Христиана оставила свою горничную в отеле, а от услуг овернки отказа-
лась и отослала ее, сказав, что разденется сама и позвонит, когда нужно
будет подать простыню или что-нибудь понадобится.
Оставшись одна, она не спеша разделась, глядя, как в светлом бассейне
еле заметно кружится понизу и волнуется вода Раздевшись, она кончиком
ноги попробовала воду, и тотчас приятное ощущение тепла побежало по все-
му телу; тогда она опустила в воду всю ногу, потом вторую и осторожно
села, погрузившись в мягкую, ласковую теплоту прозрачной воды источника,
который наполнял этот водоем, струился по ней самой и вокруг нее, покры-
вая маленькими пузырьками газа все ее тело - и ноги, и руки, и грудь.
Она с удивлением смотрела, как эти бесчисленные воздушные пузырьки всю
ее одевают панцирем из крошечных жемчужинок. А жемчужинки непрестанно
отрываются от ее белой кожи, взлетают на поверхность воды и исчезают в
воздухе, выталкиваемые снизу другими, которые возникают на ней. Они воз-
никали мгновенно, словно легкие, неуловимые и прелестные мелкие ягодки,
плоды ее стройного, юного и розового тела, обладающего волшебной силой
обращать капельки воды в жемчужины. Христиане было так хорошо, так мягко
касались, так ласково обнимали, обтекали ее струйки воды, трепещущие,
живые, переливчатые струйки источника, бурлившего в водоеме у ее ног и
убегавшего сквозь маленькое отверстие у края ванны, что ей хотелось нав-
сегда остаться тут, не двигаться, не шевелиться, ни о чем не думать.
Теплота, какая-то особая, восхитительная теплота согревала ее, на душе
было покойно, безмятежно, и всю ее наполняло блаженное ощущение здо-
ровья, мирной радости и тихой веселости. Журчание воды, вытекавшей из
ванны, убаюкивало, и в дремотной неге она лениво думала то о том, то о
другом: что будет делать сейчас и что будет делать завтра, на какие про-
гулки здесь можно ходить, думала об отце, о брате, о муже и о том высо-
ком молодом человеке, который бросился спасать собаку, - после этого ей
как-то было неловко с ним, она не любила порывистых людей.
Да, в этой теплой воде было хорошо, спокойно, и никакие желания не
тревожили ее сердца, разве только смутная надежда иметь ребенка; в душе
не возникало ни тени стремления изведать какую-то иную жизнь, волнение
или страсть. Ей ничего не надо было, она чувствовала себя счастливой и
довольной.
Вдруг она испугалась: кто-то открыл дверь; но оказалось, это овернка
принесла простыню и халат. Двадцать минут уже истекли, пора было оде-
ваться Пробуждение было грустным, почти горестным; хотелось попросить,
чтоб ей позволили побыть в ванне еще несколько минут, но потом она поду-
мала, что впереди еще много дней, много таких же приятных минут; она с
сожалением вышла из воды и закуталась в халат, нагретый так сильно, что
он даже обжигал ее немножко.
Когда она уходила, доктор Бонфиль отворил дверь своего кабинета и,
церемонно кланяясь, попросил ее войти. Он справился, как она себя
чувствует, пощупал ей пульс, велел высунуть язык, осведомился о ее аппе-
тите и пищеварении, спросил, хорошо ли она спит, затем проводил до само-
го выхода и все время бормотал:
- Что ж, ничего, ничего, все благополучно, благополучно. Будьте так
любезны передать вашему батюшке мой нижайший поклон Он один из самых
почтенных людей, какие мне встречались на моем поприще.
Наконец она избавилась от его назойливых забот, немного испортивших
ей настроение, вышла и у дверей водолечебницы увидела отца в обществе
Андермата, Гонтрана и Поля Бретиньи.
Ее муж, у которого всякая новая мысль все жужжала, жужжала в голове,
словно муха, залетевшая в бутылку, рассказывал о паралитике и предлагал
пойти посмотреть, принимает ли бродяга свою первую ванну.
Чтобы доставить ему удовольствие, все пошли к источнику.
Но Христиана тихонько удержала брата и, когда они отстали от других,
сказала:
- Знаешь что, я хотела поговорить с тобой о твоем друге; он мне
что-то не очень нравится. Расскажи мне о нем. Какой он?
И Гонтран, близко знакомый с Полем уже несколько лет, описал ей эту
натуру, страстную, необузданную, искреннюю и способную на добрые порывы.
Поль Бретиньи, говорил Гонтран, - умный человек, но какой-то неисто-
вый и все переживает слишком бурно. Он поддается каждому своему желанию,
не умеет ни владеть, ни управлять собой, подавлять чувство рассудком,
руководствоваться в жизни методически обдуманным планом и повинуется
всем своим увлечениям, прекрасным или постыдным, едва только какая-ни-
будь мысль, какое-нибудь желание или страстное волнение потрясет его эк-
зальтированную душу.
Он уже семь раз дрался на дуэли и так же способен в запальчивости ос-
корбить человека, как и стать после этого его другом; он влюблялся беше-
но, пылко в женщин всех классов и одинаково их обожал, начиная от мо-
дистки, встреченной у порога магазина, и кончая актрисой, которую он по-
хитил, - да, буквально похитил в вечер первого представления, когда она
вышла из театра и уже ступила ногой на подножку экипажа, чтобы ехать до-
мой, - схватил ее на глазах остолбеневших прохожих, унес на руках, бро-
сил в карету и умчал, пустив лошадей таким галопом, что похитителя не
могли догнать.
И Гонтран сказал в заключение:
- Вот он какой! Славный малый и, кстати сказать, очень богат, но су-
щий безумец. Когда потеряет голову, на все, положительно на все спосо-
бен.
Христиана сказала:
- У него какие-то необыкновенные духи. Дивный запах! Что это такое?
- Не знаю. Он не хочет говорить. Кажется, из России привезены. Пода-
рок его актрисы, той самой, от которой я его теперь лечу. А запах в са-
мом деле чудесный.
Вдали виднелась куча крестьян и больных, - на курорте вошло в обычай
гулять до завтрака по риомской дороге.
Христиана и Гонтран догнали маркиза, Андермата и Поля, и вскоре на
том месте, где накануне высился утес, перед ними предстало странное зре-
лище: из земли торчала человеческая голова в изодранной войлочной серой
шляпе и всклокоченная седая борода - голова, как будто отрубленная или
выросшая тут, словно какой-то кочан. Вокруг нее стояли люди; крестьяне
смотрели изумленно и молча (овернцы совсем не зубоскалы), а три толстых
господина, по виду постояльцы второразрядной гостиницы, отпускали плос-
кие шуточки.
Оба Ориоля стояли около ямы и сосредоточенно смотрели на бродягу, си-
девшего там на камешке по горло в воде. Картина напоминала средневековую
казнь преступника, обвиненного в колдовстве и чародействе; старик не вы-
пускал из рук костылей, и они мокли в воде рядом с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73