Итак, если Пленвиль заартачится, он передаст его солдатам. В темнице форта еще найдется место рядом с Байярделем!..
До его слуха донеслись слова отца Бонена, утешавшего Мари:
– Дитя мое! Вы не могли поступить иначе. Вы действовали мудро. Вам не в чем себя упрекнуть. Так уж случается в жизни, что мы должны приносить огромные жертвы. В результате сегодняшнего инцидента ваша власть пошатнулась. Ничего, надо все вернуть! О, это будет совсем непросто. Понадобится немало терпения, ловкости, хитрости. Вы должны почерпнуть эти качества внутри себя. В конечном счете вы непременно победите. Я уверен, что его величество утвердит вас в должности. Поверьте мне! Тогда вы получите поддержку короля, сможете многое предпринять, и все эти люди преклонят перед вами колени.
– Спасибо, отец мой.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Отставка Режиналя
Во дворе заржала лошадь. Возможно, это возвратилась Мари.
Режиналь вскочил, натянул штаны, расшитую рубашку и вернулся к себе, оставив Луизу, которая задремала, отдавшись неге.
Шевалье едва успел принять непринужденную позу, как в дверь постучали. Он пригласил пришедшего войти; это была Жюли, она протягивала ему послание.
– Здравствуйте, детка, – произнес он, поднимаясь с постели, куда поторопился лечь, чтобы все думали, что он спал. – Здравствуйте, Жюли! А-а, послание?..
– Здравствуйте, господин шевалье! – отвечала камеристка. – Солдат из Ле-Прешера доставил это для вас. Ответа не требуется. Кажется, он спешил вернуться в Ле-Прешер.
Это была записка от Мари. Мобре оказалось довольно одного взгляда, чтобы узнать крупный и уверенный почерк и понять содержание. Генеральша уведомляла его, что ей в конце концов пришлось дать обещания бунтовщикам и эти обещания будут рассмотрены на утреннем заседании Совета. Она прибавляла, что вернется в замок сразу же после заседания.
Режиналь подумал, что собрание, видимо, проходит в это самое время. И ему самому следовало быть там: ведь он являлся советником.
Итак, Мари не вызывала его в Совет, ничего не сообщала по этому поводу, словно сомневалась, что он придет. Он припомнил их последний разговор перед ее отъездом и с горечью осознал, что она им пожертвовала.
Про себя он усмехнулся, хотя на душе у него было тяжело. Мари без особого труда устранила Байярделя и осудила Лефора! Сегодня она отрекалась от него. Да, пожалуй, Мари не назовешь верной подругой!
Впрочем, ему это было почти безразлично. События приняли такой оборот, что она больше не нуждалась в советчике для достижения своих целей. Такой бунт, как этот, в сорок восемь часов не погасишь. Он оставляет раны, которые необходимо зализать, но по мере того как этим занимаешься, зреют новые заговоры, приходится опасаться новых восстаний. Рано или поздно ему пришлось бы – что бы ни думала об этом Мари – призвать на помощь своих английских друзей. Да Мари сама оказалась бы в таком плачевном положении, что стала бы умолять его, он был в этом уверен…
Шевалье свернул листок и положил рядом на столик. Он взял Жюли за подбородок и спросил:
– Ну, Жюли, могу поспорить, дитя мое, что все эти события вас смутили и взволновали, не правда ли?
– Плохо вы меня знаете, господин шевалье. Зачем мне волноваться? Кто может желать мне зла? И чего мне бояться?
– Конечно!.. Вам – нечего! А вот вашей хозяйке… и мне…
Он усмехнулся и, помолчав, повторил:
– И мне… Ведь эти негодяи ненавидят главным образом меня. Вам безразлично, если меня убьют на ваших глазах?
Жюли едва заметно вздрогнула, и Мобре понял, что ему удалось ее расшевелить. Она ответила:
– Прежде чем они будут здесь, мы могли бы приготовиться к обороне.
– Ах, как я счастлив! – обрадовался он. – Ваше отношение, дорогая Жюли, показывает, что вы хоть немного меня любите. Как видите, я на вас рассчитываю…
– О! Вы же всегда сумеете что-нибудь придумать! Вы знаете, как перехитрить этих разбойников. Но главное, я беспокоюсь о мадам. Что будет с ней, если они ворвутся сюда?
– Не знаю. Но мы приготовимся заранее, как вы предлагаете. Подставьте-ка губки, прелестное дитя: вы заслужили поцелуй за добрые чувства ко мне.
Он обнял ее, но она легонько отстранилась:
– Вдруг нас застанет мадемуазель Луиза! В этом доме и так довольно драм такого рода. Луиза вас любит…
Он тяжело вздохнул и оставил субретку в покое.
– Увы! – пробормотал он. – Я и не думал, что все так сложится! Если бы я мог это предвидеть, мадемуазель де Франсийон была бы еще девственницей, клянусь вам, или, уж во всяком случае, я был бы ни при чем.
– Так вот как вы платите ей за любовь?
Он пожал плечами:
– А вы разве лучше? Однажды вы мне рассказывали о сильном мужчине, которого любите, – единственном, которого вы когда-то любили. А разве это обстоятельство помешает вам когда-нибудь получить при случае удовольствие?
Она рассмеялась:
– Увижу ли я его когда-нибудь? Говорят, он мертв…
– Мир его душе! – весело вскричал он, так как Жюли, казалось, не очень-то огорчена смертью возлюбленного.
– А как его звали? – спросил он, помедлив.
– Ну, этого вы никогда не узнаете! Никогда! Да он и сам так и не узнал о моей любви… Даже не подозревал. Только позднее, когда он уехал, а воспоминание о нем меня не покидало, я себе сказала, что люблю его…
– А я-то считал вас доступной! Да вы так же непонятны, как все женщины, Жюли. Однако в вас есть нечто более надежное, чего нет в других.
С вашим темпераментом, если б вы пожелали поехать со мной, мы бы многого добились, клянусь!
– Не будем больше об этом, шевалье… И, простите, я спешу…
Она вырвалась, а он и пальцем не шевельнул, чтобы ее удержать. Спустя некоторое время он услышал, как она сбегает по лестнице. Он вышел из своей комнаты и направился к Луизе. Отворил дверь и застал все в том же виде, в каком оставил.
Луиза лежала на постели совершенно нагая, ее длинные волосы разметались и опутывали тело, будто золотые тенета. Луиза не шевелилась. Ставни были закрыты, и ее молочно-белое тело сияло в сумеречном свете, выделяясь белизной даже на фоне простынь.
Режиналь пресытился ее телом, эта женщина утолила его своей необузданной страстью, однако он не мог не залюбоваться ее вольной позой, прекрасным телом, объятым крепким, похожим на смерть, сном. Луиза была прекрасна; она могла бы составить счастье страстного и требовательного возлюбленного, потому что у нее были крутые бедра, роскошная грудь, красивые точеные ножки. Но ничто не пробуждало в нем желания. Он пресытился Луизой, устал от нее. И потом, у него были заботы поважнее.
Как он уже говорил Жюли, он действовал бы совсем иначе, если бы мог предвидеть, что события примут такой оборот.
Он подумал: почему, несмотря на прелести молодой женщины, он не чувствует ничего, ни малейшего волнения.
В эту минуту ресницы Луизы чуть дрогнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
До его слуха донеслись слова отца Бонена, утешавшего Мари:
– Дитя мое! Вы не могли поступить иначе. Вы действовали мудро. Вам не в чем себя упрекнуть. Так уж случается в жизни, что мы должны приносить огромные жертвы. В результате сегодняшнего инцидента ваша власть пошатнулась. Ничего, надо все вернуть! О, это будет совсем непросто. Понадобится немало терпения, ловкости, хитрости. Вы должны почерпнуть эти качества внутри себя. В конечном счете вы непременно победите. Я уверен, что его величество утвердит вас в должности. Поверьте мне! Тогда вы получите поддержку короля, сможете многое предпринять, и все эти люди преклонят перед вами колени.
– Спасибо, отец мой.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Отставка Режиналя
Во дворе заржала лошадь. Возможно, это возвратилась Мари.
Режиналь вскочил, натянул штаны, расшитую рубашку и вернулся к себе, оставив Луизу, которая задремала, отдавшись неге.
Шевалье едва успел принять непринужденную позу, как в дверь постучали. Он пригласил пришедшего войти; это была Жюли, она протягивала ему послание.
– Здравствуйте, детка, – произнес он, поднимаясь с постели, куда поторопился лечь, чтобы все думали, что он спал. – Здравствуйте, Жюли! А-а, послание?..
– Здравствуйте, господин шевалье! – отвечала камеристка. – Солдат из Ле-Прешера доставил это для вас. Ответа не требуется. Кажется, он спешил вернуться в Ле-Прешер.
Это была записка от Мари. Мобре оказалось довольно одного взгляда, чтобы узнать крупный и уверенный почерк и понять содержание. Генеральша уведомляла его, что ей в конце концов пришлось дать обещания бунтовщикам и эти обещания будут рассмотрены на утреннем заседании Совета. Она прибавляла, что вернется в замок сразу же после заседания.
Режиналь подумал, что собрание, видимо, проходит в это самое время. И ему самому следовало быть там: ведь он являлся советником.
Итак, Мари не вызывала его в Совет, ничего не сообщала по этому поводу, словно сомневалась, что он придет. Он припомнил их последний разговор перед ее отъездом и с горечью осознал, что она им пожертвовала.
Про себя он усмехнулся, хотя на душе у него было тяжело. Мари без особого труда устранила Байярделя и осудила Лефора! Сегодня она отрекалась от него. Да, пожалуй, Мари не назовешь верной подругой!
Впрочем, ему это было почти безразлично. События приняли такой оборот, что она больше не нуждалась в советчике для достижения своих целей. Такой бунт, как этот, в сорок восемь часов не погасишь. Он оставляет раны, которые необходимо зализать, но по мере того как этим занимаешься, зреют новые заговоры, приходится опасаться новых восстаний. Рано или поздно ему пришлось бы – что бы ни думала об этом Мари – призвать на помощь своих английских друзей. Да Мари сама оказалась бы в таком плачевном положении, что стала бы умолять его, он был в этом уверен…
Шевалье свернул листок и положил рядом на столик. Он взял Жюли за подбородок и спросил:
– Ну, Жюли, могу поспорить, дитя мое, что все эти события вас смутили и взволновали, не правда ли?
– Плохо вы меня знаете, господин шевалье. Зачем мне волноваться? Кто может желать мне зла? И чего мне бояться?
– Конечно!.. Вам – нечего! А вот вашей хозяйке… и мне…
Он усмехнулся и, помолчав, повторил:
– И мне… Ведь эти негодяи ненавидят главным образом меня. Вам безразлично, если меня убьют на ваших глазах?
Жюли едва заметно вздрогнула, и Мобре понял, что ему удалось ее расшевелить. Она ответила:
– Прежде чем они будут здесь, мы могли бы приготовиться к обороне.
– Ах, как я счастлив! – обрадовался он. – Ваше отношение, дорогая Жюли, показывает, что вы хоть немного меня любите. Как видите, я на вас рассчитываю…
– О! Вы же всегда сумеете что-нибудь придумать! Вы знаете, как перехитрить этих разбойников. Но главное, я беспокоюсь о мадам. Что будет с ней, если они ворвутся сюда?
– Не знаю. Но мы приготовимся заранее, как вы предлагаете. Подставьте-ка губки, прелестное дитя: вы заслужили поцелуй за добрые чувства ко мне.
Он обнял ее, но она легонько отстранилась:
– Вдруг нас застанет мадемуазель Луиза! В этом доме и так довольно драм такого рода. Луиза вас любит…
Он тяжело вздохнул и оставил субретку в покое.
– Увы! – пробормотал он. – Я и не думал, что все так сложится! Если бы я мог это предвидеть, мадемуазель де Франсийон была бы еще девственницей, клянусь вам, или, уж во всяком случае, я был бы ни при чем.
– Так вот как вы платите ей за любовь?
Он пожал плечами:
– А вы разве лучше? Однажды вы мне рассказывали о сильном мужчине, которого любите, – единственном, которого вы когда-то любили. А разве это обстоятельство помешает вам когда-нибудь получить при случае удовольствие?
Она рассмеялась:
– Увижу ли я его когда-нибудь? Говорят, он мертв…
– Мир его душе! – весело вскричал он, так как Жюли, казалось, не очень-то огорчена смертью возлюбленного.
– А как его звали? – спросил он, помедлив.
– Ну, этого вы никогда не узнаете! Никогда! Да он и сам так и не узнал о моей любви… Даже не подозревал. Только позднее, когда он уехал, а воспоминание о нем меня не покидало, я себе сказала, что люблю его…
– А я-то считал вас доступной! Да вы так же непонятны, как все женщины, Жюли. Однако в вас есть нечто более надежное, чего нет в других.
С вашим темпераментом, если б вы пожелали поехать со мной, мы бы многого добились, клянусь!
– Не будем больше об этом, шевалье… И, простите, я спешу…
Она вырвалась, а он и пальцем не шевельнул, чтобы ее удержать. Спустя некоторое время он услышал, как она сбегает по лестнице. Он вышел из своей комнаты и направился к Луизе. Отворил дверь и застал все в том же виде, в каком оставил.
Луиза лежала на постели совершенно нагая, ее длинные волосы разметались и опутывали тело, будто золотые тенета. Луиза не шевелилась. Ставни были закрыты, и ее молочно-белое тело сияло в сумеречном свете, выделяясь белизной даже на фоне простынь.
Режиналь пресытился ее телом, эта женщина утолила его своей необузданной страстью, однако он не мог не залюбоваться ее вольной позой, прекрасным телом, объятым крепким, похожим на смерть, сном. Луиза была прекрасна; она могла бы составить счастье страстного и требовательного возлюбленного, потому что у нее были крутые бедра, роскошная грудь, красивые точеные ножки. Но ничто не пробуждало в нем желания. Он пресытился Луизой, устал от нее. И потом, у него были заботы поважнее.
Как он уже говорил Жюли, он действовал бы совсем иначе, если бы мог предвидеть, что события примут такой оборот.
Он подумал: почему, несмотря на прелести молодой женщины, он не чувствует ничего, ни малейшего волнения.
В эту минуту ресницы Луизы чуть дрогнули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109