Некоторые из них потомственные ученые – ведь институт существует почти полвека!
Вся эта обстановка наполняла душу Фридриха благоговением. Он с жадностью внимал каждому слову профессоров, аккуратно записывал в тетради все лекции. Он был несказанно счастлив, что наконец осуществилась его сокровенная мечта – он стал студентом одного из лучших институтов России…
Подавляющее большинство студентов были иногородними. Они вели себя независимо. С профессорами говорили, как с равными. Не стесняясь, осуждали начальство и институтские порядки. Смело обсуждали сообщения о стачках и забастовках. Даже митинговали в аудиториях.
Небольшая группа рижан (преимущественно сынки немецких баронов и важных чиновников) держалась обособленно, с плохо скрываемым высокомерием.
Латыши и русские из семей врачей, учителей, адвокатов не примыкали ни к тем, ни к другим. Они как бы присматривались.
Фридрих обрадовался, что на первом курсе механического факультета оказалось четверо его однокашников из реального, и держался их, не заводя других знакомств.
Изучение технических дисциплин в институте совмещалось с практикой на заводах. Это радовало Фридриха.
Опять воскресла его давнишняя мечта, навеенная статьей Циолковского: «Если так будет и впредь протекать ученье, если нас будут знакомить с работой больших заводов, я смогу практически работать над созданием летательного снаряда, который бы смог вырваться во Вселенную».
Как-то после занятий, пообедав в институтской студенческой столовой, Фридрих отправился в библиотеку ратуши, чтоб еще раз перечитать статью Циолковского.
Домой вернулся поздно, отец и сестры уже легли спать. Няня, чтоб никого не беспокоить, собрала ему ужин на кухне. Поужинав, Фридрих поднялся наверх, в свою комнату. Он любил перед сном почитать или сделать запись в дневник. Сегодня ничего значительного не произошло, и он, улегшись под одеяло, поближе подвинул лампу и открыл томик Чехова. «Шило в мешке» развеселило его. Он потушил лампу и быстро заснул.
Ему снилось детство. Мать и сестренки качались в гамаке, а он, совсем маленький, играл на траве… Вдруг послышались выстрелы, задребезжали стекла окон. Фридрих закричал и открыл глаза. Было темно, стекла не дребезжали, но выстрелы слышались так явственно, словно стреляли где-то рядом. Фридрих приподнялся, прислушался: выстрелы доносились со стороны центральной тюрьмы. Перед глазами встал январский расстрел. Фридрих вскочил, оделся, стал прислушиваться. Выстрелы постепенно утихли. Начало светать… «Пожалуй, я уже не усну», – подумал Фридрих и, накинув куртку, вышел в сад. Спустился по главной аллее к калитке и вдруг увидел, что кто-то перемахнул через забор и затаился в кустах.
«Неужели вор?» – подумал Фридрих и попятился, соображая, как и что следует делать?
– Цандрик, это я! – послышался шепот из-за куста.
«Кто-то из реалистов, – подумал Фридрих, – так меня звали только в училище». – Он шагнул к кустам и увидел сидящего на траве Яниса Кудзиня, с перевязанной ногой.
– Янис?
– За мной гонятся, Фридрих… если можешь – помоги! – прошептал Янис.
Фридрих протянул ему руку:
– Здесь в горе есть небольшая пещера. Мы детьми в ней играли. Она заросла. Никто нас не увидит. Идем!
Янис шел, волоча левую ногу.
– Вот тут, за кустами.
– Вижу, спасибо! – Янис раздвинул кусты и спрятался.
В калитку громко застучали:
– Открывай! Полиция!
Фридрих подошел, открыл калитку. Двое полицейских, оттолкнув его, побежали по аллеям, осматривая кусты. К калитке, в коляске на вороной лошади, подкатили околоточный и пристав. Пристав спрыгнул первым и, войдя в сад, остановился перед Фридрихом, взял под козырек:
– Не видели, сюда никто не забежал?
– Калитка была закрыта.
– Могли через забор!
– Нет, не видел… Впрочем, я только вышел из дома… Наши еще спят…
Из боковой аллеи, стуча каблуками, выскочили двое полицейских, вытянулись перед приставом:
– Ваше высокоблагородие! Обшарили весь сад – никого нет! Дозвольте обыскать дом?
– От-ставить! – приказал пристав и махнул рукой.
Полицейские юркнули в калитку.
– Извините, что побеспокоили, господин Цандер. Служба… – Пристав приложил два пальца к козырьку и, повернувшись, вышел.
Когда цокот копыт и шаги полицейских утихли, Фридрих запер калитку, осмотрелся и подошел к пещере:
– Янис, вылезай – ушли!
Янис вылез, отряхнул прилипшие сухие листья, крошки земли, протянул руку:
– Спасибо, Фридрих! Ты меня спас. Можно мне тут побыть до вечера?
– Пойдем в дом – тебе надо перевязать ногу.
– А никто не увидит?
– Наших не бойся – они не выдадут… Обопрись на меня и пойдем.
Янис положил руку на плечо Фридриха и, морщась от боли, поковылял к дому.
По черной лестнице они поднялись на второй этаж. Янис сел на стул и стал платком вытирать пот. Фридрих спустился к отцу.
Артур Константинович уже позавтракал и собирался ехать на службу.
– А, ты уже встал! – удивленно воскликнул он, увидев Фридриха.
– Папа, я знаю, ты не одобряешь революционеров… Но тот человек, что спас меня зимой, теперь здесь и нуждается в твоей помощи.
– Он ранен? – насупился отец.
– Кажется, да…
– Кто-нибудь видел, как он пришел?
– Нет, еще было темно…
– Хорошо, иди к нему – я сейчас поднимусь.
Фридрих, войдя в комнату, приложил палец к губам.
Оба слушали, как отец мыл руки, собирал инструменты и, тяжело ступая, поднимался по лестнице.
– Ну-с, здравствуйте, молодой человек! Покажите-ка, что у вас за царапина? – стараясь быть приветливым, начал Артур Константинович.
Янис поднял штанину, снял намокшую кровью повязку.
– Однако! – покачал головой старый доктор. – Фридрих, немедленно сюда таз с теплой водой, спирт, йод, бинт!
Фридрих бросился вниз и мигом доставил все необходимое.
Промыв и забинтовав рану, старик вместе с Фридрихом уложили больного в постель.
– Сейчас вам дадут поесть, потом примите вот это лекарство и – спать!.. Вечером, если все будет хорошо, Фридрих отвезет вас в моей коляске домой или куда скажете… Будьте здоровы!
Старик кивнул, взял саквояж с инструментами и вышел из комнаты…
– У тебя славный отец, Фридрих.
– У тебя тоже! Передай ему от меня сердечный привет.
– Спасибо, но едва ли смогу… Отец четыре месяца был в тюрьме, а сейчас вынужден скрываться…
– Его выпустили?
– Освободили рабочие сегодня ночью. Ты слышал стрельбу?
– Да. Стреляли здорово.
– Это рабочая дружина напала на тюремную охрану, чтоб освободить приговоренных к смертной казни.
– Неужели удалось спасти?
– Да, освободили всех, в том числе и отца.
– Молодцы! Тебя там и ранили?
– Да. Я ведь теперь работаю на заводе и был вместе с товарищами…
– А почему за тобой гнались уже утром?
– Шел к другу, в Задвинье, а городовой увидел кровь на брюках и бросился меня ловить, засвистел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Вся эта обстановка наполняла душу Фридриха благоговением. Он с жадностью внимал каждому слову профессоров, аккуратно записывал в тетради все лекции. Он был несказанно счастлив, что наконец осуществилась его сокровенная мечта – он стал студентом одного из лучших институтов России…
Подавляющее большинство студентов были иногородними. Они вели себя независимо. С профессорами говорили, как с равными. Не стесняясь, осуждали начальство и институтские порядки. Смело обсуждали сообщения о стачках и забастовках. Даже митинговали в аудиториях.
Небольшая группа рижан (преимущественно сынки немецких баронов и важных чиновников) держалась обособленно, с плохо скрываемым высокомерием.
Латыши и русские из семей врачей, учителей, адвокатов не примыкали ни к тем, ни к другим. Они как бы присматривались.
Фридрих обрадовался, что на первом курсе механического факультета оказалось четверо его однокашников из реального, и держался их, не заводя других знакомств.
Изучение технических дисциплин в институте совмещалось с практикой на заводах. Это радовало Фридриха.
Опять воскресла его давнишняя мечта, навеенная статьей Циолковского: «Если так будет и впредь протекать ученье, если нас будут знакомить с работой больших заводов, я смогу практически работать над созданием летательного снаряда, который бы смог вырваться во Вселенную».
Как-то после занятий, пообедав в институтской студенческой столовой, Фридрих отправился в библиотеку ратуши, чтоб еще раз перечитать статью Циолковского.
Домой вернулся поздно, отец и сестры уже легли спать. Няня, чтоб никого не беспокоить, собрала ему ужин на кухне. Поужинав, Фридрих поднялся наверх, в свою комнату. Он любил перед сном почитать или сделать запись в дневник. Сегодня ничего значительного не произошло, и он, улегшись под одеяло, поближе подвинул лампу и открыл томик Чехова. «Шило в мешке» развеселило его. Он потушил лампу и быстро заснул.
Ему снилось детство. Мать и сестренки качались в гамаке, а он, совсем маленький, играл на траве… Вдруг послышались выстрелы, задребезжали стекла окон. Фридрих закричал и открыл глаза. Было темно, стекла не дребезжали, но выстрелы слышались так явственно, словно стреляли где-то рядом. Фридрих приподнялся, прислушался: выстрелы доносились со стороны центральной тюрьмы. Перед глазами встал январский расстрел. Фридрих вскочил, оделся, стал прислушиваться. Выстрелы постепенно утихли. Начало светать… «Пожалуй, я уже не усну», – подумал Фридрих и, накинув куртку, вышел в сад. Спустился по главной аллее к калитке и вдруг увидел, что кто-то перемахнул через забор и затаился в кустах.
«Неужели вор?» – подумал Фридрих и попятился, соображая, как и что следует делать?
– Цандрик, это я! – послышался шепот из-за куста.
«Кто-то из реалистов, – подумал Фридрих, – так меня звали только в училище». – Он шагнул к кустам и увидел сидящего на траве Яниса Кудзиня, с перевязанной ногой.
– Янис?
– За мной гонятся, Фридрих… если можешь – помоги! – прошептал Янис.
Фридрих протянул ему руку:
– Здесь в горе есть небольшая пещера. Мы детьми в ней играли. Она заросла. Никто нас не увидит. Идем!
Янис шел, волоча левую ногу.
– Вот тут, за кустами.
– Вижу, спасибо! – Янис раздвинул кусты и спрятался.
В калитку громко застучали:
– Открывай! Полиция!
Фридрих подошел, открыл калитку. Двое полицейских, оттолкнув его, побежали по аллеям, осматривая кусты. К калитке, в коляске на вороной лошади, подкатили околоточный и пристав. Пристав спрыгнул первым и, войдя в сад, остановился перед Фридрихом, взял под козырек:
– Не видели, сюда никто не забежал?
– Калитка была закрыта.
– Могли через забор!
– Нет, не видел… Впрочем, я только вышел из дома… Наши еще спят…
Из боковой аллеи, стуча каблуками, выскочили двое полицейских, вытянулись перед приставом:
– Ваше высокоблагородие! Обшарили весь сад – никого нет! Дозвольте обыскать дом?
– От-ставить! – приказал пристав и махнул рукой.
Полицейские юркнули в калитку.
– Извините, что побеспокоили, господин Цандер. Служба… – Пристав приложил два пальца к козырьку и, повернувшись, вышел.
Когда цокот копыт и шаги полицейских утихли, Фридрих запер калитку, осмотрелся и подошел к пещере:
– Янис, вылезай – ушли!
Янис вылез, отряхнул прилипшие сухие листья, крошки земли, протянул руку:
– Спасибо, Фридрих! Ты меня спас. Можно мне тут побыть до вечера?
– Пойдем в дом – тебе надо перевязать ногу.
– А никто не увидит?
– Наших не бойся – они не выдадут… Обопрись на меня и пойдем.
Янис положил руку на плечо Фридриха и, морщась от боли, поковылял к дому.
По черной лестнице они поднялись на второй этаж. Янис сел на стул и стал платком вытирать пот. Фридрих спустился к отцу.
Артур Константинович уже позавтракал и собирался ехать на службу.
– А, ты уже встал! – удивленно воскликнул он, увидев Фридриха.
– Папа, я знаю, ты не одобряешь революционеров… Но тот человек, что спас меня зимой, теперь здесь и нуждается в твоей помощи.
– Он ранен? – насупился отец.
– Кажется, да…
– Кто-нибудь видел, как он пришел?
– Нет, еще было темно…
– Хорошо, иди к нему – я сейчас поднимусь.
Фридрих, войдя в комнату, приложил палец к губам.
Оба слушали, как отец мыл руки, собирал инструменты и, тяжело ступая, поднимался по лестнице.
– Ну-с, здравствуйте, молодой человек! Покажите-ка, что у вас за царапина? – стараясь быть приветливым, начал Артур Константинович.
Янис поднял штанину, снял намокшую кровью повязку.
– Однако! – покачал головой старый доктор. – Фридрих, немедленно сюда таз с теплой водой, спирт, йод, бинт!
Фридрих бросился вниз и мигом доставил все необходимое.
Промыв и забинтовав рану, старик вместе с Фридрихом уложили больного в постель.
– Сейчас вам дадут поесть, потом примите вот это лекарство и – спать!.. Вечером, если все будет хорошо, Фридрих отвезет вас в моей коляске домой или куда скажете… Будьте здоровы!
Старик кивнул, взял саквояж с инструментами и вышел из комнаты…
– У тебя славный отец, Фридрих.
– У тебя тоже! Передай ему от меня сердечный привет.
– Спасибо, но едва ли смогу… Отец четыре месяца был в тюрьме, а сейчас вынужден скрываться…
– Его выпустили?
– Освободили рабочие сегодня ночью. Ты слышал стрельбу?
– Да. Стреляли здорово.
– Это рабочая дружина напала на тюремную охрану, чтоб освободить приговоренных к смертной казни.
– Неужели удалось спасти?
– Да, освободили всех, в том числе и отца.
– Молодцы! Тебя там и ранили?
– Да. Я ведь теперь работаю на заводе и был вместе с товарищами…
– А почему за тобой гнались уже утром?
– Шел к другу, в Задвинье, а городовой увидел кровь на брюках и бросился меня ловить, засвистел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166