– Нет, – возразил Мерри Рулз.
– Должно быть, у вас слабое зрение, – бросила Мари. – Я вот узнала некоего Босолея.
– В темноте недолго и ошибиться, мадам. Я не хотел бы обвинять невиновного.
– Не могли бы вы, майор, – продолжала Мари, – объяснить отсутствие господина Пленвиля? Его предлагают в губернаторы, но где же он сам? Однако у меня есть все основания предполагать, что он сам пытался выдвинуться!
– Пленвиль живет в Ле-Карбе, мадам.
– А Босолей – в Ле-Прешере… Если я правильно понимаю, мы рискуем пережить подобное восстание и в Ле-Карбе под предводительством господина де Пленвиля в точности такое же, как здесь, подготовленное господином Босолеем!
Мерри Рулз ничего не ответил. Отец Бонен наблюдал за майором украдкой и, казалось, уже составил о нем верное представление. Однако теперь славный монах чувствовал себя спокойнее. Все-таки солдаты рядом и смогут защитить Мари. Он понял, что та, рискуя жизнью, хотя и следуя при этом его совету, ставила под угрозу безопасность и порядок, даже само существование острова. Пусть ее сегодня поносят – от этого ее власть не меньше, а значит, за нею право, справедливость и король. Иезуит полагал, что рано или поздно придется прибегнуть к ее помощи. Ведь даже если народ прогонит Мари и назначит кого-нибудь на ее место, какова будет во Франции реакция короля? Как разгневается монарх, когда узнает о таком насилии? Не пошлет ли он тогда эскадру для усмирения бунтовщиков?
К нему возвращалась вера в собственную правоту. Мари сама не знала, как еще она держится на ногах. Несколькими часами раньше она падала от изнеможения и сейчас сопротивлялась усталости лишь благодаря неимоверному усилию воли.
Шаги, донесшиеся с улицы, заставили ее поднять голову, и вскоре она увидела пятерых человек.
Она сейчас же постаралась разглядеть, есть ли среди них знакомые лица. Но ей прежде не доводилось встречаться с Сигали, а потому связь депутации с подстрекателем Босолеем мог усмотреть один майор.
Сигали сразу же повел себя как глава депутации и вышел вперед. Он с вызывающим видом подошел к Мари и ее спутникам; все трое, не проронив ни слова, ожидали, когда заговорит Сигали.
– Меня и моих друзей избрали поселенцы Ле-Прешера, – начал он. – Мне поручено передать вам требования жителей поселка и его окрестностей.
– Говорите, – предложила Мари. – После посмотрим. Чего хотят колонисты?
– Они требуют прежде всего отменить унизительный для них закон, похожий скорее на строгий контроль за торговлей табаком.
Он замолчал, ожидая ответа. Но Мари спросила:
– Что еще?
– Колонисты требуют истребления карибских индейцев. Они хотят, чтобы тем была объявлена беспощадная война.
– Дальше?
– Поселенцы требуют, чтобы из состава Высшего Совета был незамедлительно выведен предатель: шевалье де Мобре.
– Это все?
– Пока – да, мадам.
Мари обернулась к Мерри Рулзу, потом к отцу Бонену, спрашивая их совета.
– Мы можем сказать этим людям, мадам, – заговорил майор, – что созвали на завтра Высший Совет, где все эти вопросы будут рассматриваться и обсуждаться. Мы с вами уже говорили об этом и сошлись во мнениях по всем пунктам, кроме одного, последнего. Но что касается первых двух, то, на мой взгляд, раз ничто этому не мешает, мы, возможно, в состоянии сообщить им результаты нашего разговора.
– Будет ли этого достаточно для того, чтобы их успокоить?
– Если вы лично возьмете на себя обязательства, то почему нет?
– Обещайте! Обещайте непременно, дитя мое! Надо выиграть время, – шепнул иезуит.
– Ну что же, господа, вот мой ответ, – заговорила Мари, обращаясь к делегатам. – Высший Совет собирается завтра для обсуждения вопросов, только что изложенных мне. Я могу вас заверить, что мера, которую колонисты считают унизительной, будет отменена с завтрашнего дня. Кроме того, уже сегодня мы приняли решение объявить войну дикарям до полного их уничтожения. Операцию возглавит комендант де Лубьер. Добровольцы могут записываться с завтрашнего дня… Ступайте и передайте тем, кто вас послал, эти новости.
– Прошу прощения, – вступил в разговор Сигали. – Остался еще один вопрос: о шевалье де Мобре.
– Завтра он будет рассмотрен в Совете.
– Нам кажется, мадам, что, раз вы сумели уже сегодня уладить первые два вопроса, вам также следует решить судьбу и третьего. Может быть, из всех этот вопрос – наиболее значимый. Мы не поощряем присутствия предателей на Мартинике, особенно не желаем, чтобы нас продавали англичанам.
– Вы забываете, чем обязаны шевалье де Мобре. Именно он добыл для вас секрет отбелки сахара…
– А в обмен на это он вступает в заговоры, намереваясь отдать нас протектору Кромвелю.
– Шевалье – не предатель!
– Мадам! – еще тверже возразил Сигали, видя, что генеральша готова стоять до последнего. – Я не отвечаю за действия поселенцев, если не передам им, что вы решительно обещаете вывести шевалье де Мобре из Совета.
– Вывести его из Совета! – повторила Мари, чувствуя, как у нее сжалось сердце, и догадываясь, что ей опять придется уступить.
– Колонисты, мадам, предпочли бы, чтобы он был выслан с Мартиники, – уточнил Сигали, двусмысленно усмехнувшись. – Однако они понимают, как вам будет тяжело отказаться от его услуг. Вот почему они требуют одного: пусть никаким образом он больше не вмешивается в дела, которые касаются управления Мартиникой.
Отец Бонен склонился к уху Мари и шепнул:
– Соглашайтесь! Соглашайтесь, дитя мое!.. Если вы не удовлетворите их требований сейчас во время переговоров, они могут распоясаться еще больше.
Она на мгновение задумалась, сжала кулаки и, побледнев, с трудом выдавила из себя:
– Можете передать колонистам, что шевалье де Мобре отныне не будет членом Высшего Совета.
Сигали поклонился, впервые проявляя некоторую вежливость.
– Спасибо, ваше высокопревосходительство, – изрек он, – от имени поселенцев Ле-Прешера. Я передам им ваши решения.
Четверо его спутников тоже поклонились. Мари даже не повернула в их сторону головы.
Когда делегаты отбыли, она почувствовала, что не в силах сдержать душившие ее слезы. Мари была раздавлена: она осознавала, что ее власти снова нанесен ощутимый удар. Она уступила. Еще несколько таких бунтов, и у нее ничего не останется.
Зато Мерри Рулз словно окаменел. Ему не давал покоя один-единственный вопрос: почему Пленвиль неожиданно так выдвинулся среди колонистов? Пленвиль работал на себя втайне от майора? Предал его? Вполне возможно, ведь этот человек чертовски честолюбив. Его честолюбие сродни жадности, настигающей людей порой достаточно поздно.
Майор дал себе слово, что непременно объяснится с Пленвилем. Еще не все потеряно! В его руках – армия. Солдаты могли вмешаться. Один приказ, и бунтовщики успокоены, думал про себя майор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109