..
- Кто эти «еще столько же», Бегнепес? — перебил резким вопросом уклончивые рассуждения хозяина Палат-Меткий.
— Белуджи-переселенцы,— ответил Бегнепес-бай.
— Но даром они работать на нас не станут.
— Да, ты прав, Палат. Им придется за их работу заплатить,— согласился Бегнепес-бай.
— Платить? — отозвался Гарагоч-Бурдюк.— Разве что они примут в уплату дырки с моего чекменя...
Многие заулыбались в ответ на шутку этого никогда не унывавшего пожилого толстяка, он выразил в своих словах денежные возможности многих.
— Нет, уважаемый Гарагоч-ага, твои монеты имеют хождение только в царстве аллаха,— рассмеявшись, молвил поэт Молланепес.
— Но в то царство открывают ворота слишком узко. С моим брюхом в такую маленькую щель не протиснуться. Так что я пока еще поживу здесь, дорогой Молланепес.
— Очень доброе дело ты затеял, Бегнепес-бай,— заявил Рахманназар-ишан, когда все уже отсмеялись новой шутке Гарагоча-Бурдюка.— Помочь своим соплеменникам в трудную минуту — такая монета тоже имеет хождение в царстве аллаха. Да, мусульмане, как видно, Бегнепес-бай по доброте своей великодушно решил помочь вам в тяжелое время. И аллах примет такую щедрость одного из своих покорных рабов. Но разумеется, что и люди должны будут воздать ему за подобное благодеяние. Всю тяжесть расходов по оплате труда белуджей не следует взваливать на одни плечи. Надо всем миром помочь Бегкепес-баю, дабы не оставить его под тяжким бременем непосильных долгов...
Рахманназар-ишэн был младшим братом Велназар-ишана, отца моллы Абдурахмана. Старший брат превосходил его старшинством, а племянник — умом, и люди с ним ранее мало считались. Но Велназар-ишан уже давно был прикован к постели, а молла Абдурахман ушел на войну, и Рахманназар-ишан решил, что теперь пришло его время завоевывать умы и души верующих...
— Все мы тут не безусые юнцы, раз нас усадили на почетные места за этим щедрым дастарханом,— сказал Заман-ага, обведя взглядом почтенных яшули.-— Мы понимаем, что даром ничего не дается. Скажи, Бегнепес, во сколько тебе обойдется такое благодеяние, а народ послушает...
— Об этом, почтенный Заман-ага, еще предстоит договариваться с белуджами. Точную их цену я пока назвать не могу. Только знаю, что она будет немалой.
— А как с тобой рассчитаемся мы? — спросил бесцеремонно Палат-Меткий. Он знал, что ни о каком благодеянии со стороны Бегнепес-бая речи быть не может, тот и пальцем не пошевелит, если не убедится, что от такого движения в его сундук не упадет звонкая монета.
— Люди добрые,— начал Бегнепес-бай.— У наших соседей имеется пример. Сичмазы сооружали себе запруду точно так. Половину работавших составили люди их селения, а другую половину нанял Шали-бай из поденщиков. И потом воду, бегущую в арыки и посевные поля, тоже разделили пополам: одна половина была отдана Шали-баю, а другая — всем остальным жителям селения...
Если бы среди ясного неба прогремел гром или всех собравшихся вдруг окатили нечистотами, то и этим гости не были бы так ошарашены, как последними словами слишком хлебосольного хозяина.
— Что ж так мало ты с нас запросил, Бегнепес? — вскричал Гарагоч-Бурдюк.— Ты потребуй еще и половину нашего остального имущества. Мы распорем с тобой мой дырявый чекмень: половину оставлю я себе, а другую напяливай ты!
Зашумели возмущенно и остальные гости, послышалось с разных сторон много грозных выкриков:
— Загнул!..
— Ничего себе!..
— Хочет обобрать лас похлеще аламанщиков!..
— Вот так благодетель!..
— Совсем разорить хочет!..
— А не перегибаешь ли ты, бай? — обтирая жирные от плова руки о пыльные ичиги, спросил Санджар-Палван.— Без этой дехканской землицы ты ведь не обеднеешь.
— Кроме чекменя дырявого, у меня еще шкура есть. И ее сдери! — продолжал кипятиться Гарагоч-Бурдюк.— Эй, Санджар, доставай свой кисет.
— Да у тебя он, репей несчастный...
— Верно,— не смутившись, извлек Гарагоч-Бурдюк из-за пазухи кисет Санджара-Палвана.— Угощайся тогда табачком ты у меня. Я не такой жадный. Закуривай после обеда и со зла...
— Бай,— заговорил Заман-ага.— Ты затеял нужное народу дело, это мы поняли. Но если бы ты и цену назвал подходящую. Ведь селение только что было ограблено налетчиками. А земли у людей и без того мало, чтобы ею прокормиться...
— Да, Бегнепес-бай,— добавил Санджар-Палван.— Все твои соплеменники и без того бедны и тощи. Пристойно ли грызть сухие мослы без мякоти?
Не показывая, что он разозлен таким отпором, Бегнепес-бай нарочито невозмутимо заговорил:
— Я знаю, вам нелегко... Но если бы нашелся другой человек, кто взвалил бы на себя это бремя, то я лично сидел бы в своем доме, спокойно вытянув ноги... Да, так оно, наверно, лучше будет. Ищите, люди добрые, другого для такого дела. Если понадобится, то я и сам с вами вместе выйду на работу к запруде. Но я тогда без упрека отдам тому человеку и половину воды своей, и земли половину...
Такие слова Бегнепес-бая немного смутили собравшихся, какое-то время они молча переглядывались. Неожиданно раньше других нашел что сказать мастер Ягмур.
— Эх, бай, ты ведь говоришь эти слова, уверенный, что вокруг тебя одни бедняки в чепеках. Окажись среди нас богачи с тугою мошной, ты бы таких слов не произнес!
Сам мастер Ягмур, в работе которого одинаково нуждались и богачи и бедняки, жил безбедно, но, имея отзывчивую и сострадательную душу, он всегда принимал сторону неимущих, за что его и уважал небогатый люд. Вот и теперь очень многие из сотрапезников согласно закивали. Но Бегнепес-бай, опасаясь новых, еще более веских доводов против его замысла со стороны кузнеца, счел за лучшее для себя на его упрек не ответить.
— А ты, Аташир, чего молчишь? — обратился Заман-ага к деду Довлета.
— Я уже говорил в одном месте, где и ты, Заман, присутствовал,— меня там не послушали. Где теперь шляются по свету наши молодые джигиты? А если бы вы решили тогда по-моему, Бегнепесу теперь ничего подобного предлагать не пришлось. Нет, я больше не намерен бросать слова на ветер. Поступайте, как знаете...
— Молланепес, ты владеешь просветленным умом ученого человека и сердцем поэта,— отвернувшись от Аташира-эфе, взглянул Заман-ага на Молланепеса.— Открой своему народу: что думаешь ты об услышанном здесь?
— Я разное думаю, почтенный Заман-ага. Но раз уж мы с вами вспоминали другую страну, то скажу, что на земле немало больших поэтов. Один из них написал притчу о ягненке, который пришел к ручью напиться воды... Да, так этот ягненок похож был на всех тех, о ком мастер Ягмур сказал, что обуты в чепеки...
— И что же случилось в той притче с ягненком? — нетерпеливо спросил Гарагоч-Бурдюк.
— А то, Гарагоч-ага, что схватил его волк, который на словах очень уважал законы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
- Кто эти «еще столько же», Бегнепес? — перебил резким вопросом уклончивые рассуждения хозяина Палат-Меткий.
— Белуджи-переселенцы,— ответил Бегнепес-бай.
— Но даром они работать на нас не станут.
— Да, ты прав, Палат. Им придется за их работу заплатить,— согласился Бегнепес-бай.
— Платить? — отозвался Гарагоч-Бурдюк.— Разве что они примут в уплату дырки с моего чекменя...
Многие заулыбались в ответ на шутку этого никогда не унывавшего пожилого толстяка, он выразил в своих словах денежные возможности многих.
— Нет, уважаемый Гарагоч-ага, твои монеты имеют хождение только в царстве аллаха,— рассмеявшись, молвил поэт Молланепес.
— Но в то царство открывают ворота слишком узко. С моим брюхом в такую маленькую щель не протиснуться. Так что я пока еще поживу здесь, дорогой Молланепес.
— Очень доброе дело ты затеял, Бегнепес-бай,— заявил Рахманназар-ишан, когда все уже отсмеялись новой шутке Гарагоча-Бурдюка.— Помочь своим соплеменникам в трудную минуту — такая монета тоже имеет хождение в царстве аллаха. Да, мусульмане, как видно, Бегнепес-бай по доброте своей великодушно решил помочь вам в тяжелое время. И аллах примет такую щедрость одного из своих покорных рабов. Но разумеется, что и люди должны будут воздать ему за подобное благодеяние. Всю тяжесть расходов по оплате труда белуджей не следует взваливать на одни плечи. Надо всем миром помочь Бегкепес-баю, дабы не оставить его под тяжким бременем непосильных долгов...
Рахманназар-ишэн был младшим братом Велназар-ишана, отца моллы Абдурахмана. Старший брат превосходил его старшинством, а племянник — умом, и люди с ним ранее мало считались. Но Велназар-ишан уже давно был прикован к постели, а молла Абдурахман ушел на войну, и Рахманназар-ишан решил, что теперь пришло его время завоевывать умы и души верующих...
— Все мы тут не безусые юнцы, раз нас усадили на почетные места за этим щедрым дастарханом,— сказал Заман-ага, обведя взглядом почтенных яшули.-— Мы понимаем, что даром ничего не дается. Скажи, Бегнепес, во сколько тебе обойдется такое благодеяние, а народ послушает...
— Об этом, почтенный Заман-ага, еще предстоит договариваться с белуджами. Точную их цену я пока назвать не могу. Только знаю, что она будет немалой.
— А как с тобой рассчитаемся мы? — спросил бесцеремонно Палат-Меткий. Он знал, что ни о каком благодеянии со стороны Бегнепес-бая речи быть не может, тот и пальцем не пошевелит, если не убедится, что от такого движения в его сундук не упадет звонкая монета.
— Люди добрые,— начал Бегнепес-бай.— У наших соседей имеется пример. Сичмазы сооружали себе запруду точно так. Половину работавших составили люди их селения, а другую половину нанял Шали-бай из поденщиков. И потом воду, бегущую в арыки и посевные поля, тоже разделили пополам: одна половина была отдана Шали-баю, а другая — всем остальным жителям селения...
Если бы среди ясного неба прогремел гром или всех собравшихся вдруг окатили нечистотами, то и этим гости не были бы так ошарашены, как последними словами слишком хлебосольного хозяина.
— Что ж так мало ты с нас запросил, Бегнепес? — вскричал Гарагоч-Бурдюк.— Ты потребуй еще и половину нашего остального имущества. Мы распорем с тобой мой дырявый чекмень: половину оставлю я себе, а другую напяливай ты!
Зашумели возмущенно и остальные гости, послышалось с разных сторон много грозных выкриков:
— Загнул!..
— Ничего себе!..
— Хочет обобрать лас похлеще аламанщиков!..
— Вот так благодетель!..
— Совсем разорить хочет!..
— А не перегибаешь ли ты, бай? — обтирая жирные от плова руки о пыльные ичиги, спросил Санджар-Палван.— Без этой дехканской землицы ты ведь не обеднеешь.
— Кроме чекменя дырявого, у меня еще шкура есть. И ее сдери! — продолжал кипятиться Гарагоч-Бурдюк.— Эй, Санджар, доставай свой кисет.
— Да у тебя он, репей несчастный...
— Верно,— не смутившись, извлек Гарагоч-Бурдюк из-за пазухи кисет Санджара-Палвана.— Угощайся тогда табачком ты у меня. Я не такой жадный. Закуривай после обеда и со зла...
— Бай,— заговорил Заман-ага.— Ты затеял нужное народу дело, это мы поняли. Но если бы ты и цену назвал подходящую. Ведь селение только что было ограблено налетчиками. А земли у людей и без того мало, чтобы ею прокормиться...
— Да, Бегнепес-бай,— добавил Санджар-Палван.— Все твои соплеменники и без того бедны и тощи. Пристойно ли грызть сухие мослы без мякоти?
Не показывая, что он разозлен таким отпором, Бегнепес-бай нарочито невозмутимо заговорил:
— Я знаю, вам нелегко... Но если бы нашелся другой человек, кто взвалил бы на себя это бремя, то я лично сидел бы в своем доме, спокойно вытянув ноги... Да, так оно, наверно, лучше будет. Ищите, люди добрые, другого для такого дела. Если понадобится, то я и сам с вами вместе выйду на работу к запруде. Но я тогда без упрека отдам тому человеку и половину воды своей, и земли половину...
Такие слова Бегнепес-бая немного смутили собравшихся, какое-то время они молча переглядывались. Неожиданно раньше других нашел что сказать мастер Ягмур.
— Эх, бай, ты ведь говоришь эти слова, уверенный, что вокруг тебя одни бедняки в чепеках. Окажись среди нас богачи с тугою мошной, ты бы таких слов не произнес!
Сам мастер Ягмур, в работе которого одинаково нуждались и богачи и бедняки, жил безбедно, но, имея отзывчивую и сострадательную душу, он всегда принимал сторону неимущих, за что его и уважал небогатый люд. Вот и теперь очень многие из сотрапезников согласно закивали. Но Бегнепес-бай, опасаясь новых, еще более веских доводов против его замысла со стороны кузнеца, счел за лучшее для себя на его упрек не ответить.
— А ты, Аташир, чего молчишь? — обратился Заман-ага к деду Довлета.
— Я уже говорил в одном месте, где и ты, Заман, присутствовал,— меня там не послушали. Где теперь шляются по свету наши молодые джигиты? А если бы вы решили тогда по-моему, Бегнепесу теперь ничего подобного предлагать не пришлось. Нет, я больше не намерен бросать слова на ветер. Поступайте, как знаете...
— Молланепес, ты владеешь просветленным умом ученого человека и сердцем поэта,— отвернувшись от Аташира-эфе, взглянул Заман-ага на Молланепеса.— Открой своему народу: что думаешь ты об услышанном здесь?
— Я разное думаю, почтенный Заман-ага. Но раз уж мы с вами вспоминали другую страну, то скажу, что на земле немало больших поэтов. Один из них написал притчу о ягненке, который пришел к ручью напиться воды... Да, так этот ягненок похож был на всех тех, о ком мастер Ягмур сказал, что обуты в чепеки...
— И что же случилось в той притче с ягненком? — нетерпеливо спросил Гарагоч-Бурдюк.
— А то, Гарагоч-ага, что схватил его волк, который на словах очень уважал законы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111