Самой шумной была кучка актеров и музыкантов, которой предводительство-
вал и командовал антрепренер г-н Петрюс Мартель из Одеона, оторвавшийся
ради такого события от азартной партии в бильярд.
Усатый актер стоял, надвинув на лоб панаму, в легком пиджаке из чер-
ного альпага, и между полами горбом выпирало его обширное чрево, обтяну-
тое белой рубашкой, так как он считал излишним носить жилет в деревенс-
ком захолустье; приняв повелительную осанку, он указывал, объяснял и
комментировал каждое движение Ориолей. Директора окружали и слушали под-
чиненные: комик Лапальм, первый любовник Птинивель и музыканты - маэстро
Сен-Ландри, пианист Жавель, слоноподобный флейтист Нуаро и чахлый Никор-
ди, игравший на контрабасе Впереди сидели на траве три женщины, раскрыв
над головами зонты - белый, красный и синий, сверкавшие яркими красками
в ослепительных лучах солнца, как своеобразный французский флаг. Под
этими зонтами расположились молодая актриса мадемуазель Одлен, ее мамаша
- мамаша напрокат, как острил Гонтран, - и кассирша кофейни, их неизмен-
ная спутница. Подобрать зонтики по цветам национального флага придумал
Петрюс Мартель: заметив в начале сезона, что у мамаши Одлен синий зон-
тик, а у дочки белый, он преподнес кассирше красный.
Неподалеку собралась другая кучка, не менее привлекавшая внимание и
взгляды, - восемь поваров и поварят из гостиниц, все облаченные в белые
полотняные одеяния: по причине конкуренции, чтобы произвести впечатление
на придирчивых приезжих, содержатели ресторанов нарядили так всю кухон-
ную прислугу, даже судомоек. Солнце играло на накрахмаленных колпаках, и
эта группа походила не то на диковинный штаб белых улан, не то на деле-
гацию кулинаров.
Маркиз спросил у доктора Онора:
- Откуда набралось столько народу? Вот уж не думал, что Анваль насе-
лен так густо.
- Ну, отовсюду сбежались - из Шатель-Гюйона, Турноэля, из
Рош-Прадьера, из Сент-Ипполита. По всем окрестностям давно шли разговоры
об этом событии. К тому же дядюшка Ориоль - наша местная знаменитость,
особа влиятельная, богач и настоящий овернец: он все еще крестьянствует,
сам работает в поле, бережет каждый грош, все копит, копит, набивает ку-
бышку золотом и раскидывает умом, как ему получше устроить детей.
Торопливо подошел Гонтран и, весело блестя глазами, вполголоса поз-
вал:
- Поль! Поль! Идем скорее. Я тебе покажу двух прехорошеньких девочек.
Ну до того милы, дет того милы, просто чудо!
Бретиньи лениво поднял голову.
- Нет, дорогой мой, мне и здесь хорошо. Никуда я не двинусь.
- Напрасно, ей богу. Такие красотки!
И Гонтран добавил уже громче:
- Да вот доктор нам сейчас скажет, кто они такие. Доктор, слушайте -
две юные особы, лет восемнадцати - девятнадцати, две брюнеточки, должно
быть, деревенские аристократки; одеты очень забавно - обе в черных шел-
ковых платьях с узкими рукавами в обтяжку, как у монашенок...
Доктор Онора прервал его:
- Все ясно! Это дочери дядюшки Ориоля В самом Деле, обе они прелест-
ные девочки и, знаете ли, воспитывались в Клермонском пансионе у "черных
монахинь". Наверняка обе сделают хорошую партию Характером они не похожи
друг на друга, но обе типичные представительницы славной овернской поро-
ды. Я ведь коренной овернец, маркиз. А этих девушек я вам непременно по-
кажу.
Гонтран перебил его ядовитым вопросом:
- Вы, доктор, вероятно, домашний врач семейства Ориолей?
Онора понял насмешку и с веселой хитрецой ответил:
- А как же!
- Чем же вы завоевали доверие этого богатого пациента?
- Умными рецептами. Прописывал ему побольше пить хорошего вина.
И он рассказал забавные подробности домашнего быта Ориолей, давнишних
своих знакомцев и даже дальних родственников. Старик отец - большой чу-
дак и страшно гордится своим вином. У него отведен особый виноградник на
потребу семьи и гостей. Обычно удается без особого труда опорожнить боч-
ки с вином от этих заветных лоз, но в иные урожайные годы бывает нелегко
с ним справиться.
И вот в мае или в июне старик, убедившись, что вина остается много,
начинает подгонять своего долговязого сына Великана: "А ну-ка, сынок,
приналяжем!" Тогда оба принимаются за работу: с утра до вечера дуют лит-
рами красное вино. За каждой едой отец раз двадцать подливает из кувшина
в стакан своему Великану и приговаривает: "Приналяжем!" Винные пары го-
рячат кровь, по ночам ему не спится; он встает, надевает штаны, зажигает
фонарь, будит Великана, и оба спускаются в подвал, захватив из шкафа по
горбушке хлеба; в подвале наливают в стаканы прямо из бочки, пьют и за-
кусывают хлебом. Выпив как следует, так что вино булькает у него в живо-
те, старик постукивает по гулкой пузатой бочке и по звуку определяет,
насколько понизился в ней уровень вина.
Маркиз спросил:
- Это они копошатся около утеса?
- Да, да. Совершенно верно.
Как раз в эту минуту оба Ориоля отскочили от утеса, начиненного поро-
хом, и быстро зашагали прочь. Толпа, окружавшая их, бросилась врассып-
ную, словно разбитая армия, - кто в сторону Риома, кто к Анвалю. Утес
остался в одиночестве, угрюмо возвышаясь на каменистом бугре, покрытом
дерном, перерезая пополам виноградник, как ненужная помеха, не дававшая
возделать землю вокруг нее.
Наверху вторая толпа, теперь не менее густая, чем нижняя, всколыхну-
лась в радостном нетерпении, и зычный голос Петрюса Мартеля возвестил:
- Внимание! Фитиль подожгли!
Христиана вздрогнула и замерла в ожидании. Но позади нее доктор про-
бормотал:
- Ну, если они пустили в дело весь фитиль, который покупали при мне,
нам еще минут десять придется ждать.
Все смотрели на утес, как вдруг откуда-то выскочила собака, маленькая
черная собачонка, деревенская шавка. Она обежала вокруг камня, обнюхала
его и, очевидно, учуяла подозрительный запах и, шерсть дыбом, хвост тру-
бой, принялась лаять изо всей мочи, упираясь в землю лапами и навострив
уши.
В толпе пробежал смех, жестокий смех: там надеялись, что собака не
успеет убежать вовремя. Потом раздались крики, ее пытались отогнать,
мужчины свистели, швыряли камнями, но камни, не долетая до нее, падали
на полпути. А собачонка стояла как вкопанная и, глядя на скалу, залива-
лась яростным лаем.
Христиану стала бить дрожь от страха, что собаку разорвет в клочья,
все удовольствие пропало, ей хотелось уйти, убежать, и она нервно лепе-
тала:
- Ах, боже мой!.. Ах, боже мой!.. Ее убьет... Не хочу этого видеть...
Не хочу... Не хочу... Уйдемте.
Вдруг ее сосед, Поль Бретиньи, поднялся, и, не сказав ни слова, бро-
сился вниз по склону, делая своими длинными ногами огромные прыжки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73