Максимка бегал где-то на улице. Глянув на дочку, на племянника, Тимофей тяжело вздохнул. Анютка всегда была худой, а вот Артемка, обычно румяный, круглощекий, что колобок, за зиму сдал, щеки его впали, и показались острые ключицы. Уж до чего Ксюша глядит за хлопцем, последний кусок от себя и от деда Антипа отрывает, а все равно без толку. На одной бульбе далеко не укатишь.
За окном шумели дети, жена Прося хлопотала на кухне со старшими девочками, а во флигеле стояла гнетущая тишина. Приближался обед. Тимофей представил просящие глаза деревенских ребятишек, и ему стало не по себе. Всех надо накормить, а продукты на исходе. Не иначе — придется идти в Липовку, к коменданту на поклон. Как ни странно, но Штубе всегда помогал, и Тимофей ломал себе голову, с чего бы это? Не мог он поверить в милосердие этого педантичного и, казалось, равнодушного ко всему немца.
Детский гвалт и писк вдруг сразу умолкли, и Тимофей расслышал тарахтенье немецкого ДКВ. Он кинулся к окну.
За оградой стоял комендантов «оппель», несколько мотоциклов и грузовая машина-фургон.
Непонятное и страшное предчувствие приковало Тимофея к подоконнику. Простояв секунд пять в оцепенении, он заковылял к выходу, успокаивая себя: «От неожиданности... Ничего он не мог пронюхать. Чушь! А дети... что они им. Но фургон...»
— Лезайте в шкаф, и чтоб ни звука! — торопливо приказал Тимофей детям, не отдавая себе отчета и смутно соображая, зачем он это говорит.
— Чего? —спросил Артемка и разинул рот на полуслове, недоуменно уставясь на Тимофея.
— Быстро! Быстро! — зашептал он.
Испуг отца, видно, передался Анютке, и она скоренько юркнула в старый широкий шкаф, за ней исчез и Артемка, прихлопнув за собой тяжелую створку.
Притихшие дети толпились во дворе, с любопытством оглядывая немцев. Клаус Штубе, как всегда чисто выбритый, подтянутый и спокойный, неторопливо прохаживался по двору и указывал пальцем то на одного, то на другого из сбившихся в кучу детей. Тех ребят, на кого показывал комендант, солдаты отводили в сторонку и строили по два. Проделывали они это деловито.
Тимофей чуть не кубарем скатился с крыльца и подбежал к коменданту, от волнения припадая на культю больше обычного.
— Герр капитан! Что это, герр капитан?
— О, учи-тель! — Штубе обернулся слегка и улыбнулся Тимофею.— Ко-ро-шо...
— Куда детей, герр капитан? — спросил Тимофей.
— Объясните ему.— сказал Штубе переводчику.
— Как, господин капитан?— спросил переводчик.
— Как хотите... А впрочем, скажите, что забираем на медицинский осмотр. Пусть отвяжется— ответил Штубе снисходительно и улыбнулся.
— Не беспокойтесь, господин учитель,— заговорил переводчик.—Дети вернутся, на медосмотр...
Тимофей, не дослушав переводчика, отскочил в сторону и что есть мочи закричал:
— Дети, разбегайся-а-а!
Все, кто был во дворе, обернулись к Тимофею. Дети растерянно глядели на своего учителя и не трогались с места. С такой же растерянностью глядели на него Штубе, переводчик и солдаты.
— Убегай от немцев! — крикнул опять Тимофей, недоумевая, почему дети стоят на месте.— К болоту!
Он знал, что на болоте, в камышах, ни один взрослый не сможет найти детей, не говоря уже о немцах, которые в трясину и шагу не ступят.
— Тикай! — раздался мальчишеский голос, и детвора кинулась врассыпную.
В ушах заломило от детского пискаг
— И-и-и!..
— У-У-У!..
— Ма-ма-а-а!
Одни кинулись к саду, другие полезли прямо через забор, третьи рванулись к сараю. Солдаты, расставя руки, ловили детей, срывали с забора и кидали на землю, те вскакивали, с писком отбивались от немцев, кусались и ревели. Двое малышей юркнули под воз, зарылись с головой в солому, выставив наружу босые пятки; немец волок их оттуда обоих сразу, ухватив за ноги. Солома стлалась по двору.
— К болоту-у-у! — кричал Тимофей, срывая голос.
— Молчать! — Штубе уставился на него красными злыми глазами.
— К болоту! —повторял Тимофей, не обращая внимания на коменданта.
— Заставьте его замолчать! — приказал Штубе подбежавшему солдату.
— Свинья! — прорычал солдат и с размаху огрел Тимофея по скуле.
Тимофей отлетел шага на три, чудом удерживаясь на ногах.
— К болоту! — простонал он бессмысленно, как будто в одном этом слове таилось спасение детей.
Удар приклада в подбородок опрокинул его на землю. Небо кувыркнулось, горячий солнечный луч полоснул по глазам, и Тимофей провалился в тишину.
Очнулся Тимофей от холода. Голова его лежала на нижней ступеньке крыльца, рядом сидела Прося и обливала затылок водой из деревянного ковшика. Мокрая рубаха прилипла к спине, к груди, освежая горячее тело. Анютка стояла возле матери и кулаками вытирала слезы.
— Очнулся,— вздохнула с облегчением Прося.— Слава те, господи! А я чуть было не обмерла... Прислухалась — не дышишь...
Тимофей попробовал привстать и рухнул обратно. Голова гудела как чугунная. Хотел заговорить, но резкая боль ломанула челюсти, и глаза сами собой сомкнулись.
— Лежи, Тима. Лежи,— заторопилась Прося.— Охолонь чуток.
Переждав головокружение, Тимофей открыл глаза и прошептал сквозь зубы:
— Что — дети?
— Разбеглись, Тима. Разбеглись. Артемка с Анюткой в шкапу просидели, а Максимки нету. Может, утек? Он шустрый.
— Все разбежались?
— Ой, Тимофей, не все. Которых поймали — увезли.
— Много?
— С десяток, не боле. Да ты не сомневайся, привезут. Оглядят и привезут, ироды проклятые! И надо было тебе...
Тимофей дернул головой и застонал от боли. Минут пять пролежал молча, собираясь с силами, потом с помощью Проси приподнялся и сел. Прося туго стянула ему голову мокрым полотенцем, и боль помалу начала отступать.
Все так же посвистывал ветер над садом, только во дворе стояла непривычная тишина. Ворота были распахнуты настежь, ветхий забор со стороны болота провис, готовый вот-вот рухнуть, кругом по земле разбросана солома, да четкие следы кованых сапог изрыли двор. Пусто вокруг. И жутко.
— Надо в деревню...— заговорил Тимофей, стараясь не разжимать зубов,— сказать, чтобы детей забрали... Всех.
— Знают в деревне. Я еще сбегаю. Давай-ка на крыльцо переберемся, в пыли сидишь,— хлопотала Прося.— А чего — всех?
— Кончился детдом,— простонал Тимофей, перебираясь на крыльцо.
— Ты что такое говоришь? Куда ж они их, а? Возвер-нут ведь...— неуверенно сказала Прося.
— Не знаю куда. Только не на медосмотр. Чуял же, нутром чуял недоброе!
— Да что, что, Тимофей?
— Не знаю. Боюсь —в Германию... Не знаю, Прося! Вскоре в детдоме собрались метелицкие бабы. Никто не знал, кого из детей увезли. Тимофей наказал бабам разобрать детей по дворам.
— Аб чем гомонка? Заберем, заберем!
— Да рази ж отдадим детей энтим душегубам!
— А вы куда глядели, Антипович?
— Куды ему одному супротив немца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
За окном шумели дети, жена Прося хлопотала на кухне со старшими девочками, а во флигеле стояла гнетущая тишина. Приближался обед. Тимофей представил просящие глаза деревенских ребятишек, и ему стало не по себе. Всех надо накормить, а продукты на исходе. Не иначе — придется идти в Липовку, к коменданту на поклон. Как ни странно, но Штубе всегда помогал, и Тимофей ломал себе голову, с чего бы это? Не мог он поверить в милосердие этого педантичного и, казалось, равнодушного ко всему немца.
Детский гвалт и писк вдруг сразу умолкли, и Тимофей расслышал тарахтенье немецкого ДКВ. Он кинулся к окну.
За оградой стоял комендантов «оппель», несколько мотоциклов и грузовая машина-фургон.
Непонятное и страшное предчувствие приковало Тимофея к подоконнику. Простояв секунд пять в оцепенении, он заковылял к выходу, успокаивая себя: «От неожиданности... Ничего он не мог пронюхать. Чушь! А дети... что они им. Но фургон...»
— Лезайте в шкаф, и чтоб ни звука! — торопливо приказал Тимофей детям, не отдавая себе отчета и смутно соображая, зачем он это говорит.
— Чего? —спросил Артемка и разинул рот на полуслове, недоуменно уставясь на Тимофея.
— Быстро! Быстро! — зашептал он.
Испуг отца, видно, передался Анютке, и она скоренько юркнула в старый широкий шкаф, за ней исчез и Артемка, прихлопнув за собой тяжелую створку.
Притихшие дети толпились во дворе, с любопытством оглядывая немцев. Клаус Штубе, как всегда чисто выбритый, подтянутый и спокойный, неторопливо прохаживался по двору и указывал пальцем то на одного, то на другого из сбившихся в кучу детей. Тех ребят, на кого показывал комендант, солдаты отводили в сторонку и строили по два. Проделывали они это деловито.
Тимофей чуть не кубарем скатился с крыльца и подбежал к коменданту, от волнения припадая на культю больше обычного.
— Герр капитан! Что это, герр капитан?
— О, учи-тель! — Штубе обернулся слегка и улыбнулся Тимофею.— Ко-ро-шо...
— Куда детей, герр капитан? — спросил Тимофей.
— Объясните ему.— сказал Штубе переводчику.
— Как, господин капитан?— спросил переводчик.
— Как хотите... А впрочем, скажите, что забираем на медицинский осмотр. Пусть отвяжется— ответил Штубе снисходительно и улыбнулся.
— Не беспокойтесь, господин учитель,— заговорил переводчик.—Дети вернутся, на медосмотр...
Тимофей, не дослушав переводчика, отскочил в сторону и что есть мочи закричал:
— Дети, разбегайся-а-а!
Все, кто был во дворе, обернулись к Тимофею. Дети растерянно глядели на своего учителя и не трогались с места. С такой же растерянностью глядели на него Штубе, переводчик и солдаты.
— Убегай от немцев! — крикнул опять Тимофей, недоумевая, почему дети стоят на месте.— К болоту!
Он знал, что на болоте, в камышах, ни один взрослый не сможет найти детей, не говоря уже о немцах, которые в трясину и шагу не ступят.
— Тикай! — раздался мальчишеский голос, и детвора кинулась врассыпную.
В ушах заломило от детского пискаг
— И-и-и!..
— У-У-У!..
— Ма-ма-а-а!
Одни кинулись к саду, другие полезли прямо через забор, третьи рванулись к сараю. Солдаты, расставя руки, ловили детей, срывали с забора и кидали на землю, те вскакивали, с писком отбивались от немцев, кусались и ревели. Двое малышей юркнули под воз, зарылись с головой в солому, выставив наружу босые пятки; немец волок их оттуда обоих сразу, ухватив за ноги. Солома стлалась по двору.
— К болоту-у-у! — кричал Тимофей, срывая голос.
— Молчать! — Штубе уставился на него красными злыми глазами.
— К болоту! —повторял Тимофей, не обращая внимания на коменданта.
— Заставьте его замолчать! — приказал Штубе подбежавшему солдату.
— Свинья! — прорычал солдат и с размаху огрел Тимофея по скуле.
Тимофей отлетел шага на три, чудом удерживаясь на ногах.
— К болоту! — простонал он бессмысленно, как будто в одном этом слове таилось спасение детей.
Удар приклада в подбородок опрокинул его на землю. Небо кувыркнулось, горячий солнечный луч полоснул по глазам, и Тимофей провалился в тишину.
Очнулся Тимофей от холода. Голова его лежала на нижней ступеньке крыльца, рядом сидела Прося и обливала затылок водой из деревянного ковшика. Мокрая рубаха прилипла к спине, к груди, освежая горячее тело. Анютка стояла возле матери и кулаками вытирала слезы.
— Очнулся,— вздохнула с облегчением Прося.— Слава те, господи! А я чуть было не обмерла... Прислухалась — не дышишь...
Тимофей попробовал привстать и рухнул обратно. Голова гудела как чугунная. Хотел заговорить, но резкая боль ломанула челюсти, и глаза сами собой сомкнулись.
— Лежи, Тима. Лежи,— заторопилась Прося.— Охолонь чуток.
Переждав головокружение, Тимофей открыл глаза и прошептал сквозь зубы:
— Что — дети?
— Разбеглись, Тима. Разбеглись. Артемка с Анюткой в шкапу просидели, а Максимки нету. Может, утек? Он шустрый.
— Все разбежались?
— Ой, Тимофей, не все. Которых поймали — увезли.
— Много?
— С десяток, не боле. Да ты не сомневайся, привезут. Оглядят и привезут, ироды проклятые! И надо было тебе...
Тимофей дернул головой и застонал от боли. Минут пять пролежал молча, собираясь с силами, потом с помощью Проси приподнялся и сел. Прося туго стянула ему голову мокрым полотенцем, и боль помалу начала отступать.
Все так же посвистывал ветер над садом, только во дворе стояла непривычная тишина. Ворота были распахнуты настежь, ветхий забор со стороны болота провис, готовый вот-вот рухнуть, кругом по земле разбросана солома, да четкие следы кованых сапог изрыли двор. Пусто вокруг. И жутко.
— Надо в деревню...— заговорил Тимофей, стараясь не разжимать зубов,— сказать, чтобы детей забрали... Всех.
— Знают в деревне. Я еще сбегаю. Давай-ка на крыльцо переберемся, в пыли сидишь,— хлопотала Прося.— А чего — всех?
— Кончился детдом,— простонал Тимофей, перебираясь на крыльцо.
— Ты что такое говоришь? Куда ж они их, а? Возвер-нут ведь...— неуверенно сказала Прося.
— Не знаю куда. Только не на медосмотр. Чуял же, нутром чуял недоброе!
— Да что, что, Тимофей?
— Не знаю. Боюсь —в Германию... Не знаю, Прося! Вскоре в детдоме собрались метелицкие бабы. Никто не знал, кого из детей увезли. Тимофей наказал бабам разобрать детей по дворам.
— Аб чем гомонка? Заберем, заберем!
— Да рази ж отдадим детей энтим душегубам!
— А вы куда глядели, Антипович?
— Куды ему одному супротив немца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148