человек, уверенный, что все должно
принадлежать ему по праву золотого мешка, знающий рыночную стоимость
всего на свете, каждой вещи и каждого человеческого существа, признающий
только эту стоимость и умеющий точно определить ее в денежном выражении,
- он был возмущен дерзостью какого-то торговца рецептами и заявил резким
тоном:
- Хорошо, доктор. На этом и покончим. Однако желаю вам, чтобы этот
шаг не имел плачевных последствий для вашей карьеры. Еще посмотрим, кто
больше пострадает от такого решения - вы или я.
Разобиженный доктор встал и, поклонившись с церемонной вежливостью,
заявил:
- Конечно, я, милостивый государь! Нисколько в этом не сомневаюсь.
Этот шаг будет мне стоить очень дорого во всех отношениях. Но если при-
ходится выбирать между выгодой и совестью, я колебаться не привык!
И он вышел В дверях он столкнулся с маркизом, который направлялся в
гостиную, держа в руке какое-то письмо Как только г-н де Равенель остал-
ся с зятем один на один, он воскликнул:
- Послушайте, дорогой! Какая со мной произошла досадная неприятность,
и притом по вашей вине! Доктор Бонфиль обиделся, что вы пригласили к
Христиане его коллегу, и послал мне счет с весьма сухой запиской, пре-
дупреждая, чтобы я больше не рассчитывал на его услуги.
Тут Андермат совсем рассердился. Он забегал по комнате, кричал, жес-
тикулировал, сыпал словами, взвинчивая себя все больше, в том безобидном
и напускном негодовании, которого никто всерьез не принимает. Он выкри-
кивал свои доводы; кто во всем виноват"? Кто? Только его тесть. С какой
стати ему вздумалось пригласить Бонфиля, этого болвана, дурака набитого,
даже не предупредив его, Андермата, тогда как он прекрасно был осведом-
лен через своего парижского врача о сравнительных достоинствах всех трех
анвальских шарлатанов!
Да и какое право имел маркиз устраивать эту врачебную консультацию за
спиной мужа! Ведь только муж может быть тут судьей, только он отвечает
за здоровье своей жены! Словом, каждый день одно и то же! Вокруг него
все делают глупости, одни только глупости! Он всегда, всегда об этом
твердит. Но все его предупреждения - глас вопиющего в пустыне! Никто его
не понимает, никто не верит его опытности, и убеждаются в его правоте,
когда уже все пропало.
Он выкрикивал "мой доктор", "моя опытность" тоном собственника-моно-
полиста. Притяжательные местоимения звякали в его тирадах, как монеты. А
когда он восклицал: "Моя жена! - чувствовалась полнейшая его убежден-
ность, что маркиз потерял все права на свою дочь, поскольку он, Андер-
мат, на ней женился, то есть купил ее, - для него это были равнозначащие
понятия.
В самый разгар спора в комнату вошел Тонтран и, усевшись в кресло,
стал с веселой усмешкой слушать. Он ничего не говорил, он только слушал
и потешался.
Когда наконец банкир умолк, чтоб перевести дух, шурин его поднял руку
и сказал:
- Прошу слова! Вы оба остались без докторов? Верно? Не беда! У меня
есть кандидатура. Предлагаю доктора Онора, единственного, который имеет
свое собственное мнение об анвальских водах, точное и непоколебимое. Он
предписывает больным их пить, но сам их пить не станет ни за какие бла-
га! Хотите, я приведу его? Переговоры беру на себя.
Другого выхода не было. Гонтрана попросили немедленно привести докто-
ра Онора, - маркиза беспокоила мысль о перемене режима и лечения, и он
желал сейчас же узнать мнение нового врача; Андермату не терпелось посо-
ветоваться с ним относительно Христианы.
А Христиана слышала через тонкую стенку их разговоры, но не слушала,
не понимала, о чем они говорят. Как только муж вышел из ее комнаты, она
соскочила с постели, отбежала от нее, точно от какого-то опасного места,
и торопливо оделась без помощи горничной. После того, что произошло с
ней вчера, в голове у нее все перемешалось.
Все теперь стало для нее совсем другим, все изменилось - и жизнь и
люди. Снова послышался голос Андермата:
- А-а! Бретиньи! Здравствуйте, дорогой! Как поживаете?
Он уже не называл его "господином Бретиньи".
Второй голос ответил:
- Благодарю вас, очень хорошо, дорогой Андермат. Вы что же, сегодня
утром приехали?
У Христианы перехватило дыхание, когда она услышала голос Поля; она
причесывалась в эту минуту и так и застыла с поднятыми кверху руками.
Она как будто видела через стенку, как ее муж и Поль Бретиньи пожимают
друг другу руки. От волнения ноги не держали ее, она села; волосы рассы-
пались у нее по плечам.
Теперь говорил Поль, и она вздрагивала всем телом при каждом его сло-
ве. Она не улавливала, не понимала смысла этих слов, но все они ударяли
в сердце, как будто молотом били по нему.
И вдруг она произнесла почти громко: "Но ведь я люблю его... Я его
люблю!" - как будто сделала вдруг неожиданное, поразительное открытие,
нашла то, что могло ее утешить, спасти, оправдать перед собственной со-
вестью. И она сразу же воспрянула духом, мгновенно приняла решение. Она
снова стала причесываться и все повторяла шепотом: "У меня любовник, вот
и все. У меня любовник". И, чтобы успокоить себя еще больше, избавиться
от смятения и страха, она с пламенной убежденностью дала себе слово лю-
бить его всегда беззаветной любовью, отдать ему свою жизнь, свое
счастье, пожертвовать для него всем; следуя морали экзальтированных и
побежденных сердец, в которых не заглох голос совести, она верила, что
самоотверженная, преданная любовь все очищает.
И через стену, которая их разделяла, она посылала ему поцелуи. Все
кончено, она отдает ему всю свою жизнь, как другие посвящают себя богу.
Девочка, уже кокетливая, лукавая, но еще робкая и боязливая, вдруг умер-
ла в ней - родилась женщина, созревшая для страстной любви, полная реши-
мости и упорства, о которых до сих пор лишь смутно говорил твердый
взгляд голубых глаз, придававший смелое и почти дерзкое выражение тонким
чертам ее лица.
Скрипнула дверь, и Христиана, не обернувшись, не взглянув, каким-то
особым, внезапно проснувшимся в ней чутьем угадала, что вошел муж.
Он спросил:
- Ты скоро оденешься? Мы хотим пойти навестить паралитика, посмот-
реть, действительно ли ему лучше.
Христиана ответила спокойно:
- Сейчас, дорогой Виль, через пять минут.
Из гостиной Андермата позвал Гонтран, уже успевший вернуться.
- Представьте, - рассказывал он, - встретил сейчас в парке доктора
Онора, и этот болван тоже отказался лечить вас, - из страха перед други-
ми. Нес какую-то околесицу: установившиеся правила, обычаи, приличия,
что скажут, что подумают... Словом, идиот, не лучше своих коллег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
принадлежать ему по праву золотого мешка, знающий рыночную стоимость
всего на свете, каждой вещи и каждого человеческого существа, признающий
только эту стоимость и умеющий точно определить ее в денежном выражении,
- он был возмущен дерзостью какого-то торговца рецептами и заявил резким
тоном:
- Хорошо, доктор. На этом и покончим. Однако желаю вам, чтобы этот
шаг не имел плачевных последствий для вашей карьеры. Еще посмотрим, кто
больше пострадает от такого решения - вы или я.
Разобиженный доктор встал и, поклонившись с церемонной вежливостью,
заявил:
- Конечно, я, милостивый государь! Нисколько в этом не сомневаюсь.
Этот шаг будет мне стоить очень дорого во всех отношениях. Но если при-
ходится выбирать между выгодой и совестью, я колебаться не привык!
И он вышел В дверях он столкнулся с маркизом, который направлялся в
гостиную, держа в руке какое-то письмо Как только г-н де Равенель остал-
ся с зятем один на один, он воскликнул:
- Послушайте, дорогой! Какая со мной произошла досадная неприятность,
и притом по вашей вине! Доктор Бонфиль обиделся, что вы пригласили к
Христиане его коллегу, и послал мне счет с весьма сухой запиской, пре-
дупреждая, чтобы я больше не рассчитывал на его услуги.
Тут Андермат совсем рассердился. Он забегал по комнате, кричал, жес-
тикулировал, сыпал словами, взвинчивая себя все больше, в том безобидном
и напускном негодовании, которого никто всерьез не принимает. Он выкри-
кивал свои доводы; кто во всем виноват"? Кто? Только его тесть. С какой
стати ему вздумалось пригласить Бонфиля, этого болвана, дурака набитого,
даже не предупредив его, Андермата, тогда как он прекрасно был осведом-
лен через своего парижского врача о сравнительных достоинствах всех трех
анвальских шарлатанов!
Да и какое право имел маркиз устраивать эту врачебную консультацию за
спиной мужа! Ведь только муж может быть тут судьей, только он отвечает
за здоровье своей жены! Словом, каждый день одно и то же! Вокруг него
все делают глупости, одни только глупости! Он всегда, всегда об этом
твердит. Но все его предупреждения - глас вопиющего в пустыне! Никто его
не понимает, никто не верит его опытности, и убеждаются в его правоте,
когда уже все пропало.
Он выкрикивал "мой доктор", "моя опытность" тоном собственника-моно-
полиста. Притяжательные местоимения звякали в его тирадах, как монеты. А
когда он восклицал: "Моя жена! - чувствовалась полнейшая его убежден-
ность, что маркиз потерял все права на свою дочь, поскольку он, Андер-
мат, на ней женился, то есть купил ее, - для него это были равнозначащие
понятия.
В самый разгар спора в комнату вошел Тонтран и, усевшись в кресло,
стал с веселой усмешкой слушать. Он ничего не говорил, он только слушал
и потешался.
Когда наконец банкир умолк, чтоб перевести дух, шурин его поднял руку
и сказал:
- Прошу слова! Вы оба остались без докторов? Верно? Не беда! У меня
есть кандидатура. Предлагаю доктора Онора, единственного, который имеет
свое собственное мнение об анвальских водах, точное и непоколебимое. Он
предписывает больным их пить, но сам их пить не станет ни за какие бла-
га! Хотите, я приведу его? Переговоры беру на себя.
Другого выхода не было. Гонтрана попросили немедленно привести докто-
ра Онора, - маркиза беспокоила мысль о перемене режима и лечения, и он
желал сейчас же узнать мнение нового врача; Андермату не терпелось посо-
ветоваться с ним относительно Христианы.
А Христиана слышала через тонкую стенку их разговоры, но не слушала,
не понимала, о чем они говорят. Как только муж вышел из ее комнаты, она
соскочила с постели, отбежала от нее, точно от какого-то опасного места,
и торопливо оделась без помощи горничной. После того, что произошло с
ней вчера, в голове у нее все перемешалось.
Все теперь стало для нее совсем другим, все изменилось - и жизнь и
люди. Снова послышался голос Андермата:
- А-а! Бретиньи! Здравствуйте, дорогой! Как поживаете?
Он уже не называл его "господином Бретиньи".
Второй голос ответил:
- Благодарю вас, очень хорошо, дорогой Андермат. Вы что же, сегодня
утром приехали?
У Христианы перехватило дыхание, когда она услышала голос Поля; она
причесывалась в эту минуту и так и застыла с поднятыми кверху руками.
Она как будто видела через стенку, как ее муж и Поль Бретиньи пожимают
друг другу руки. От волнения ноги не держали ее, она села; волосы рассы-
пались у нее по плечам.
Теперь говорил Поль, и она вздрагивала всем телом при каждом его сло-
ве. Она не улавливала, не понимала смысла этих слов, но все они ударяли
в сердце, как будто молотом били по нему.
И вдруг она произнесла почти громко: "Но ведь я люблю его... Я его
люблю!" - как будто сделала вдруг неожиданное, поразительное открытие,
нашла то, что могло ее утешить, спасти, оправдать перед собственной со-
вестью. И она сразу же воспрянула духом, мгновенно приняла решение. Она
снова стала причесываться и все повторяла шепотом: "У меня любовник, вот
и все. У меня любовник". И, чтобы успокоить себя еще больше, избавиться
от смятения и страха, она с пламенной убежденностью дала себе слово лю-
бить его всегда беззаветной любовью, отдать ему свою жизнь, свое
счастье, пожертвовать для него всем; следуя морали экзальтированных и
побежденных сердец, в которых не заглох голос совести, она верила, что
самоотверженная, преданная любовь все очищает.
И через стену, которая их разделяла, она посылала ему поцелуи. Все
кончено, она отдает ему всю свою жизнь, как другие посвящают себя богу.
Девочка, уже кокетливая, лукавая, но еще робкая и боязливая, вдруг умер-
ла в ней - родилась женщина, созревшая для страстной любви, полная реши-
мости и упорства, о которых до сих пор лишь смутно говорил твердый
взгляд голубых глаз, придававший смелое и почти дерзкое выражение тонким
чертам ее лица.
Скрипнула дверь, и Христиана, не обернувшись, не взглянув, каким-то
особым, внезапно проснувшимся в ней чутьем угадала, что вошел муж.
Он спросил:
- Ты скоро оденешься? Мы хотим пойти навестить паралитика, посмот-
реть, действительно ли ему лучше.
Христиана ответила спокойно:
- Сейчас, дорогой Виль, через пять минут.
Из гостиной Андермата позвал Гонтран, уже успевший вернуться.
- Представьте, - рассказывал он, - встретил сейчас в парке доктора
Онора, и этот болван тоже отказался лечить вас, - из страха перед други-
ми. Нес какую-то околесицу: установившиеся правила, обычаи, приличия,
что скажут, что подумают... Словом, идиот, не лучше своих коллег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73