—Усмон Азиз пустил вороного к дороге и, обернувшись, добавил:— Они нас не заметят, пока не спустимся вниз. Но все равно — повнимательней!
Когда они выехали на большую дорогу и повернули направо, перед ними во весь СБОЙ исполинский рост встала гора Хафтсар.
— Теперь увидят,— проговорил Усмон Азиз, и его рука легла на кобуру маузера.— Они нас будут догонять, а мы — убегать.
И точно: буквально через две-три минуты громкий голос послышался сзади:
— Остановитесь! Стойте!
Это кричал Анвар, внезапно увидевший впереди трех всадников. Пустив коня во весь опор, он крикнул снова:
— Эй! Остановитесь!
Четверо его спутников подгоняли своих коней плетьми.
Не обернувшись, Усмон Азиз взмахнул плеткой и отпустил поводья. Вороной понесся как ветер. На своих конях неслись рядом Курбан и Гуломхусайн.
Прогремел выстрел — это Мурод давал понять, что преследователи настроены серьезно.
Усмон Азиз бросил через плечо:
— Не стреляйте!
И пришпорил вороного.
Сквозь неумолкающий рев Кофруна частая дробь конских копыт зазвучала в ущелье, звонким эхом поднимаясь к горным вершинам. Заросшие густым кустарником скалы, зеленые арчовники, безмолвные валуны и редкие, известково-белые проплешины на склонах — все это стремительно откатывалось назад и снова возникало по обеим сторонам ущелья Охугузар. Расстояние между всадниками не сокращалось.
— Ясно, что басмачи!—ускоряя бег своего гнедого, прокричал Анвар Сайду, мчавшемуся сбоку.
— Потому и убегают!
— Далеко не убегут! Эта дорога только в Нилу ведет...
Но три всадника впереди проскочили дрожащий деревянный мостик, переброшенный над Кофруном, и, оказавшись на другом берегу, на всем скаку один за другим резко свернули влево, перемахнули невысокий холм, поросший кустами можжевельника и горного клена, и скрылись за ним.
— Ушли!— отчаянно крикнул Санджар.
— Не уйдут!—отозвался Мурод, еще сильнее пришпоривая коня.
Поднявшись на вершину холма, они увидели ровную, довольно широкую, сплошь покрытую травой долину, по которой во весь опор мчались всадники. С обеих сторон долины, как бы охраняя ее, тянулись холмы — покрытые травой и кустарником или каменистые.
— Поглядим, куда они скачут!— слегка пригнувшись к седельной луке, Анвар мягко бил пятками по бокам коня.
Державшийся чуть позади Сайд нагнал Анвара и, прерывисто дыша, спросил:
— А может... это... ловушка?!
— Не возвращаться же,— ответил Анвар.— Положимся на судьбу!
И он первый раз опустил плетку на круп коня.
Гнедой и без того мчался изо всех сил.
Но, наверное, у тех и других одинаково сильны были кони, ибо расстояние между преследуемыми и преследователями не сокращалось. Пестрый и влажный ковер из цветов и трав приглушал топот копыт; ясной синевой светилось очистившееся от облаков небо, и щедро и радостно сияло мягкое весеннее солнце. Между тем постепенно уставали кони. Но всадники требовательно понуждали их к бегу, и они мчались, доказывая людям свою преданность.
Что-то темнело впереди, почти в самом конце долины.
«Выгон!»— подумал Усмон Азиз и, обернувшись, выстрелил из маузера, как бы давая понять преследователям, что требует боя. Есть конь и равнина, есть порох и оружие—все остальное решат мужество и судьба! Из своей английской винтовки дважды выстрелил и Гуломхусайн.
— Не стреляйте!—приказал Анвар товарищам.— Когда приблизимся...
На заброшенном выгоне Усмон Азиз и его спутники спешились. Усмон Азиз осмотрелся: разрушенный загон, длинная кошара с провалившейся крышей и каменная кибитка, от которой остались одни стены. Приказав Курбану отогнать лошадей за кошару, а потом укрыться в кибитке, сам он вместе с Гуломхусайном встал за стеной загона и приготовился к бою.
— То, что нужно,— проворчал он и, как всегда в такие минуты, испытал знобящее, тревожное чувство и передернул плечами.
Не было неясности, сомнений: или убьет он, или убьют его. Конечно, не следовало ему покидать Пешавар и переходить реку, не следовало поддаваться искушению и доверять Ибрагимбеку и не следовало пытаться вернуть невозвратимое... Но сейчас не время и не место для подобных размышлений...
— Начинай!—хриплым шепотом сказал он Гулом- хусайну и выстрелил первым.— Начинай, проклятье им всем, и пусть они все умрут — и они, и их кони!
Стреляя на скаку, к выгону приближался отряд Анвара. Из-за стены загона, из-за кибитки звучали в ответ частые выстрелы. Один из них оказался точным: с громким ржанием ткнулся головой в землю конь Хасана, а сам он, вылетев из седла, покатился по траве, но сумел вскочить на ноги и, чуть прихрамывая, добежать до стены загона и сесть там, держа под прицелом кибитку.
Его коня свалил Гуломхусайн; и он же точным выстрелом поразил Санджара, который неловко сполз с седла и теперь недвижимо, лицом вниз, лежал на траве.
Спешившись, Анвар, Сайд и Мурод одиночными выстрелами тревожили тех, кто укрылся в загоне.
— Хасан,— крикнул Анвар.— Не давай высунуться тому, кто за кибиткой! А ты, Сайд, попробуй заткнуть ему глотку!
Но Курбан перехитрил их обоих: он прополз позади кибитки, внезапно вырос перед Саидом и выстрелил почти в упор. Винтовка выпала из рук Сайда, и, схватившись за грудь, он тяжело повалился на спину.
Между тем Усмон Азиз, узнав Мурода, сказал Гуломхусайну:
— Вон того... высокого... его живым возьмем!
Он дрожал от яростного возбуждения. Убийца брата — вот он, совсем рядом, сам пришел к нему, мстителю! Незачем теперь Усмон Азизу уповать на ожидающий всех неверных Страшный суд и откладывать день мести; теперь он сам свершит правосудие и, если поможет ему бог, накинет веревку на нечестивца, поправшего мусульманство, и мучительной казни предаст его! Ах, это была бы великая удача — взять живым того, кто оборвал жизнь брата.
Ударившись о камень совсем рядом с его ногами, отвратительно взвизгнула пуля. Это стрелял Мурод, перебежавший влево и залегший в траву напротив пролома в стене загона. «Он и меня хочет убить, проклятый»,— сплюнув, подумал Усмон Азиз и, не в силах более хранить молчание, закричал:
— Эй, низкий родом! Узнаешь меня?! Посмотри, узнай— я Усмон Азиз из Нилу, брат того самого мулло Сулаймона, которого ты .убил девять лет назад на дехнавской дороге. Узнал меня, грязный раб?! Все девять лет я жаждал твоей крови. Бог сегодня услышал мою мольбу. Ты понял?
Мурод ответил сначала выстрелом, а затем и словами:
— Из какой могилы тебя принесло сюда, бродячий пес?
— Отомстить тебе я бы и в самом деле встал из могилы! Тебе — убийце! Тебе — поганому! Тебе — человеку без веры!— кричал Усмон Азиз и всякий раз нажимал курок своего маузера.
— Эй, Усмонбай!— подал голос Анвар.— Отомсти и мне, твоему вчерашнему слуге Анвару Шермалику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Когда они выехали на большую дорогу и повернули направо, перед ними во весь СБОЙ исполинский рост встала гора Хафтсар.
— Теперь увидят,— проговорил Усмон Азиз, и его рука легла на кобуру маузера.— Они нас будут догонять, а мы — убегать.
И точно: буквально через две-три минуты громкий голос послышался сзади:
— Остановитесь! Стойте!
Это кричал Анвар, внезапно увидевший впереди трех всадников. Пустив коня во весь опор, он крикнул снова:
— Эй! Остановитесь!
Четверо его спутников подгоняли своих коней плетьми.
Не обернувшись, Усмон Азиз взмахнул плеткой и отпустил поводья. Вороной понесся как ветер. На своих конях неслись рядом Курбан и Гуломхусайн.
Прогремел выстрел — это Мурод давал понять, что преследователи настроены серьезно.
Усмон Азиз бросил через плечо:
— Не стреляйте!
И пришпорил вороного.
Сквозь неумолкающий рев Кофруна частая дробь конских копыт зазвучала в ущелье, звонким эхом поднимаясь к горным вершинам. Заросшие густым кустарником скалы, зеленые арчовники, безмолвные валуны и редкие, известково-белые проплешины на склонах — все это стремительно откатывалось назад и снова возникало по обеим сторонам ущелья Охугузар. Расстояние между всадниками не сокращалось.
— Ясно, что басмачи!—ускоряя бег своего гнедого, прокричал Анвар Сайду, мчавшемуся сбоку.
— Потому и убегают!
— Далеко не убегут! Эта дорога только в Нилу ведет...
Но три всадника впереди проскочили дрожащий деревянный мостик, переброшенный над Кофруном, и, оказавшись на другом берегу, на всем скаку один за другим резко свернули влево, перемахнули невысокий холм, поросший кустами можжевельника и горного клена, и скрылись за ним.
— Ушли!— отчаянно крикнул Санджар.
— Не уйдут!—отозвался Мурод, еще сильнее пришпоривая коня.
Поднявшись на вершину холма, они увидели ровную, довольно широкую, сплошь покрытую травой долину, по которой во весь опор мчались всадники. С обеих сторон долины, как бы охраняя ее, тянулись холмы — покрытые травой и кустарником или каменистые.
— Поглядим, куда они скачут!— слегка пригнувшись к седельной луке, Анвар мягко бил пятками по бокам коня.
Державшийся чуть позади Сайд нагнал Анвара и, прерывисто дыша, спросил:
— А может... это... ловушка?!
— Не возвращаться же,— ответил Анвар.— Положимся на судьбу!
И он первый раз опустил плетку на круп коня.
Гнедой и без того мчался изо всех сил.
Но, наверное, у тех и других одинаково сильны были кони, ибо расстояние между преследуемыми и преследователями не сокращалось. Пестрый и влажный ковер из цветов и трав приглушал топот копыт; ясной синевой светилось очистившееся от облаков небо, и щедро и радостно сияло мягкое весеннее солнце. Между тем постепенно уставали кони. Но всадники требовательно понуждали их к бегу, и они мчались, доказывая людям свою преданность.
Что-то темнело впереди, почти в самом конце долины.
«Выгон!»— подумал Усмон Азиз и, обернувшись, выстрелил из маузера, как бы давая понять преследователям, что требует боя. Есть конь и равнина, есть порох и оружие—все остальное решат мужество и судьба! Из своей английской винтовки дважды выстрелил и Гуломхусайн.
— Не стреляйте!—приказал Анвар товарищам.— Когда приблизимся...
На заброшенном выгоне Усмон Азиз и его спутники спешились. Усмон Азиз осмотрелся: разрушенный загон, длинная кошара с провалившейся крышей и каменная кибитка, от которой остались одни стены. Приказав Курбану отогнать лошадей за кошару, а потом укрыться в кибитке, сам он вместе с Гуломхусайном встал за стеной загона и приготовился к бою.
— То, что нужно,— проворчал он и, как всегда в такие минуты, испытал знобящее, тревожное чувство и передернул плечами.
Не было неясности, сомнений: или убьет он, или убьют его. Конечно, не следовало ему покидать Пешавар и переходить реку, не следовало поддаваться искушению и доверять Ибрагимбеку и не следовало пытаться вернуть невозвратимое... Но сейчас не время и не место для подобных размышлений...
— Начинай!—хриплым шепотом сказал он Гулом- хусайну и выстрелил первым.— Начинай, проклятье им всем, и пусть они все умрут — и они, и их кони!
Стреляя на скаку, к выгону приближался отряд Анвара. Из-за стены загона, из-за кибитки звучали в ответ частые выстрелы. Один из них оказался точным: с громким ржанием ткнулся головой в землю конь Хасана, а сам он, вылетев из седла, покатился по траве, но сумел вскочить на ноги и, чуть прихрамывая, добежать до стены загона и сесть там, держа под прицелом кибитку.
Его коня свалил Гуломхусайн; и он же точным выстрелом поразил Санджара, который неловко сполз с седла и теперь недвижимо, лицом вниз, лежал на траве.
Спешившись, Анвар, Сайд и Мурод одиночными выстрелами тревожили тех, кто укрылся в загоне.
— Хасан,— крикнул Анвар.— Не давай высунуться тому, кто за кибиткой! А ты, Сайд, попробуй заткнуть ему глотку!
Но Курбан перехитрил их обоих: он прополз позади кибитки, внезапно вырос перед Саидом и выстрелил почти в упор. Винтовка выпала из рук Сайда, и, схватившись за грудь, он тяжело повалился на спину.
Между тем Усмон Азиз, узнав Мурода, сказал Гуломхусайну:
— Вон того... высокого... его живым возьмем!
Он дрожал от яростного возбуждения. Убийца брата — вот он, совсем рядом, сам пришел к нему, мстителю! Незачем теперь Усмон Азизу уповать на ожидающий всех неверных Страшный суд и откладывать день мести; теперь он сам свершит правосудие и, если поможет ему бог, накинет веревку на нечестивца, поправшего мусульманство, и мучительной казни предаст его! Ах, это была бы великая удача — взять живым того, кто оборвал жизнь брата.
Ударившись о камень совсем рядом с его ногами, отвратительно взвизгнула пуля. Это стрелял Мурод, перебежавший влево и залегший в траву напротив пролома в стене загона. «Он и меня хочет убить, проклятый»,— сплюнув, подумал Усмон Азиз и, не в силах более хранить молчание, закричал:
— Эй, низкий родом! Узнаешь меня?! Посмотри, узнай— я Усмон Азиз из Нилу, брат того самого мулло Сулаймона, которого ты .убил девять лет назад на дехнавской дороге. Узнал меня, грязный раб?! Все девять лет я жаждал твоей крови. Бог сегодня услышал мою мольбу. Ты понял?
Мурод ответил сначала выстрелом, а затем и словами:
— Из какой могилы тебя принесло сюда, бродячий пес?
— Отомстить тебе я бы и в самом деле встал из могилы! Тебе — убийце! Тебе — поганому! Тебе — человеку без веры!— кричал Усмон Азиз и всякий раз нажимал курок своего маузера.
— Эй, Усмонбай!— подал голос Анвар.— Отомсти и мне, твоему вчерашнему слуге Анвару Шермалику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51