Подумайте о моем заведении! Это же один из самых известных кабачков в Париже! Ради всего святого, ступайте выяснять отношения в другое место! Сюда вот-вот нагрянут лучники.
– К дьяволу твоих лучников! – прорычал Орлиак. – Я хочу прикончить этого наглого хвастуна, который не знает, кто мы такие, и я это сделаю!
– О черт! – бросил Гараби. – Перед нами отличный мешок для тренировки! Небольшая разминка нам не повредит…
– Приятель! – возразил Лефор. – Не слишком ли плотно набит ваш мешок?! Вот я сейчас разворошу его своим клинком!
В эту минуту трактирщик пал на колени, умоляюще сложив руки и увещевая сражавшихся остановиться. Лефор подскочил к нему, ударил его шпагой плашмя пониже спины, отчего тот рухнул на пол, а сам скрестил шпагу с Фультремоном.
Гараби попытался зайти к нему в тыл и ударить в спину. На мгновение ему почудилось, что Лефор не разгадал его маневра, так как великан смотрел прямо перед собой, наседая на врагов и заставляя их отступить. Однако Гараби не удалось воплотить свой план в жизнь: не успел он опустить шпагу, как Ив, неожиданно отскочив, словно кот, назад, сильным ударом отвел его удар и сделал выпад. Раздался глухой крик, потом глубокий вздох, и разбойник выронил шпагу, зазвеневшую при падении. Гараби схватился обеими руками за грудь и, выпучив глаза, замер с широко раскрытым ртом, будто задыхался.
Фультремон увидел, что пальцы его друга выпачканы кровью, а из уголка губ стекает красная струйка. Он выкрикнул страшное ругательство, а в следующее мгновение Гараби рухнул на пол и застыл навсегда.
– Один готов, разрази его тысяча чертей! – дико захохотал Ив.
Он не успел прибавить ни слова: три шпаги с оглушительным звоном скрестились с его клинком; должно быть, шум сражения слышался за десять туаз от кабачка!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Флибустьеру приходится туго
– Брат мой! – умирающим голосом прошелестел доминиканец, теряя последние силы. – Если Бог не придет мне на помощь, я не доеду до вашей таверны.
– Молитесь! – посоветовал отец Фовель, пришпоривая свою лошадь. – Забудьте, что вы в седле!
– Я пытаюсь, брат мой, пытаюсь! – отвечал отец Фейе. – Однако формы, коими наделил меня Господь, не дают мне забыться, скорее напротив. У меня прямо все тело ломит!
Монах пожал плечами и бег своей лошади не умерил. Спустя некоторое время он продолжал:
– Если верить полученным сведениям, мы находимся на дороге в Нейк, а селение, которое виднеется вон там, несмотря на темноту, скорее всего Рул. Мы находимся на пути в предместье Сент-Оноре. Еще немного – и мы в Париже…
– Мне не доехать!
– Боже правый! Доедете! Помолитесь, черт побери! Сделайте же над собой усилие ради Господа нашего Иисуса Христа, тысяча чертей!
– Как?! – изумился отец Фейе. – Вы опять ругаетесь, отец Фовель?
– Да нет, это так, ради красного словца, – смиренно произнес монах, – и мои ругательства отношения к делу не имеют, потому что вы должны быть сегодня ночью в «Лисьем хвосте» и будете там, даже если мне придется нести вас на себе!..
* * *
Так за разговором двое монахов въехали на улицу Сен-Дени. Их лошади медленно переставляли ноги и из-под копыт летела грязь.
Отец Фейе продолжал громко жаловаться, и, по правде говоря, монаху это порядком надоело, так как доминиканец только и делал, что стонал с той самой минуты, как сел в седло. Но для отца Фовеля главное заключалось в том, чтобы добраться до «Лисьего хвоста». Он то и дело задирал голову, пытаясь разглядеть вывеску, точь-в-точь как делал Лефор несколькими часами раньше.
– Стоп! – вдруг крикнул монах и натянул поводья.
Отец Фейе последовал его примеру, не очень хорошо соображая, что делает. Он увидел, как его спутник прислушался, вытянув длинную шею по примеру собственной лошади, умиравшей от голода и жажды.
– Боюсь, мы не опередили Лефора! – вскричал монах.
– Откуда вы это взяли?
– А вы ничего не слышите?
– Ничего, – признался доминиканец, – если не считать гула в ушах, но это, должно быть, от усталости.
– Могу вам точно сказать и даже готов поставить сто пистолей против медного лиарда, что капитан Лефор уже здесь. Я слышу звон шпаг и смачные ругательства, а так ругаться может только один известный мне человек! Возблагодарим Господа, брат мой: мы прибыли как нельзя более кстати!..
– Брат мой! Я не понимаю ни слова из того, о чем вы говорите…
– Да ведь все просто! Я уверен, что здесь сражаются. А именно тут находится таверна «Лисий хвост», в чем вы можете убедиться, подняв глаза и прочитав вывеску. Здесь-то мы и должны встретиться с нашим капитаном. Но раз тут сражаются и ругаются, значит, Лефор уже прибыл, поверьте мне!
Он проворно спешился и приподнял сутану, чтобы не испачкаться.
– Сидите на лошади, брат мой, – приказал он, – а действовать предоставьте мне!
Он подошел к двери, и отец Фейе услыхал, как тот забарабанил чем-то твердым и тяжелым. Теперь доминиканец и сам разобрал звон клинков и крики сражавшихся. Отец Фейе дрожал всем телом, но не от страха, разумеется, потому что жизнь в тропиках закалила его характер; это новое приключение, думал он, помешает ему немедленно лечь в постель, как он рассчитывал.
Монах еще энергичнее стал стучать в наглухо запертую дверь. Он не знал, слышат ли его изнутри, так как вместо ответа раздавались то взрывы хохота, то крики, а чаще всего проклятия. Все эти звуки принадлежали капитану Лефору. Монах начал терять терпение. В конце концов он взвыл:
– Эй, капитан Лефор! Здесь ваш канонир, отец Фовель.
– Святой Иаков! – отозвался Лефор. – Узнаю своего монаха! Всегда рядом, когда надо проучить негодяя! Потерпите, отец мой! Сейчас я вырежу печенку этому мерзавцу и отопру дверь! А пока, пожалуйста, прочтите «Отче наш» за упокой наглеца, о которого я уже успел затупить свой прекрасный клинок!
Отец Фовель понял, что Лефор говорит, находясь недалеко от двери, и что та заперта на засов.
– Поторопитесь, капитан, – продолжал он, – у меня два пистолета заряжены сухим порохом. Не, дожидайтесь, пока он отсыреет!
– Вы один? – спросил Ив, которому никак не удавалось отогнать наступавших и поднять прут, перегораживавший дверь.
– Со мной отец Фейе. Но он очень устал и у него помутилось в глазах, как у улитки во время дождя…
Одной рукой Лефору все-таки удалось приподнять тяжелый железный прут и сбросить его с крюков. Он упал на пол с оглушительным грохотом, так как монах с другой стороны ломился в дверь изо всех сил, пытаясь поскорее ворваться внутрь.
Он так хорошо представлял себе, что происходит в таверне и как распределяются силы, что ему даже не пришлось прицеливаться. Раздались два выстрела, и Салиньяк с Орлиаком покачнулись, столкнулись плечами и упали на колени, не выпустив, однако, оружие из рук.
– Всеми чертями ада вас заклинаю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– К дьяволу твоих лучников! – прорычал Орлиак. – Я хочу прикончить этого наглого хвастуна, который не знает, кто мы такие, и я это сделаю!
– О черт! – бросил Гараби. – Перед нами отличный мешок для тренировки! Небольшая разминка нам не повредит…
– Приятель! – возразил Лефор. – Не слишком ли плотно набит ваш мешок?! Вот я сейчас разворошу его своим клинком!
В эту минуту трактирщик пал на колени, умоляюще сложив руки и увещевая сражавшихся остановиться. Лефор подскочил к нему, ударил его шпагой плашмя пониже спины, отчего тот рухнул на пол, а сам скрестил шпагу с Фультремоном.
Гараби попытался зайти к нему в тыл и ударить в спину. На мгновение ему почудилось, что Лефор не разгадал его маневра, так как великан смотрел прямо перед собой, наседая на врагов и заставляя их отступить. Однако Гараби не удалось воплотить свой план в жизнь: не успел он опустить шпагу, как Ив, неожиданно отскочив, словно кот, назад, сильным ударом отвел его удар и сделал выпад. Раздался глухой крик, потом глубокий вздох, и разбойник выронил шпагу, зазвеневшую при падении. Гараби схватился обеими руками за грудь и, выпучив глаза, замер с широко раскрытым ртом, будто задыхался.
Фультремон увидел, что пальцы его друга выпачканы кровью, а из уголка губ стекает красная струйка. Он выкрикнул страшное ругательство, а в следующее мгновение Гараби рухнул на пол и застыл навсегда.
– Один готов, разрази его тысяча чертей! – дико захохотал Ив.
Он не успел прибавить ни слова: три шпаги с оглушительным звоном скрестились с его клинком; должно быть, шум сражения слышался за десять туаз от кабачка!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Флибустьеру приходится туго
– Брат мой! – умирающим голосом прошелестел доминиканец, теряя последние силы. – Если Бог не придет мне на помощь, я не доеду до вашей таверны.
– Молитесь! – посоветовал отец Фовель, пришпоривая свою лошадь. – Забудьте, что вы в седле!
– Я пытаюсь, брат мой, пытаюсь! – отвечал отец Фейе. – Однако формы, коими наделил меня Господь, не дают мне забыться, скорее напротив. У меня прямо все тело ломит!
Монах пожал плечами и бег своей лошади не умерил. Спустя некоторое время он продолжал:
– Если верить полученным сведениям, мы находимся на дороге в Нейк, а селение, которое виднеется вон там, несмотря на темноту, скорее всего Рул. Мы находимся на пути в предместье Сент-Оноре. Еще немного – и мы в Париже…
– Мне не доехать!
– Боже правый! Доедете! Помолитесь, черт побери! Сделайте же над собой усилие ради Господа нашего Иисуса Христа, тысяча чертей!
– Как?! – изумился отец Фейе. – Вы опять ругаетесь, отец Фовель?
– Да нет, это так, ради красного словца, – смиренно произнес монах, – и мои ругательства отношения к делу не имеют, потому что вы должны быть сегодня ночью в «Лисьем хвосте» и будете там, даже если мне придется нести вас на себе!..
* * *
Так за разговором двое монахов въехали на улицу Сен-Дени. Их лошади медленно переставляли ноги и из-под копыт летела грязь.
Отец Фейе продолжал громко жаловаться, и, по правде говоря, монаху это порядком надоело, так как доминиканец только и делал, что стонал с той самой минуты, как сел в седло. Но для отца Фовеля главное заключалось в том, чтобы добраться до «Лисьего хвоста». Он то и дело задирал голову, пытаясь разглядеть вывеску, точь-в-точь как делал Лефор несколькими часами раньше.
– Стоп! – вдруг крикнул монах и натянул поводья.
Отец Фейе последовал его примеру, не очень хорошо соображая, что делает. Он увидел, как его спутник прислушался, вытянув длинную шею по примеру собственной лошади, умиравшей от голода и жажды.
– Боюсь, мы не опередили Лефора! – вскричал монах.
– Откуда вы это взяли?
– А вы ничего не слышите?
– Ничего, – признался доминиканец, – если не считать гула в ушах, но это, должно быть, от усталости.
– Могу вам точно сказать и даже готов поставить сто пистолей против медного лиарда, что капитан Лефор уже здесь. Я слышу звон шпаг и смачные ругательства, а так ругаться может только один известный мне человек! Возблагодарим Господа, брат мой: мы прибыли как нельзя более кстати!..
– Брат мой! Я не понимаю ни слова из того, о чем вы говорите…
– Да ведь все просто! Я уверен, что здесь сражаются. А именно тут находится таверна «Лисий хвост», в чем вы можете убедиться, подняв глаза и прочитав вывеску. Здесь-то мы и должны встретиться с нашим капитаном. Но раз тут сражаются и ругаются, значит, Лефор уже прибыл, поверьте мне!
Он проворно спешился и приподнял сутану, чтобы не испачкаться.
– Сидите на лошади, брат мой, – приказал он, – а действовать предоставьте мне!
Он подошел к двери, и отец Фейе услыхал, как тот забарабанил чем-то твердым и тяжелым. Теперь доминиканец и сам разобрал звон клинков и крики сражавшихся. Отец Фейе дрожал всем телом, но не от страха, разумеется, потому что жизнь в тропиках закалила его характер; это новое приключение, думал он, помешает ему немедленно лечь в постель, как он рассчитывал.
Монах еще энергичнее стал стучать в наглухо запертую дверь. Он не знал, слышат ли его изнутри, так как вместо ответа раздавались то взрывы хохота, то крики, а чаще всего проклятия. Все эти звуки принадлежали капитану Лефору. Монах начал терять терпение. В конце концов он взвыл:
– Эй, капитан Лефор! Здесь ваш канонир, отец Фовель.
– Святой Иаков! – отозвался Лефор. – Узнаю своего монаха! Всегда рядом, когда надо проучить негодяя! Потерпите, отец мой! Сейчас я вырежу печенку этому мерзавцу и отопру дверь! А пока, пожалуйста, прочтите «Отче наш» за упокой наглеца, о которого я уже успел затупить свой прекрасный клинок!
Отец Фовель понял, что Лефор говорит, находясь недалеко от двери, и что та заперта на засов.
– Поторопитесь, капитан, – продолжал он, – у меня два пистолета заряжены сухим порохом. Не, дожидайтесь, пока он отсыреет!
– Вы один? – спросил Ив, которому никак не удавалось отогнать наступавших и поднять прут, перегораживавший дверь.
– Со мной отец Фейе. Но он очень устал и у него помутилось в глазах, как у улитки во время дождя…
Одной рукой Лефору все-таки удалось приподнять тяжелый железный прут и сбросить его с крюков. Он упал на пол с оглушительным грохотом, так как монах с другой стороны ломился в дверь изо всех сил, пытаясь поскорее ворваться внутрь.
Он так хорошо представлял себе, что происходит в таверне и как распределяются силы, что ему даже не пришлось прицеливаться. Раздались два выстрела, и Салиньяк с Орлиаком покачнулись, столкнулись плечами и упали на колени, не выпустив, однако, оружие из рук.
– Всеми чертями ада вас заклинаю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109