Безумие! – вскричал Мобре, когда Мари поднялась к себе. – Я все слышал. Вы не поедете в Ле-Прешер! Эти люди хотят вашей смерти!..
– Мой долг – отправиться в Ле-Прешер, – возразила она. – Я так и сделаю…
Она уже разложила мужской костюм, в котором однажды восхитила Мерри Рулза.
– Мари! – не отступал шевалье, стараясь говорить как можно убедительнее. – Не надо туда ездить. Они сожгут вас заживо!
– Я не прошу вас ехать со мной, Режиналь. Я сделаю только то, что сделал бы на моем месте генерал Дюпарке. Я не позволю безнаказанно оскорблять себя. Сверх того, было бы преступно не попытаться лично восстановить порядок. Виновных ждет суровое наказание, вот и все, что я могу сказать!
Пока Мари говорила, она торопливо раздевалась. Скоро она стояла перед шевалье совершенно нагой. Минута была слишком значительной, чтобы у него появились похотливые желания. Однако он не мог не восхититься ее пышными формами и прекрасно сложенной фигурой, белоснежной шелковистой кожей, сулившей несказанные наслаждения.
– Мари! – сурово молвил он. – Заклинаю вас: не ездите туда. В конце концов, вы всего лишь женщина. Мужчина может сражаться, защищаться! Вы окажетесь во власти первого же негодяя, который набросится на вас…
Мари застегнула ремень. Затем подошла к ларцу, открыла его и вынула пару пистолетов. Их завещал ей генерал Дюпарке, и она хранила оружие как священную реликвию.
– Режиналь! – молвила она. – Соблаговолите зарядить это оружие. Не жалейте пороху. У вас за спиной, на стене, висит мешочек со свинцовыми пулями. Они очень надежны…
– Раз вы настаиваете, Мари, я, разумеется, повинуюсь и даже готов на большее…
Он снял со стены мешочек, вынул две пули, положил их перед собой на стол. Потом выбрал из коллекции оружия короткий стилет; его лезвие начала разъедать ржавчина, однако он еще оставался довольно острым. Мари с удивлением наблюдала за шевалье. Тот взял пули и острием стилета проделал в них крошечные отверстия в нескольких местах.
Мари не удержалась и спросила:
– Что вы делаете, Режиналь? Зачем это?
Он зло усмехнулся:
– Меня научил этому один старый моряк еще в мой первый приезд на острова. Он придумал этот на первый взгляд пустяковый прием: наносил на пули крошечные отверстия вроде тех, что вы видите перед собой. Кажется, мелочь, однако рана от такой свинцовой пули будет огромной, словно от пушечного ядра… Такой же пулей я прошлой ночью снес голову негодяю из Каз-Пилота… Попробуйте и убедитесь сами! Результат зачастую бывает столь потрясающий, что в другой раз стрелять не приходится…
Мари едва заметно пожала плечами. Этот вопрос нимало ее не интересовал.
– Вы слышали, Режиналь, – в упор спросила она, – что мне сказал майор по вашему поводу?
– Разумеется. Я не пропустил ни слова.
– И что вы обо всем этом думаете?
Он зарядил пистолеты. Положил их на стол и стал задумчиво расхаживать по комнате.
– Делайте, что считаете нужным, Мари, – сказал он наконец. – Решение принимать нельзя, не узнав прежде, как могут повернуться события. Я знаю лишь одно: что бы ни случилось, я сумею защититься и отомстить за себя. И еще: моя судьба как члена Высшего Совета – в ваших руках. И я бы не хотел, дорогая Мари, чтобы из-за моего присутствия опасность грозила вашей собственной жизни.
– Спасибо, Режиналь, – поблагодарила она. – Мы, разумеется, скоро увидимся. Однако позвольте обсудить с вами последний вопрос. Если со мной что-нибудь случится, поклянитесь самым святым, что у вас есть: мстя за меня, вы ни в коем случае не прибегнете к помощи извне!
– Раз вы этого требуете, даю вам слово. Однако пусть поостережется осмелившийся поднять на меня руку! Я буду беспощаден с этой толпой идиотов!..
Что ему стоило дать такую клятву? Как только Мари исчезнет, разве не присоединится он к тем, кто жаждет занять ее место?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Первое отречение
Стремительно надвигавшаяся в тропических широтах ночь застала их в пути, когда до Ле-Прешера оставалось около лье. От самого Сен-Пьера они не обменялись ни словом, стараясь ехать так быстро, как только позволял почтенный возраст святого отца, бывшего неважным наездником. Теперь, вблизи моря, легкий ветерок приносил с собой приятную свежесть.
Вдалеке зловещие отблески отражались в иссиня-черном небе, которое останется таким еще на несколько часов, пока на нем не появятся первые тропические звезды.
Временами отблески пламени казались ярче из-за внезапной перемены ветра.
Мари спрашивала себя, в каком состоянии она застанет небольшой поселок, обычно такой мирный, лежавший на холме и омываемый с другой стороны Карибским морем. Мари хотела бы знать, что происходило к югу, по другую сторону от Сен-Пьера, в Ле-Карбе, и как в это же время себя ведут жители Каз-Пилота после пожаров истекшей ночи.
Должно быть, ром течет рекой, а это вряд ли внесет успокоение в смятенные души колонистов.
Когда они подъехали к первым свайным постройкам Ле-Прешера, то услышали громкие крики, сливавшиеся в сплошной гул. Похоже, кричали во время праздника, карнавала, однако на сей раз шум приобретал драматический характер, отчего сердца наполнялись тоской и неясным предчувствием беды.
Когда всадники вступили на главную улицу, перерезавшую поселок из одного конца в другой, Мари, не выпуская поводьев, инстинктивно сжала рукоять одного из пистолетов. В эту минуту она прощалась с жизнью и дала себе слово: она сделает все возможное, чтобы положить бунту конец, но, если ей суждено умереть, она подстрелит кого-нибудь из своих врагов.
Вначале всадникам показалось, что поселок опустел. После поджога складов, рынков, домов жители, вероятно, отправились в другое место, чтобы продолжать подвиги. Однако шум не утихал. Судя по всему, толпа стекалась в одно место, скорее всего – на площадь Оружия.
– Дети мои! – вдруг заговорил святой отец, выбросив одну руку вперед. – Нам лучше ехать помедленнее. Ни к чему поспешностью выдавать обуревающее нас волнение. Чужое хладнокровие всегда сдерживает самых страстных крикунов. Давайте въедем на главную площадь не спеша. И ни слова лишнего: будем сохранять достоинство.
Он обернулся к Мари:
– Может быть, дитя мое, вам бы следовало укрыться за мной. Тело у меня большое и, хоть и старое, могло бы вас заслонить от злоумышленника…
– Нет, отец мой, – твердо возразила она, – прошу вас, напротив, пропустить меня вперед. Во главе нашего небольшого отряда следует быть мне. Следуйте за мной…
Она пришпорила лошадь, выехала вперед, потом осадила лошадь и неспешно направилась к площади в сопровождении двух мужчин.
По мере того как их небольшой отряд продвигался вперед, выкрики бунтовщиков становились все пронзительнее, уже можно было разобрать отдельные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Мой долг – отправиться в Ле-Прешер, – возразила она. – Я так и сделаю…
Она уже разложила мужской костюм, в котором однажды восхитила Мерри Рулза.
– Мари! – не отступал шевалье, стараясь говорить как можно убедительнее. – Не надо туда ездить. Они сожгут вас заживо!
– Я не прошу вас ехать со мной, Режиналь. Я сделаю только то, что сделал бы на моем месте генерал Дюпарке. Я не позволю безнаказанно оскорблять себя. Сверх того, было бы преступно не попытаться лично восстановить порядок. Виновных ждет суровое наказание, вот и все, что я могу сказать!
Пока Мари говорила, она торопливо раздевалась. Скоро она стояла перед шевалье совершенно нагой. Минута была слишком значительной, чтобы у него появились похотливые желания. Однако он не мог не восхититься ее пышными формами и прекрасно сложенной фигурой, белоснежной шелковистой кожей, сулившей несказанные наслаждения.
– Мари! – сурово молвил он. – Заклинаю вас: не ездите туда. В конце концов, вы всего лишь женщина. Мужчина может сражаться, защищаться! Вы окажетесь во власти первого же негодяя, который набросится на вас…
Мари застегнула ремень. Затем подошла к ларцу, открыла его и вынула пару пистолетов. Их завещал ей генерал Дюпарке, и она хранила оружие как священную реликвию.
– Режиналь! – молвила она. – Соблаговолите зарядить это оружие. Не жалейте пороху. У вас за спиной, на стене, висит мешочек со свинцовыми пулями. Они очень надежны…
– Раз вы настаиваете, Мари, я, разумеется, повинуюсь и даже готов на большее…
Он снял со стены мешочек, вынул две пули, положил их перед собой на стол. Потом выбрал из коллекции оружия короткий стилет; его лезвие начала разъедать ржавчина, однако он еще оставался довольно острым. Мари с удивлением наблюдала за шевалье. Тот взял пули и острием стилета проделал в них крошечные отверстия в нескольких местах.
Мари не удержалась и спросила:
– Что вы делаете, Режиналь? Зачем это?
Он зло усмехнулся:
– Меня научил этому один старый моряк еще в мой первый приезд на острова. Он придумал этот на первый взгляд пустяковый прием: наносил на пули крошечные отверстия вроде тех, что вы видите перед собой. Кажется, мелочь, однако рана от такой свинцовой пули будет огромной, словно от пушечного ядра… Такой же пулей я прошлой ночью снес голову негодяю из Каз-Пилота… Попробуйте и убедитесь сами! Результат зачастую бывает столь потрясающий, что в другой раз стрелять не приходится…
Мари едва заметно пожала плечами. Этот вопрос нимало ее не интересовал.
– Вы слышали, Режиналь, – в упор спросила она, – что мне сказал майор по вашему поводу?
– Разумеется. Я не пропустил ни слова.
– И что вы обо всем этом думаете?
Он зарядил пистолеты. Положил их на стол и стал задумчиво расхаживать по комнате.
– Делайте, что считаете нужным, Мари, – сказал он наконец. – Решение принимать нельзя, не узнав прежде, как могут повернуться события. Я знаю лишь одно: что бы ни случилось, я сумею защититься и отомстить за себя. И еще: моя судьба как члена Высшего Совета – в ваших руках. И я бы не хотел, дорогая Мари, чтобы из-за моего присутствия опасность грозила вашей собственной жизни.
– Спасибо, Режиналь, – поблагодарила она. – Мы, разумеется, скоро увидимся. Однако позвольте обсудить с вами последний вопрос. Если со мной что-нибудь случится, поклянитесь самым святым, что у вас есть: мстя за меня, вы ни в коем случае не прибегнете к помощи извне!
– Раз вы этого требуете, даю вам слово. Однако пусть поостережется осмелившийся поднять на меня руку! Я буду беспощаден с этой толпой идиотов!..
Что ему стоило дать такую клятву? Как только Мари исчезнет, разве не присоединится он к тем, кто жаждет занять ее место?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Первое отречение
Стремительно надвигавшаяся в тропических широтах ночь застала их в пути, когда до Ле-Прешера оставалось около лье. От самого Сен-Пьера они не обменялись ни словом, стараясь ехать так быстро, как только позволял почтенный возраст святого отца, бывшего неважным наездником. Теперь, вблизи моря, легкий ветерок приносил с собой приятную свежесть.
Вдалеке зловещие отблески отражались в иссиня-черном небе, которое останется таким еще на несколько часов, пока на нем не появятся первые тропические звезды.
Временами отблески пламени казались ярче из-за внезапной перемены ветра.
Мари спрашивала себя, в каком состоянии она застанет небольшой поселок, обычно такой мирный, лежавший на холме и омываемый с другой стороны Карибским морем. Мари хотела бы знать, что происходило к югу, по другую сторону от Сен-Пьера, в Ле-Карбе, и как в это же время себя ведут жители Каз-Пилота после пожаров истекшей ночи.
Должно быть, ром течет рекой, а это вряд ли внесет успокоение в смятенные души колонистов.
Когда они подъехали к первым свайным постройкам Ле-Прешера, то услышали громкие крики, сливавшиеся в сплошной гул. Похоже, кричали во время праздника, карнавала, однако на сей раз шум приобретал драматический характер, отчего сердца наполнялись тоской и неясным предчувствием беды.
Когда всадники вступили на главную улицу, перерезавшую поселок из одного конца в другой, Мари, не выпуская поводьев, инстинктивно сжала рукоять одного из пистолетов. В эту минуту она прощалась с жизнью и дала себе слово: она сделает все возможное, чтобы положить бунту конец, но, если ей суждено умереть, она подстрелит кого-нибудь из своих врагов.
Вначале всадникам показалось, что поселок опустел. После поджога складов, рынков, домов жители, вероятно, отправились в другое место, чтобы продолжать подвиги. Однако шум не утихал. Судя по всему, толпа стекалась в одно место, скорее всего – на площадь Оружия.
– Дети мои! – вдруг заговорил святой отец, выбросив одну руку вперед. – Нам лучше ехать помедленнее. Ни к чему поспешностью выдавать обуревающее нас волнение. Чужое хладнокровие всегда сдерживает самых страстных крикунов. Давайте въедем на главную площадь не спеша. И ни слова лишнего: будем сохранять достоинство.
Он обернулся к Мари:
– Может быть, дитя мое, вам бы следовало укрыться за мной. Тело у меня большое и, хоть и старое, могло бы вас заслонить от злоумышленника…
– Нет, отец мой, – твердо возразила она, – прошу вас, напротив, пропустить меня вперед. Во главе нашего небольшого отряда следует быть мне. Следуйте за мной…
Она пришпорила лошадь, выехала вперед, потом осадила лошадь и неспешно направилась к площади в сопровождении двух мужчин.
По мере того как их небольшой отряд продвигался вперед, выкрики бунтовщиков становились все пронзительнее, уже можно было разобрать отдельные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109