возникал из пепла, - отдаваясь целиком и ничего не полу-
чая взамен, тоскуя над непонятным ему.
- О чем ты молчишь? - неоднократно спрашивал Мишка, когда досказаны
были все любовные слова того вечера. - Ну, о чем ты?..
- А ты спроси, я отвечу, - оборонялась Настя.
- Не моя ты... - неуспокоенно ворочался Мишка, готовый и задушить.
- Да уж чего же тебе больше! - намекающе и с холодком смеялась та и
глядела, как в печке суетится огонь.
А Мишка не знал, что бывает еще больше того, но знал о кладе. В поис-
ках его торопливыми губами обрывал он огненные цветки Настиной папороти,
обжигаясь и обманываясь. А Настя не гнала Мишку, потому что ей нужна бы-
ла Мишкина сила. Чувство к Семену было Настиным кладом, образ его, соз-
данный самой Настей, наполнял ее ночи, - его одного хотела.
Так каждый вечер, по еле приметной тропке ходил Жибанда в сторожевую
землянку и в следах своих не видел Юды. А Юда был ловок и юрок. В Мишки-
ну любовь вплетал он свою поганую игру. Не простое и понятное томленье
по чужой и красивой, прикрывшейся именем Гурея, не страсть точили Юду и
заставляли ежевечерне прослеживать Жибанду, - толкало непреоборимое
стремление и здесь поставить клеймо своей погани. В желаньях своих был
настойчив и неумолим Юда, как ребенок. - Когда Жибанда входил в землянку
и брякал запираемый засов, садился Юда на откос землянки и посиживал
так, безобидно и терпеливо. Табак весь вышел у барсуков, а был бы табак
у Юды, и совсем не плохи были бы ему его вечера, напитанные глухим ше-
лестом непогоды и томительным плачем сов.
Однажды Мишка забыл запереть дверь. Юда вышел из ивняка и посидел
немножко на ступеньках, грызя корку полусырого, барсуковской выпечки,
хлеба. Месяцу было время, и Юда, пожевывая, глядел, как сочились мерт-
венные лучи его сквозь густую еловую хвою, раскачиваемую дуновениями не-
погоды. Потом Юда откусил еще и растворил дверь в землянку. Было в ней
жарко до духоты. Не горела ни лучина, ни коптилка, зато ярко, цветисто и
минутно играли на сосновых стенах отблески печного огня. Войдя, Юда от-
кусил еще от корки и стоял присматриваясь.
- ... чего тебе? - окликнул его Мишка, второпях выскакивая откуда-то
из угла.
- Мне-то? Мне ничего... - кротко улыбался Юда. - Шел мимо... Уж
больно из трубы у вас выбивает. Пожара б, думаю, не наделали.
Мишка стоял перед Юдой полуодетый и нахмуренный, уставясь в пол.
- Ну, ладно, не наделаем. Ступай! - решил он и коротко махнул рукой.
- Гостя вон гонишь, - добродушно отметил Юда.
- Я тебя не гоню, - сдержанно сказал Мишка, - и ссориться нам нечего.
Иди теперь!
- Да уж пойду, коль нелюбен пришелся, - сказал Юда, а сам все стоял
на том же месте, изредка поглядывая на волосатую Мишкину грудь, чернев-
шую в расстегнутом вороте. - А ссориться нам нечего, правда. Мы друзья с
тобой, тесные, - грубо притворялся пьяным Юда и так, чтоб Мишка видел
его притворство. - Мы с тобой хоть и шар земной без шума поделим! Бери,
скажу, Миша, правую сторону, а я себя по левой расположу. Ведь чело-
век-то я, ты сам знаешь, сговорчивый, необидчивый...
Жибанда продолжал молчать, а уже становилось ему нестерпимо гадко и
унизительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Ну, Юда и рассердился!..
- Ну? - и опять закрыл глаза. - Варева-то хоть дали ему?..
- А мы его пожгли!.. - просто объявил Дмитрий Барыков. Видимо, Бары-
кову надоело молчать, потому и сказал, - лицо его не выражало ничего
иного, кроме как кромешную скуку.
Неистово брызгался огненной слюной светильник, а фитиль набух толстым
нагаром. Семен лежал неподвижно и совсем безжизненно.
- Уходите, ребята, от греха... Беды наживешь с вами! - замахал руками
Жибанда, скося глаза на Семенову руку, продолжавшую свой непонятный
счет.
Те и сами уходили из зимницы, понурые и уже нерадостные военной уда-
че. Тяжелая дверка, повешенная чуть вкось, шумно захлопнулась за послед-
ним.
- Сеня... - внятно позвал Мишка, усердно подымая брови. - Ты смирись,
облегчи сердце! Всяко яблоко с кислиной, известно... У меня вот, давно
было, тоже случай... рукавицы у товарища стащил. Шитые были, очень при-
ятные. Как-то, понимаешь, рука захотела, сам-то я и не хотел вовсе... Уж
я с ними маялся тогда! Ведь мы хода своей души не знаем, оттого и проис-
ходит. Так потом в яму и кинул их, жечь будто стали... А этот, председа-
тель-то ихний, ведь ему теперь все равно! Ведь он больше не чувствует!..
Неизвестно, слышал ли Семен хоть слово из Мишкиных увещаний. Мишка
даже удержать не успел. - Семен круто приподнялся и смаху уронил себя на
сломанное плечо. То было внезапно, как судорога. Только глухой Семенов
хрип свидетельствовал о боли.
Жибанда не выбежал, а в прыжок выскочил из зимницы. При выходе натк-
нулся на Шебякина и такое пообещал ему глазами, что тот сразу ощутил в
ногах некую неверность и метнулся в землянку. Жибанда бежал по лесу, ми-
мо землянок, цепляясь ногами за выпученные корневища, за дрова, валявши-
еся всюду. Сам не зная - зачем, он искал Настю. Он нашел ее...
Она, разрумяненная и взволнованная, стояла в кругу барсуков, весело
скаливших зубы. Против нее, как в поединке, стоял Юда и хитровато гладил
себе шею, не сводя с Насти смеющихся глаз. Мишка подбежал в ту минуту,
когда Настя длинно и скверно выругалась в ответ на какой-то столь же за-
мысловатый выпад Юды.
- Это что! Это все мелко, а ты покрупней загни! - задорил Юда.
- Как это загнуть?.. - как затравленная озиралась Настя.
- Ругнись тоесь... Покрупней ругнись! - и Юда подмигивал длинными
своими ресницами.
Тогда Настя выругалась еще страстней, грубым мужским ругательством.
Опять громко захохотали обступившие их барсуки, радостные всякому смеху,
откуда бы ни происходил.
- А знаешь что, Гурей? - улыбался Юда, когда утих взрыв смеха, и
только Тешкин низкий медленный хохот гудел. - Хочешь, я такое тебе заг-
ну, что и замолчишь!
- А ну... загни! Сморчковат загибать-то! - храбрилась Настя, но крас-
ные пятна на ее щеках предавали ее.
- А вот и загну... Только на ухо тебе, хочешь? - подступал Юда.
- Ну, ну, вали... - и Настя подставляла маленькое свое ухо горящее
пожаром стыда.
Юда потер руки, подмигнул барсукам и нарочито грузно налег на Настино
плечо.
- А ведь ты баба, я знаю! - шепнул он ей с жарким восхищением похоти.
XIV. Мишкина любовь и всякое другое.
Были причины Мишке ходить, как буря. Каждую ночь приходил Мишка к
Насте, - садился за стол и с самым неопределимым чувством глядел в ее
пепельно-смуглое лицо, на котором еще ярче, чем прежде, тлели губы. Ви-
дел одно: горела холостая папороть и звала к себе доверчивое сердце Миш-
ки. И он шел к ней, не зная колдовского слова, и каждую ночь сгорал в ее
огне, - а утром возникал из пепла, - отдаваясь целиком и ничего не полу-
чая взамен, тоскуя над непонятным ему.
- О чем ты молчишь? - неоднократно спрашивал Мишка, когда досказаны
были все любовные слова того вечера. - Ну, о чем ты?..
- А ты спроси, я отвечу, - оборонялась Настя.
- Не моя ты... - неуспокоенно ворочался Мишка, готовый и задушить.
- Да уж чего же тебе больше! - намекающе и с холодком смеялась та и
глядела, как в печке суетится огонь.
А Мишка не знал, что бывает еще больше того, но знал о кладе. В поис-
ках его торопливыми губами обрывал он огненные цветки Настиной папороти,
обжигаясь и обманываясь. А Настя не гнала Мишку, потому что ей нужна бы-
ла Мишкина сила. Чувство к Семену было Настиным кладом, образ его, соз-
данный самой Настей, наполнял ее ночи, - его одного хотела.
Так каждый вечер, по еле приметной тропке ходил Жибанда в сторожевую
землянку и в следах своих не видел Юды. А Юда был ловок и юрок. В Мишки-
ну любовь вплетал он свою поганую игру. Не простое и понятное томленье
по чужой и красивой, прикрывшейся именем Гурея, не страсть точили Юду и
заставляли ежевечерне прослеживать Жибанду, - толкало непреоборимое
стремление и здесь поставить клеймо своей погани. В желаньях своих был
настойчив и неумолим Юда, как ребенок. - Когда Жибанда входил в землянку
и брякал запираемый засов, садился Юда на откос землянки и посиживал
так, безобидно и терпеливо. Табак весь вышел у барсуков, а был бы табак
у Юды, и совсем не плохи были бы ему его вечера, напитанные глухим ше-
лестом непогоды и томительным плачем сов.
Однажды Мишка забыл запереть дверь. Юда вышел из ивняка и посидел
немножко на ступеньках, грызя корку полусырого, барсуковской выпечки,
хлеба. Месяцу было время, и Юда, пожевывая, глядел, как сочились мерт-
венные лучи его сквозь густую еловую хвою, раскачиваемую дуновениями не-
погоды. Потом Юда откусил еще и растворил дверь в землянку. Было в ней
жарко до духоты. Не горела ни лучина, ни коптилка, зато ярко, цветисто и
минутно играли на сосновых стенах отблески печного огня. Войдя, Юда от-
кусил еще от корки и стоял присматриваясь.
- ... чего тебе? - окликнул его Мишка, второпях выскакивая откуда-то
из угла.
- Мне-то? Мне ничего... - кротко улыбался Юда. - Шел мимо... Уж
больно из трубы у вас выбивает. Пожара б, думаю, не наделали.
Мишка стоял перед Юдой полуодетый и нахмуренный, уставясь в пол.
- Ну, ладно, не наделаем. Ступай! - решил он и коротко махнул рукой.
- Гостя вон гонишь, - добродушно отметил Юда.
- Я тебя не гоню, - сдержанно сказал Мишка, - и ссориться нам нечего.
Иди теперь!
- Да уж пойду, коль нелюбен пришелся, - сказал Юда, а сам все стоял
на том же месте, изредка поглядывая на волосатую Мишкину грудь, чернев-
шую в расстегнутом вороте. - А ссориться нам нечего, правда. Мы друзья с
тобой, тесные, - грубо притворялся пьяным Юда и так, чтоб Мишка видел
его притворство. - Мы с тобой хоть и шар земной без шума поделим! Бери,
скажу, Миша, правую сторону, а я себя по левой расположу. Ведь чело-
век-то я, ты сам знаешь, сговорчивый, необидчивый...
Жибанда продолжал молчать, а уже становилось ему нестерпимо гадко и
унизительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99