..
— Вы видели, как взошли на полях в этом году озимые? — такими словами начал Молланепес свой урок.
— Хорошо взошли, учитель,— ответил Мейлис.— Только уже желтеть стали. Вода в нашей реке упала, и ее очень мало поступает в арыки, чтобы всходы оросить...
— У тебя верный глаз, мой мальчик. А теперь я расскажу вам, дети, о тех временах, когда у туркмен воды было вдоволь. Знающий, как живет его народ при нем, видит мир одним глазом, знающий, как жили люди в минувшие века, смотрит двумя глазами, а тот, кто задумывается о грядущем, тот силится обрести себе третий глаз...
— Неужели когда-то было воды вдоволь, учитель? — недоверчиво переспросил Мейлис.
— Не только воды было много, но и жили мы совсем по-другому... Подайте-ка мне кто-нибудь вон тот дутар,— указал Молланепес на один из инструментов, висевших на стене в его юрте.
Довлет оказался проворнее всех, он так страстно метнулся исполнить волю больного учителя, что кто-то из мальчишек по привычке подставил Довлету подножку и сам опрокинулся на спину.
— Ты, видно, любишь музыку, Довлет, сын Сердар-бега?
— Очень люблю, учитель!
— Как-нибудь я научу тебя игре на дутаре. А пока садись на свое место и слушай...
Лежа на своей постели и тихо перебирая струны своего дутара, раненый поэт повел рассказ о временах давно минувших...
Довлет по природе своей был безгранично благодарным слушателем, у него с самых малых лет развилось умение мысленно переноситься в места, о которых при нем рассказывали, дед ли его, отец ли, или кто-то еще, как, например, вот теперь повествовал его новый учитель. А еще мальчик безо всяких усилий мог в воображении становиться то одним человеком, то другим из тех, о ком шла речь. Умел Довлет и страдать и радоваться вместе с этими людьми, а главное — он всегда стремился отыскивать верные решения, если почему-либо такого решения не удалось в свое время найти тем людям, о которых при нем рассказывали, конечно, только лишь в том случае, когда герои повествований вызывали у него сочувствие и были Довлету близки...
Вот и ныне, слушая Молланепеса, Довлет ясно видел города и селения благоденствующей державы, в которой некогда вместе с другими народами жили и туркмены, видел мальчик вокруг себя плодородные нивы и благоухающие цветущие сады, среди которых, серебрясь на солнце, катят свои животворные воды многочисленные арыки...
Но над всем этим благополучием трудолюбивого народа уже нависла смертельная опасность: в пределы страны ворвались бесчисленные орды свирепого Чингисхана, а шах державы не придумал ничего лучшего, как разделить свою огромную и могучую армию на малые отряды и засадить их гарнизонами в разных городах. И вот напавшие на страну завоеватели одну за другой осаждают ее крепости и, громя поодиночке малые отряды защитников, движутся дальше в глубь страны...
Он, нет, не Довлет, а сын падишаха от жены-туркменки Джелалэддин, уже не раз доказавший в битвах свое полководческое искусство, с сотней бесстрашных витязей скачет в столицу для последнего разговора с отцом, он потребует у шаха заветный меч — символ власти над всеми военачальниками и войсками. Джелалэддин знает настроения военачальников: в этот грозный для державы час они забыли все свои раздоры и готовы последовать за ним, чтобы в большом сражении сокрушить коварного и грозного врага. Знает скачущий в столицу принц, что подобные настроения овладели и рядовыми воинами. Особенно Джелалэддин надеется на своих соплеменников, бесстрашных и свободолюбивых воинов-туркмен, каждый из которых на своем коне способен превратиться в маленькую подвижную и разящую крепость...
Дозорные на крепостных стенах еще издали заметили и узнали Джелалэддина, принцу не пришлось даже попридержать своего коня, как перед ним распахнулись ворота...
На улицах славного города Ургенча народ почтительно расступился перед Джелалэддином, провожая его и его всадников благословляющими взглядами, ибо только с ним связывали теперь люди свои надежды на спасение...
Представить себе, как был красив и богат город Ургенч, Довлет не мог, он никогда еще не видел ни одного города. Мальчику оставалось лишь внимательно слушать, вбирая в свою память каждое слово.
— Страна Мухаммед-шаха была огромной и процветающей, дети,— вел Молланепес свой урок.— В нее целиком входили Иран и Туран, Ирак и Шам, а также Кавказ.,. Даже и сквозь наши нынешние безжизненные пустыни в то время пробегали полноводные реки, отдававшие часть своих вод сети оросительных каналов и арыков, питавших безграничные посевные поля... Все вы, ребята, наверное, слышали такие слова: Мары, Ниса, Ургенч...
— Я побывал в том месте, которое называют Мары, учитель,— сказал один из учеников.— Мы даже там заночевали с отцом и дядей.
— Тогда, Човдур, ты нам ответишь: как выглядит сегодня это место?
— Каменные руины, наполовину занесенные песками...
— Да, такова печальная участь, на которую обрекли полудикие орды Чингисхана эти некогда сказочно прекрасные и многолюдные города. Их возводили и украшали гениальные зодчие и искуснейшие мастера. На базарах этих городов можно было купить все, что производилось в самых дальних странах. Но и в собственных больших и малых мастерских изготовлялось множество товаров, которые растекались по всему свету... О богатстве библиотек этих городов ходили легенды. Со всех стран света сюда съезжались купцы, ученые, послы и путешественники, которые разносили славу о богатстве и процветании этой страны по всему миру...
И вот принц Джелалэддин уже во дворце стоит перед восседающим на золотом возвышении отцом. Но отец Дже-лалэддина, увы, вовсе не похож на отца Довлета. Безвольный изнеженный падишах всецело подпал под влияние своей матери Туркан-хатун, женщины из племени кипчаков, которая спала и видела, чтобы шахский трон унаследовал сын Мухаммед-шаха от другой жены, соплеменницы Туркан-хатун...
— Вот противная баба! — не сдержавшись, воскликнул на уроке Мейлис, прервав мечтания Довлета, но только лишь на мгновение...
Вот уже вновь Джелалэддин стоит перед золотым возвышением во дворце и видит за спиной Мухаммед-шаха злое выражение лица завистливой старухи.
— Нет, мой Джелалэддин, я не могу вручить тебе меч сердара всех сердаров,— мямлит Мухаммед-шах.
Глаза старухи Туркан-хатун злорадно сверкнули, под ее ненавистным взглядом Джелалэддин поворачивается и идет прочь...
«Неужели же не мог он найти никакого выхода? — думает о принце Довлет.— Ведь надо же было спасать страну! Ему надо было что-то придумать...»
У самого выхода из дворца по воле мыслей Довлета Джелалэддин вдруг остановился, повернулся и бегом бросился назад к своему отцу...
«Нет, с отцом ему больше говорить не стоило,— думает на уроке истории Довлет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Вы видели, как взошли на полях в этом году озимые? — такими словами начал Молланепес свой урок.
— Хорошо взошли, учитель,— ответил Мейлис.— Только уже желтеть стали. Вода в нашей реке упала, и ее очень мало поступает в арыки, чтобы всходы оросить...
— У тебя верный глаз, мой мальчик. А теперь я расскажу вам, дети, о тех временах, когда у туркмен воды было вдоволь. Знающий, как живет его народ при нем, видит мир одним глазом, знающий, как жили люди в минувшие века, смотрит двумя глазами, а тот, кто задумывается о грядущем, тот силится обрести себе третий глаз...
— Неужели когда-то было воды вдоволь, учитель? — недоверчиво переспросил Мейлис.
— Не только воды было много, но и жили мы совсем по-другому... Подайте-ка мне кто-нибудь вон тот дутар,— указал Молланепес на один из инструментов, висевших на стене в его юрте.
Довлет оказался проворнее всех, он так страстно метнулся исполнить волю больного учителя, что кто-то из мальчишек по привычке подставил Довлету подножку и сам опрокинулся на спину.
— Ты, видно, любишь музыку, Довлет, сын Сердар-бега?
— Очень люблю, учитель!
— Как-нибудь я научу тебя игре на дутаре. А пока садись на свое место и слушай...
Лежа на своей постели и тихо перебирая струны своего дутара, раненый поэт повел рассказ о временах давно минувших...
Довлет по природе своей был безгранично благодарным слушателем, у него с самых малых лет развилось умение мысленно переноситься в места, о которых при нем рассказывали, дед ли его, отец ли, или кто-то еще, как, например, вот теперь повествовал его новый учитель. А еще мальчик безо всяких усилий мог в воображении становиться то одним человеком, то другим из тех, о ком шла речь. Умел Довлет и страдать и радоваться вместе с этими людьми, а главное — он всегда стремился отыскивать верные решения, если почему-либо такого решения не удалось в свое время найти тем людям, о которых при нем рассказывали, конечно, только лишь в том случае, когда герои повествований вызывали у него сочувствие и были Довлету близки...
Вот и ныне, слушая Молланепеса, Довлет ясно видел города и селения благоденствующей державы, в которой некогда вместе с другими народами жили и туркмены, видел мальчик вокруг себя плодородные нивы и благоухающие цветущие сады, среди которых, серебрясь на солнце, катят свои животворные воды многочисленные арыки...
Но над всем этим благополучием трудолюбивого народа уже нависла смертельная опасность: в пределы страны ворвались бесчисленные орды свирепого Чингисхана, а шах державы не придумал ничего лучшего, как разделить свою огромную и могучую армию на малые отряды и засадить их гарнизонами в разных городах. И вот напавшие на страну завоеватели одну за другой осаждают ее крепости и, громя поодиночке малые отряды защитников, движутся дальше в глубь страны...
Он, нет, не Довлет, а сын падишаха от жены-туркменки Джелалэддин, уже не раз доказавший в битвах свое полководческое искусство, с сотней бесстрашных витязей скачет в столицу для последнего разговора с отцом, он потребует у шаха заветный меч — символ власти над всеми военачальниками и войсками. Джелалэддин знает настроения военачальников: в этот грозный для державы час они забыли все свои раздоры и готовы последовать за ним, чтобы в большом сражении сокрушить коварного и грозного врага. Знает скачущий в столицу принц, что подобные настроения овладели и рядовыми воинами. Особенно Джелалэддин надеется на своих соплеменников, бесстрашных и свободолюбивых воинов-туркмен, каждый из которых на своем коне способен превратиться в маленькую подвижную и разящую крепость...
Дозорные на крепостных стенах еще издали заметили и узнали Джелалэддина, принцу не пришлось даже попридержать своего коня, как перед ним распахнулись ворота...
На улицах славного города Ургенча народ почтительно расступился перед Джелалэддином, провожая его и его всадников благословляющими взглядами, ибо только с ним связывали теперь люди свои надежды на спасение...
Представить себе, как был красив и богат город Ургенч, Довлет не мог, он никогда еще не видел ни одного города. Мальчику оставалось лишь внимательно слушать, вбирая в свою память каждое слово.
— Страна Мухаммед-шаха была огромной и процветающей, дети,— вел Молланепес свой урок.— В нее целиком входили Иран и Туран, Ирак и Шам, а также Кавказ.,. Даже и сквозь наши нынешние безжизненные пустыни в то время пробегали полноводные реки, отдававшие часть своих вод сети оросительных каналов и арыков, питавших безграничные посевные поля... Все вы, ребята, наверное, слышали такие слова: Мары, Ниса, Ургенч...
— Я побывал в том месте, которое называют Мары, учитель,— сказал один из учеников.— Мы даже там заночевали с отцом и дядей.
— Тогда, Човдур, ты нам ответишь: как выглядит сегодня это место?
— Каменные руины, наполовину занесенные песками...
— Да, такова печальная участь, на которую обрекли полудикие орды Чингисхана эти некогда сказочно прекрасные и многолюдные города. Их возводили и украшали гениальные зодчие и искуснейшие мастера. На базарах этих городов можно было купить все, что производилось в самых дальних странах. Но и в собственных больших и малых мастерских изготовлялось множество товаров, которые растекались по всему свету... О богатстве библиотек этих городов ходили легенды. Со всех стран света сюда съезжались купцы, ученые, послы и путешественники, которые разносили славу о богатстве и процветании этой страны по всему миру...
И вот принц Джелалэддин уже во дворце стоит перед восседающим на золотом возвышении отцом. Но отец Дже-лалэддина, увы, вовсе не похож на отца Довлета. Безвольный изнеженный падишах всецело подпал под влияние своей матери Туркан-хатун, женщины из племени кипчаков, которая спала и видела, чтобы шахский трон унаследовал сын Мухаммед-шаха от другой жены, соплеменницы Туркан-хатун...
— Вот противная баба! — не сдержавшись, воскликнул на уроке Мейлис, прервав мечтания Довлета, но только лишь на мгновение...
Вот уже вновь Джелалэддин стоит перед золотым возвышением во дворце и видит за спиной Мухаммед-шаха злое выражение лица завистливой старухи.
— Нет, мой Джелалэддин, я не могу вручить тебе меч сердара всех сердаров,— мямлит Мухаммед-шах.
Глаза старухи Туркан-хатун злорадно сверкнули, под ее ненавистным взглядом Джелалэддин поворачивается и идет прочь...
«Неужели же не мог он найти никакого выхода? — думает о принце Довлет.— Ведь надо же было спасать страну! Ему надо было что-то придумать...»
У самого выхода из дворца по воле мыслей Довлета Джелалэддин вдруг остановился, повернулся и бегом бросился назад к своему отцу...
«Нет, с отцом ему больше говорить не стоило,— думает на уроке истории Довлет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111