С тяжелым взглядом Усмон Азиза встретился он и услышал тонкий, слегка надтреснутый голос мулло Салима.
— Он самый, да погибнуть ему в молодости, это он!— тряс мулло редкой, рыжеватой бородкой.
Усмон Азиз тяжело слез с коня и, поигрывая плеткой, подошел к Каромату.
— Кто ты такой?— сквозь зубы процедил он.— И чье дерьмо ты жрешь в этом доме?
Каромат вздрогнул, но сразу же сумел взять себя в руки.
— Зачем спрашиваешь? Бессовестный мулло,— кивнул он на мулло Салима,— уже все рассказал тебе.
Мулло Салим стукнул посохом и завопил:
— Разве я не говорил, не говорил разве я, что этот неверный считает себя правителем Нилу!
— Я тебя спрашиваю,— повторил Усмон Азиз,— чье дерьмо ты жрешь в этом доме?— Он стегнул плеткой по плечу Каромата.— Отвечай!—Повторный взмах плетки оставил кровавый след на лице учителя.— Ты меня узнал или нет? Узнал или нет?!
Шатнувшись, Каромат схватился за лицо.
— Каромат!— крикнул Анвар,— Не бойся этого отвергнутого родиной!— Позабыв о раненой ноге, он спрыгнул с гнедого и тотчас повалился на землю, корчась от нестерпимой боли.— Не бойся, Каромат,— сквозь стон вымолвил он.
Курбан подхватил его и, подняв, усадил на айване. Прислонившись к подпорке, Анвар едва не разрыдался от боли, горечи и унижения.— Он — пленник, товарищи его погибли, на его глазах истязают Каромата, которого он не может защитить!
Каромат отвел руки от лица и взглянул прямо в глаза Усмон Азизу.
— Твоего не ел, твоего не уносил—мне нечего стыдиться, чтобы перед тобой молчать.
— Так, значит, узнал меня?
— Узнал. Ты беглый Усмон Азиз. В детстве несколько раз встречал тебя в Дизаке.
— Я покинул родину, правда... Но это только мое дело, и оно, безбожник, тебя не касается! Скажи лучше, по какому праву ты переступил порог моего дома? Как посмел осквернить его? Или ты и тебе подобные нечестивцы думали, что я не вернусь?
— Всему есть начало и есть конец. Гнету и бесправию в том числе... Бедняк для тебя был словно вол, на котором можно пахать день и ночь. На слезах и поте нажил ты танабы земли, отары овец, дома... Но времена изменились, ты бежал, и мы вернули народу положенную ему часть твоего добра.
— Кто это — мы?
— Это те, кто в жару и холод пасли твои стада и не могли досыта наесться. Это те, кто возделывали присвоенную тобой землю, оставаясь нищими и бесправными. Это те...
— Прикуси язык!— оборвал учителя Усмон Азиз.— Выродок.
Лицо его побелело, и мелко вздрагивал уголок рта.
Оскорблением на оскорбление безбоязненно ответил ему Каромат и получил еще один удар плетью.
— Уберите его!— бросил через плечо Усмон Азиз, и Гуломхусайн, со звериной ловкостью вспрыгнув на айван, схватил Каромата за волосы и потащил вниз.
— И волосы распустил, как женщина!— визгливо крикнул мулло Салим и ударил учителя посохом, прибавив с ненавистью:—Исчадие ада!
Ухватившись за подпорку, Анвар привстал с суфы.
— Не трогай его, бессовестный старик!
— Сиди на месте, сын нищего!— потряс своим посохом мулло Салим.— Придет и твой черед. Ты виноват во всех наших бедах, и ты свое получишь!
Присев на край суфы, Усмон Азиз мрачно взглянул на имама. Тот поспешно умолк.
С набухающим кровью рубцом на щеке Каромат стоял перед Усмон Азизом. Ему в затылок шумно дышал Гуломхусайн, по бокам стояли Курбан, мулло Салим и Хомид, широкоплечий мужчина в расшитой цветными нитками тюбетейке, прошлой весной наотрез отказавшийся вступать в колхоз и сильно повздоривший из-за этого с Анваром. И, может быть, впервые за нынешнее утро учитель ощутил страх. Ему стало страшно за ребят, которые вот-вот придут в школу и которых могут унизить эти осатаневшие от злобы люди — как унизили они его, Каромата.
Усмон Азиз перекинул через плечо конец чалмы и взглянул на Каромата.
— Если ты из Дизака, чей сын будешь?
— Пустой вопрос. Все равно отца моего ты не знаешь. Зачем богатому баю знать бедного дехканина?
— Та-ак,— протянул Усмон Азиз и, немного помолчав, обратился к мулло Салиму.— Скажите нам, имам, по законам ли шариата посягать на чужое добро?
— Ни в коем случае, почтенный!
— Если же один мусульманин допустит подобную бесчестность по отношению к другому мусульманину, какого наказания он заслуживает?
— Удел его—смерть!
— Этот сад и этот дом мне принадлежали?
— Конечно,— ответил мулло Салим.
Кивнул и Хомид:
— Да, ваше добро.
— Тогда уточните, какого наказания достоин этот щенок.
— Я же сказал, почтенный: удел его — смерть.
Промолвив это, мулло Салим смиренно сложил
на груди руки.
Каромат выпрямился,
— Я смерти не боюсь. Но вы не надейтесь, что останетесь безнаказанными!
— Не-ет,— хрипло выкрикнул Анвар.— Они все еще думают, что вновь станут опорой неба! Вот вам ваши надежды!— И он указал рукой себе между ног.
С отчаянным воплем вбежала в этот миг во двор Ороста, сестра Усмон Азиза:
— Брат мой!- Защита и опора моя, свет очей моих, брат мой родной!
Упав в ноги брату и положив голову ему на колени, она горько разрыдалась.
— Брат мой! Мы отвергнуты и унижены... Зять ваш сослан в холодные края на мучения и погибель! Дети без отца, я в отчаянии... Брат мой! Я не знаю, как нам жить!
Красный платок чуть сполз с ее головы, обнажив темные, заметно тронутые сединой волосы.
Усмон Азиз ласково положил руку ей на плечо.
— Ничего, сестра, все пройдет... Была бы здорова.
— Конечно, брат, конечно,— всхлипывала Ороста.— Все ли хорошо у снохи? Сын и дочери здоровы? Почему их не привезли?
Усмон Азиз печально улыбнулся.
— Привезу. Каждому делу свой час.
Поправив платок, Ороста оглянулась и увидела Каромата.
— Вот этот, проклятый отцом, испоганил ваш дом! Умоляла его — не выбрасывай вещи!
Она живо вскочила на ноги и, подбежав к учителю, вцепилась в воротник его рубашки.
— Не тронь его!— остановил ее Усмон Азиз.— К нему особый счет.
Ороста успела все-таки разорвать рубашку учителя и теперь обернулась к Анвару:
— Вот, брат мой, от кого все беды! Он змей с оторванным хвостом, а вы его кормили!
— Успокойся,— велел сестре Усмон Азиз.— Скажи, когда увели Саидназара?
— Осенью... Приезжали со своим колхозом, вот этот,— указала она на Анвара,— и еще один... Вступайте, говорят. А зачем нам вступать?
— Кто был тот... второй... не узнала?
— Нет. Высокий, усы рыжеватые...
— Мусульманин?
— Да, таджик. Обидно, брат,— горячо сказала Ороста,— мусульманин — а все равно что неверный!
— Попал бы мне в руки, муж проститутки!— пробормотал Усмон Азиз и с силой ударил кулаком по колену.
Й тут же с усмешкой спросил его Анвар:
— И что бы ты с ним сделал?
— С живого бы кожу содрал!
— Много на себя берешь. Как говорят, ветром из твоего рта мельничные жернова можно крутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Он самый, да погибнуть ему в молодости, это он!— тряс мулло редкой, рыжеватой бородкой.
Усмон Азиз тяжело слез с коня и, поигрывая плеткой, подошел к Каромату.
— Кто ты такой?— сквозь зубы процедил он.— И чье дерьмо ты жрешь в этом доме?
Каромат вздрогнул, но сразу же сумел взять себя в руки.
— Зачем спрашиваешь? Бессовестный мулло,— кивнул он на мулло Салима,— уже все рассказал тебе.
Мулло Салим стукнул посохом и завопил:
— Разве я не говорил, не говорил разве я, что этот неверный считает себя правителем Нилу!
— Я тебя спрашиваю,— повторил Усмон Азиз,— чье дерьмо ты жрешь в этом доме?— Он стегнул плеткой по плечу Каромата.— Отвечай!—Повторный взмах плетки оставил кровавый след на лице учителя.— Ты меня узнал или нет? Узнал или нет?!
Шатнувшись, Каромат схватился за лицо.
— Каромат!— крикнул Анвар,— Не бойся этого отвергнутого родиной!— Позабыв о раненой ноге, он спрыгнул с гнедого и тотчас повалился на землю, корчась от нестерпимой боли.— Не бойся, Каромат,— сквозь стон вымолвил он.
Курбан подхватил его и, подняв, усадил на айване. Прислонившись к подпорке, Анвар едва не разрыдался от боли, горечи и унижения.— Он — пленник, товарищи его погибли, на его глазах истязают Каромата, которого он не может защитить!
Каромат отвел руки от лица и взглянул прямо в глаза Усмон Азизу.
— Твоего не ел, твоего не уносил—мне нечего стыдиться, чтобы перед тобой молчать.
— Так, значит, узнал меня?
— Узнал. Ты беглый Усмон Азиз. В детстве несколько раз встречал тебя в Дизаке.
— Я покинул родину, правда... Но это только мое дело, и оно, безбожник, тебя не касается! Скажи лучше, по какому праву ты переступил порог моего дома? Как посмел осквернить его? Или ты и тебе подобные нечестивцы думали, что я не вернусь?
— Всему есть начало и есть конец. Гнету и бесправию в том числе... Бедняк для тебя был словно вол, на котором можно пахать день и ночь. На слезах и поте нажил ты танабы земли, отары овец, дома... Но времена изменились, ты бежал, и мы вернули народу положенную ему часть твоего добра.
— Кто это — мы?
— Это те, кто в жару и холод пасли твои стада и не могли досыта наесться. Это те, кто возделывали присвоенную тобой землю, оставаясь нищими и бесправными. Это те...
— Прикуси язык!— оборвал учителя Усмон Азиз.— Выродок.
Лицо его побелело, и мелко вздрагивал уголок рта.
Оскорблением на оскорбление безбоязненно ответил ему Каромат и получил еще один удар плетью.
— Уберите его!— бросил через плечо Усмон Азиз, и Гуломхусайн, со звериной ловкостью вспрыгнув на айван, схватил Каромата за волосы и потащил вниз.
— И волосы распустил, как женщина!— визгливо крикнул мулло Салим и ударил учителя посохом, прибавив с ненавистью:—Исчадие ада!
Ухватившись за подпорку, Анвар привстал с суфы.
— Не трогай его, бессовестный старик!
— Сиди на месте, сын нищего!— потряс своим посохом мулло Салим.— Придет и твой черед. Ты виноват во всех наших бедах, и ты свое получишь!
Присев на край суфы, Усмон Азиз мрачно взглянул на имама. Тот поспешно умолк.
С набухающим кровью рубцом на щеке Каромат стоял перед Усмон Азизом. Ему в затылок шумно дышал Гуломхусайн, по бокам стояли Курбан, мулло Салим и Хомид, широкоплечий мужчина в расшитой цветными нитками тюбетейке, прошлой весной наотрез отказавшийся вступать в колхоз и сильно повздоривший из-за этого с Анваром. И, может быть, впервые за нынешнее утро учитель ощутил страх. Ему стало страшно за ребят, которые вот-вот придут в школу и которых могут унизить эти осатаневшие от злобы люди — как унизили они его, Каромата.
Усмон Азиз перекинул через плечо конец чалмы и взглянул на Каромата.
— Если ты из Дизака, чей сын будешь?
— Пустой вопрос. Все равно отца моего ты не знаешь. Зачем богатому баю знать бедного дехканина?
— Та-ак,— протянул Усмон Азиз и, немного помолчав, обратился к мулло Салиму.— Скажите нам, имам, по законам ли шариата посягать на чужое добро?
— Ни в коем случае, почтенный!
— Если же один мусульманин допустит подобную бесчестность по отношению к другому мусульманину, какого наказания он заслуживает?
— Удел его—смерть!
— Этот сад и этот дом мне принадлежали?
— Конечно,— ответил мулло Салим.
Кивнул и Хомид:
— Да, ваше добро.
— Тогда уточните, какого наказания достоин этот щенок.
— Я же сказал, почтенный: удел его — смерть.
Промолвив это, мулло Салим смиренно сложил
на груди руки.
Каромат выпрямился,
— Я смерти не боюсь. Но вы не надейтесь, что останетесь безнаказанными!
— Не-ет,— хрипло выкрикнул Анвар.— Они все еще думают, что вновь станут опорой неба! Вот вам ваши надежды!— И он указал рукой себе между ног.
С отчаянным воплем вбежала в этот миг во двор Ороста, сестра Усмон Азиза:
— Брат мой!- Защита и опора моя, свет очей моих, брат мой родной!
Упав в ноги брату и положив голову ему на колени, она горько разрыдалась.
— Брат мой! Мы отвергнуты и унижены... Зять ваш сослан в холодные края на мучения и погибель! Дети без отца, я в отчаянии... Брат мой! Я не знаю, как нам жить!
Красный платок чуть сполз с ее головы, обнажив темные, заметно тронутые сединой волосы.
Усмон Азиз ласково положил руку ей на плечо.
— Ничего, сестра, все пройдет... Была бы здорова.
— Конечно, брат, конечно,— всхлипывала Ороста.— Все ли хорошо у снохи? Сын и дочери здоровы? Почему их не привезли?
Усмон Азиз печально улыбнулся.
— Привезу. Каждому делу свой час.
Поправив платок, Ороста оглянулась и увидела Каромата.
— Вот этот, проклятый отцом, испоганил ваш дом! Умоляла его — не выбрасывай вещи!
Она живо вскочила на ноги и, подбежав к учителю, вцепилась в воротник его рубашки.
— Не тронь его!— остановил ее Усмон Азиз.— К нему особый счет.
Ороста успела все-таки разорвать рубашку учителя и теперь обернулась к Анвару:
— Вот, брат мой, от кого все беды! Он змей с оторванным хвостом, а вы его кормили!
— Успокойся,— велел сестре Усмон Азиз.— Скажи, когда увели Саидназара?
— Осенью... Приезжали со своим колхозом, вот этот,— указала она на Анвара,— и еще один... Вступайте, говорят. А зачем нам вступать?
— Кто был тот... второй... не узнала?
— Нет. Высокий, усы рыжеватые...
— Мусульманин?
— Да, таджик. Обидно, брат,— горячо сказала Ороста,— мусульманин — а все равно что неверный!
— Попал бы мне в руки, муж проститутки!— пробормотал Усмон Азиз и с силой ударил кулаком по колену.
Й тут же с усмешкой спросил его Анвар:
— И что бы ты с ним сделал?
— С живого бы кожу содрал!
— Много на себя берешь. Как говорят, ветром из твоего рта мельничные жернова можно крутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51