- Беги... - еще раз крикнул металлически-звонко Юда и тихой скорого-
воркой попросил у Семена: - дозволь, друг, ружье разрядить... Затвор,
вишь, у меня ослаб и пули не держит... - Говоря так, он держал взгляд на
Магнитове, все еще лежавшем в пыли.
Где-то в стороне слышна стала негромкая ругань. Семен оттолкнул Юду в
плечо и пошел на спор. Спорили Афанасий Чигунов и Гарасим черный из-за
Половинкинской лошади.
Гарасим сказал:
- Беленькая.
Афанасий ответил:
- И хвост обстрижен.
Гарасим:
- Это моя кобылка. Я давно ее облюбовал! - и прибавил такое, словно
ногой топнул.
Чигунов:
- У тебя и без того три, а у меня одна, да и та головы не держит.
Подошедший Семен решил спор коротко. Как первый убивший, Семен занял
главенствующее место в восстании:
- Лошадь в обиход пойдет.
Тут кто-то крикнул:
- Бабинцовы угощают...
Толпа побежала на выселки, небо все еще вспыхивало зарницами.
- Ребяты... - закричал им вдогонку Семен. - На взъездах, значит, ро-
гатки поставить не забудьте. Михайло нарядит баб в караул. До рассвета
караул держать!..
- У-у... баб в карау-ул... - было ответом.
Скоро у избы остались только Семен и Жибанда.
- Миша, спать пойдешь? - спросил Семен.
- Да уж выспаться-то не плохо б. Может завтра и драться уж придет-
ся...
- Перепьются, а ночью и накроют их, - выразил свои опасения Семен.
- За ночь не успеют. А поп-то, гляди, убежал!
- Пускай его.
Расходясь, они подали друг другу руки. Пожатье их было сильное и на-
мекало не только на установившуюся дружбу, а и на то истинное значение,
которое должна была иметь она в будущем.
- Продкомиссар этот... - тихо сказал Жибанда, глядя вниз... - когда
лежал уж, я узнал его. Пыли много попристало, а узнал. У нас комиссаром
в части был. Нас вместе и ранили, на Колчаке...
Жибандино воспоминанье как бы перетряхнуло Семенову память. Он вырвал
руку из Мишкиной руки и спросил:
- Фамилья ему?..
- Быхалов. А что? Почему ты так? - удивился Мишка Семенову лицу.
- А-а! - с раскрытым ртом сказал Семен, набирая воздуху в грудь.
Теперь он вспомнил, и потому еще сильней душил его расслабляющий воз-
дух этой ночи.
XV. Продолжение ночи.
Когда Жибанда потерялся в ночи, Семен вошел в избу и, не раздеваясь,
прилег на лавке. Окно над ним было раскрыто.
Стояло полное безветрие. Большое желтое пламя лучины стояло прямо.
Гулко бились мухи, подчеркивая томительную тяжесть ночи. На полатях впе-
ремежку с затейливым и длинным похрапываньем бредил Савелий о Людмиле
Иванне. Мнилась, видно, и пьяному поповская дочка.
"Разницы нет, кто у них там... в городу, - вспомнил Семен слова Про-
хора Стафеева. - Мы-то все одно - мужики! Разве ж может мышь из своей
кожи вылезть? Мышь растет и гора растет, но не сравняется мышь с горой.
А если не сравняться мышу с горой, так какая нам тогда разница?" -
"Раз-ни-ца... два-ни-ца... три-ни-ца"... От усталости слова начали рас-
падаться в Семеновом сознаньи, складывались по иному, теряли свой перво-
начальный облик и смысл.
Тут бабочка-ночница ворвалась в окно и заметалась вкруг огня серым
неживым пятном. Пятно стало носиться все быстрей, словно для того, чтоб
еще больше утомить и без того слипающиеся Семеновы глаза. Вдруг дверь в
избу распахнулась, и долго потом помнил Семен, как бурно, по живому, за-
качалось пламя лучины. Четверо взошли и стояли посреди избы. Один, и,
очевидно, самый главный, встал к Семену спиной. Лица его не было видно,
но что-то мучительно знакомое, неугадываемое, мнилось Семену в сутулова-
той его спине. "Возьмите его!" - тихо сказал этот, и остальные сразу до-
гадались, что речь шла о Семене.
Семен и не сопротивлялся. Казалось, что все мышцы его стали из вязко-
го, покорного всякому чужому хотенью свинца. Его взяли и повели. Чело-
век, скрывший лицо, шел впереди, а вслед за ним те трое, которые вели
Семена куда-то за околицу, в ночь. "В поле ведут!" - решил Семен и тот-
час же решил бежать. Он напряг все свое свинцовое тело и, распихнув лю-
дей по сторонам, кинулся бежать наугад. Непонятно подкашивались ноги.
Непонятно быстро догоняли сзади и все еще не могли догнать. Семен по-
чувствовал вдруг, что тот, главный, уже обернулся и показывает пальцем
ему вослед. Обернуться - значило увидеть и удовлетворить мучительное
незнание об этом, главном. Обернуться - значило умереть. Семен скакал
немыслимыми скачками, яростно торопя непослушные ноги.
Вдруг погоня остановилась, топот ее перестал быть слышным. "Здесь от-
дышусь", подумал Семен и, прислонясь к какой-то березе, стал глядеть ту-
да, назад, в черное поле, где осталась погоня. Позади раздался еле уло-
вимый шорох. Семен обернулся и увидел два коротких огня. Семен напрягся
понять, и пошевелился, и стряхнул сон.
Мать, Анисья, присев к нему на лавку, укрывала ему ноги кофтой. Бабья
тоска делала ее глаза покорными, а движенья медленными, почти ленивыми.
- Не укрывай, и без того в поту весь, - сипло сказал Семен.
- Сенюшка... что ж теперь лучше аль хуже будет?.. - тихо спросила
она.
И все еще чудилась Семену недавняя погоня, все еще застлано было соз-
нанье тревожными впечатленьями сна. За окном, из рыхлого бессолнечного
неба уходила ночь. Где-то далеко, в короткой струйке ветерка прогорлани-
ли голоса и гармони. Мухи затихли. Веяло холодком. Семен свесил ноги с
лавки и потер лоб рукой. Анисья копошилась с новой лучиной, вставляя ее
в светец вместо догоревшей.
- Не зажигай, светает... - сказал Семен. - Дай водицы попить.
Выпив воды, тоже из ковша, Семен вышел из избы. Недавний бред живо
стоял в памяти, - неощутимо вкралось желание увидеть наяву, так же ли
черно кочкастое поле, по которому бежал, стоит ли на нем береза, которая
росла в черном том, кочкастом поле его сна.
На улице стояла полная тишина, нарушаемая глухими и редкими стуками:
караульные бабы стучали мешалками. Небо уже таило в себе некую беле-
сость, но имела белесость красноватый отлив для сонного Семенова взора.
Когда, делая кратчайший путь, перелезал в одном месте через изгородь,
увидел на исполкомском месте обгорелые и все еще тлеющие бревна, наворо-
ченные друг на друга как попало. Уже среди ночи испугались мужики
большого огня и попритушили расходившееся пламя. Теперь кое-где среди
бревен проползала ленивая искра кривым путем и так же одиноко затухала.
Семен шел по той же дороге, по которой вели его люди из сна. Но уже
ничего сходного с медленно-забываемой сонной жутью не было. На черном
поле стояла высокая и темная конопля, шумевшая при ветерках. Несли ве-
терки прямо в лицо одуряющее дыханье конопли. Откуда-то из невидных ще-
лей неба уже сочился скудный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99