Но там было все спокойно. В квартире тоже ничего не порушено. И напали, сволочи, не возле дома, а черт знает где… А первые слова этих подонков какие были? Так начиналась моя глава о процессах тридцатых годов…
26
— Вы вели переговоры с Котолыновым и Николаевым с целью форсирования убийства товарища Кирова. На вас нажимали троцкисты. Вам с Зиновьевым была поручена организация убийства. Рукой Николаева вы убили Сергея Мироновича. Зиновьев признался в этом, а вы продолжаете упорствовать.
— Это невероятная мистификация. Несусветная ложь, — сказал Каменев.
— Вы поручили "Московскому центру" организовать убийство товарища Сталина, товарища Молотова, товарища Кагановича, товарища Ворошилова и товарища Жданова.
— Я не знаю никакого "Московского центра". Впервые слышу о нем.
— У нас есть новые доказательства, которые добыты в связи с открытием новых преступных шаек, работавших под началом "Московского центра", а значит, и под вашим началом. Организация "Московский центр" была создана в 1932 году, а уже в 1933 году совершала попытки убийства товарищей Сталина, Орджоникидзе и Ворошилова.
— Но я же в 1932 ив 1933 годах был в ссылке. И Зиновьев был в ссылке. Я впервые слышу о такой организации.
— Были ее руководителем и впервые слышите?
— Значит, я ослеп, — дожил до пятидесяти лет и не видел этого центра, в котором я сам, оказывается, действовал, в котором участвовал, организовывал заговоры и убийства.
— Это вы занимаетесь каким-то чудовищным спиритуализмом, делаете вид, что не знаете той подпольной организации, которую вы создали и которой руководили. Вы вели прямые переговоры с Толмазовым и Шацким, активными членами зиновьевской банды, убившей Кирова. Вы торопили с убийством.
— Я должен вам сказать, что по характеру и по образу своей жизни никогда не был трусом. Но я никогда не делал ставку на боевую борьбу. Да, я некоторые позиции товарища Сталина не разделял. Но потом я, как всем известно, отказался даже от своих убеждений, и только с одной целью — чтобы не было разногласий в партии, чтобы не мешать группе Сталина осуществлять намеченный план…
— Не группе Сталина, а Центральному Комитету партии…
— А последние два года у меня и в мыслях не было хоть в чем-либо возражать товарищу Сталину, а не то чтобы вести борьбу с ним. Я не фантазер и мечтатель. В нашей среде были фантазеры и авантюристы, но я к ним не отношусь. Когда я увидел, что сама жизнь на стороне товарища Сталина, я чистосердечно признался во всех своих грехах и дал клятву служить верой и правдой делу революции.
— Я допускаю, что вы чистосердечно раскаялись. Но представим с вами все же такую ситуацию. Вас использовали враги, использовали ваш авторитет, ваши связи и возможности, чтобы, прикрывшись вашим именем, создать подпольную организацию. А вы в это время, именно в 1933 году, выступили со статьями. в "Правде", в которых признали свои ошибки и отступления от линии партии.
— Я что-то вас не могу понять…
— Но если бы вы состояли в организации "Московский центр", а одновременно публично выступали с заявлениями о своей преданности партии, как бы вы назвали такое поведение? Обманом?
— Хуже обмана.
— Вероломством?
— Хуже!
— Хуже обмана и хуже вероломства? — Вышинский улыбнулся. — Что может быть хуже? Каким же словом можно назвать такое поведение? Найдите слово. Может быть, измена…
— Может быть, — покачал головой Каменев. — Только я не знаю, к чему эти представления?
— А к тому, что вы сейчас против воли своей сознались, что повинны в измене делу революции. Да, собственно, вы этого и раньше не скрывали…
— Поразительная мистификация! История мировой литературы не знала ничего подобного!
— У нас есть еще одно неоспоримое доказательство, подтверждающее выбор вами тактики борьбы! Когда я познакомился с этими документами, я, Лев Борисович, был просто ошеломлен. Давать такие откровенные и жестокие указания своим подчиненным… И вот тут-то вы не откажетесь. Тут-то уж с поличным вас поймали. Догадываетесь? Потрясены?
— Не знаю, о чем вы…
— Это ваш почерк?
— Пожалуй…
— И эти слова написаны вашей рукой. "Вы должны… знать, что бороться можно двояко: один род борьбы — это законы, другой — сила; первый свойствен человеку, второй — зверю. Так как, однако, первого очень часто недостаточно, приходится обращаться ко второму. Следовательно, необходимо уметь хорошо владеть природой как зверя, так и человека". Это ваш ответ на вопросы членов вашей организации: "Допустимы ли безнравственные средства в борьбе с партией?" Это ваше саморазоблачение и признание в том, что вы пользуетесь звериными способами достижения своих коварно-преступных целей.
— Но это же не мои слова. Эти слова принадлежат Макиавелли и написаны им были около пятисот лет назад…
— Послушайте, Каменев, мы с вами старые конспираторы и хорошо знаем, как ведется подпольная работа. Вы не случайно решили издавать сочинения Макиавелли. Вы проявили к нему особый интерес и именно поэтому решили написать предисловие к первому тому. Может быть, вы станете отрицать, что проявили особый интерес к Макиавелли?
— Нет, этого я не стану отрицать. Больше того, скажу, что вопросы власти и нравственности, точнее, безнравственности — коренная проблема и для сегодняшнего дня. Разве это вы станете отрицать, Андрей Януарьевич? Разве для вас этой проблемы нет? Разве вы не мучаетесь оттого, что совершаете ошибки и можете вынести несправедливый приговор?
— Демагогия! Вы здесь свою демагогию не разводите! Вы сооружали взрывчатку двух видов. Первая — это различное оружие плюс боевые террористические группы, а второе — это идеология, идеологическая диверсия, и здесь Макиавелли является вашим основным снарядом, который вы направили против государства! Вы, как и ваш духовный наставник и ваш родственник Троцкий, взяли на вооружение самые гнусные средства борьбы: убийство, коварство, вероломство, маскировку и подстрекательство. Вы полностью себя разоблачили, и вина ваша доказана. Вы выдали себя с головы до ног! Падаль проклятая! Мразь вонючая! Навозная гадина!
— Я просил бы без оскорблений…
— Ах ты сволочь! Ты еще за смерть Ленина нам ответишь! Арестовать, видите ли, он хотел вождя революции! Да я тебя, гнида паршивая, только за это к стенке поставлю… — и Вышинский разразился такой неслыханной нецензурной бранью, что Каменев ни с того ни с сего истерично расхохотался. Вышинский застучал крохотными напомаженными ручками по столу. Два амбала-чекиста вбежали в кабинет и вытащили смеющегося Каменева в коридор.
27
Если бы Каменеву принесли тогда пачку свежих газет, он бы прочел: "Смерть предателям!", "Если враг не сдается, его уничтожают", "Высшую меру зарвавшимся псам!", "Нашу большевистскую беспощадность к наймитам империализма!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169
26
— Вы вели переговоры с Котолыновым и Николаевым с целью форсирования убийства товарища Кирова. На вас нажимали троцкисты. Вам с Зиновьевым была поручена организация убийства. Рукой Николаева вы убили Сергея Мироновича. Зиновьев признался в этом, а вы продолжаете упорствовать.
— Это невероятная мистификация. Несусветная ложь, — сказал Каменев.
— Вы поручили "Московскому центру" организовать убийство товарища Сталина, товарища Молотова, товарища Кагановича, товарища Ворошилова и товарища Жданова.
— Я не знаю никакого "Московского центра". Впервые слышу о нем.
— У нас есть новые доказательства, которые добыты в связи с открытием новых преступных шаек, работавших под началом "Московского центра", а значит, и под вашим началом. Организация "Московский центр" была создана в 1932 году, а уже в 1933 году совершала попытки убийства товарищей Сталина, Орджоникидзе и Ворошилова.
— Но я же в 1932 ив 1933 годах был в ссылке. И Зиновьев был в ссылке. Я впервые слышу о такой организации.
— Были ее руководителем и впервые слышите?
— Значит, я ослеп, — дожил до пятидесяти лет и не видел этого центра, в котором я сам, оказывается, действовал, в котором участвовал, организовывал заговоры и убийства.
— Это вы занимаетесь каким-то чудовищным спиритуализмом, делаете вид, что не знаете той подпольной организации, которую вы создали и которой руководили. Вы вели прямые переговоры с Толмазовым и Шацким, активными членами зиновьевской банды, убившей Кирова. Вы торопили с убийством.
— Я должен вам сказать, что по характеру и по образу своей жизни никогда не был трусом. Но я никогда не делал ставку на боевую борьбу. Да, я некоторые позиции товарища Сталина не разделял. Но потом я, как всем известно, отказался даже от своих убеждений, и только с одной целью — чтобы не было разногласий в партии, чтобы не мешать группе Сталина осуществлять намеченный план…
— Не группе Сталина, а Центральному Комитету партии…
— А последние два года у меня и в мыслях не было хоть в чем-либо возражать товарищу Сталину, а не то чтобы вести борьбу с ним. Я не фантазер и мечтатель. В нашей среде были фантазеры и авантюристы, но я к ним не отношусь. Когда я увидел, что сама жизнь на стороне товарища Сталина, я чистосердечно признался во всех своих грехах и дал клятву служить верой и правдой делу революции.
— Я допускаю, что вы чистосердечно раскаялись. Но представим с вами все же такую ситуацию. Вас использовали враги, использовали ваш авторитет, ваши связи и возможности, чтобы, прикрывшись вашим именем, создать подпольную организацию. А вы в это время, именно в 1933 году, выступили со статьями. в "Правде", в которых признали свои ошибки и отступления от линии партии.
— Я что-то вас не могу понять…
— Но если бы вы состояли в организации "Московский центр", а одновременно публично выступали с заявлениями о своей преданности партии, как бы вы назвали такое поведение? Обманом?
— Хуже обмана.
— Вероломством?
— Хуже!
— Хуже обмана и хуже вероломства? — Вышинский улыбнулся. — Что может быть хуже? Каким же словом можно назвать такое поведение? Найдите слово. Может быть, измена…
— Может быть, — покачал головой Каменев. — Только я не знаю, к чему эти представления?
— А к тому, что вы сейчас против воли своей сознались, что повинны в измене делу революции. Да, собственно, вы этого и раньше не скрывали…
— Поразительная мистификация! История мировой литературы не знала ничего подобного!
— У нас есть еще одно неоспоримое доказательство, подтверждающее выбор вами тактики борьбы! Когда я познакомился с этими документами, я, Лев Борисович, был просто ошеломлен. Давать такие откровенные и жестокие указания своим подчиненным… И вот тут-то вы не откажетесь. Тут-то уж с поличным вас поймали. Догадываетесь? Потрясены?
— Не знаю, о чем вы…
— Это ваш почерк?
— Пожалуй…
— И эти слова написаны вашей рукой. "Вы должны… знать, что бороться можно двояко: один род борьбы — это законы, другой — сила; первый свойствен человеку, второй — зверю. Так как, однако, первого очень часто недостаточно, приходится обращаться ко второму. Следовательно, необходимо уметь хорошо владеть природой как зверя, так и человека". Это ваш ответ на вопросы членов вашей организации: "Допустимы ли безнравственные средства в борьбе с партией?" Это ваше саморазоблачение и признание в том, что вы пользуетесь звериными способами достижения своих коварно-преступных целей.
— Но это же не мои слова. Эти слова принадлежат Макиавелли и написаны им были около пятисот лет назад…
— Послушайте, Каменев, мы с вами старые конспираторы и хорошо знаем, как ведется подпольная работа. Вы не случайно решили издавать сочинения Макиавелли. Вы проявили к нему особый интерес и именно поэтому решили написать предисловие к первому тому. Может быть, вы станете отрицать, что проявили особый интерес к Макиавелли?
— Нет, этого я не стану отрицать. Больше того, скажу, что вопросы власти и нравственности, точнее, безнравственности — коренная проблема и для сегодняшнего дня. Разве это вы станете отрицать, Андрей Януарьевич? Разве для вас этой проблемы нет? Разве вы не мучаетесь оттого, что совершаете ошибки и можете вынести несправедливый приговор?
— Демагогия! Вы здесь свою демагогию не разводите! Вы сооружали взрывчатку двух видов. Первая — это различное оружие плюс боевые террористические группы, а второе — это идеология, идеологическая диверсия, и здесь Макиавелли является вашим основным снарядом, который вы направили против государства! Вы, как и ваш духовный наставник и ваш родственник Троцкий, взяли на вооружение самые гнусные средства борьбы: убийство, коварство, вероломство, маскировку и подстрекательство. Вы полностью себя разоблачили, и вина ваша доказана. Вы выдали себя с головы до ног! Падаль проклятая! Мразь вонючая! Навозная гадина!
— Я просил бы без оскорблений…
— Ах ты сволочь! Ты еще за смерть Ленина нам ответишь! Арестовать, видите ли, он хотел вождя революции! Да я тебя, гнида паршивая, только за это к стенке поставлю… — и Вышинский разразился такой неслыханной нецензурной бранью, что Каменев ни с того ни с сего истерично расхохотался. Вышинский застучал крохотными напомаженными ручками по столу. Два амбала-чекиста вбежали в кабинет и вытащили смеющегося Каменева в коридор.
27
Если бы Каменеву принесли тогда пачку свежих газет, он бы прочел: "Смерть предателям!", "Если враг не сдается, его уничтожают", "Высшую меру зарвавшимся псам!", "Нашу большевистскую беспощадность к наймитам империализма!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169