Осуждая аламан, сын все же перенял многие повадки своего отца, которые он с успехом применяет для ведения войны. И пока этот туркменский военачальник будет жив, он еще нанесет немалый урон нашей армии...
— Ну так убейте его! — нетерпеливо вскричал принц.
— Многие намеревались это исполнить, светлейший шахзаде, но могилы их ныне разбросаны от Серахса до Мешхеда.
Сам шайтан защищает, наверно, этого Сердара. Или вся его родина...
-*- Его родина, Аббас-Кули,— один из вилайетов Ирана. Все здесь должно быть послушно воле нашего шахиншаха!
При упоминании титула их владыки все бывшие рядом взметнули к лицам ладони и благоговейно застыли.
— А вас, Аббас-Кули-хан, я назначаю наместником шаха в Серахсе,— сказал потом принц.
— Благодарю, шахзаде,— ответил Аббас-Кули-хан, вовсе не испытывая радости от пожалованного ему* громкого, но пустого титула, не вызвавшего даже зависти в глазах других приближенных принца...
Наконец иранская армия, покинув горы, вышла в раздольные туркменские степи.
— Большое войско, большое войско... Только и слышно от вас,— проворчал Аташир-эфе на совете, который был спешно созван по поводу вступления иранской армии в пределы туркменских степей.— Рвать его надо по кускам. И теперь, когда зверь от нас еще далеко... Дайте мне сто джигитов. И я с ними изрублю пять сотен сербазов. Подобное способны проделать и Палат-Меткий, и молодой Тёч-Гёк, и многие из сидящих теперь тут без дела предводителей... Пока мой сын отъедает этому зверю зад, мы должны вгрызаться в его бока подвижными отрядами... А что от чудища останется и приползет в Серахс, то пускай уже встретят наши объединившиеся на ту пору силы... Высказавшись, Аташир-эфе уселся поудобнее на своем излюбленном месте, у самой двери, и с новым аппетитом приналег на выставленное ханом угощение.
— Не хитро, но мудро,— сказал по поводу слов Аташира-эфе Ораз-хан; и поскольку никто против подобных действий не возразил, на том старейшины и порешили.
Сегодня на совете в юрте Ораз-хана было особенно многолюдно. Помимо самих серахсцев, присутствовали предводители больших и малых отрядов воинов, явившихся на подмогу от дружественных соседей. Были тут и Назрулло с Сапарметом, сыновья простых дехкан, возглавившие отряд хивинских нукеров, узбеков и йомудов, которые против воли хивинских властей явились защищать Серахс. Назрулло и Сапармет поведали собравшимся о встрече с Ходжамшукур-ханом. Но хозяева молча встретили подобную весть: во-первых, они не хотели говорить о неблаговидных действиях своего соотечественника при гостях, а во-вторых, к предательским поступкам Ходжам-шукур-хана серахсцы уже начинали привыкать...
— Вот отчего никто больше не явился, кроме вас,— только мрачно сказал Ораз-хан, выслушав йомудов.
— Нет, хан-яшули, так плохо ты о марыйцах не думай. Просто мы выехали раньше других,— возразил Назрулло.
— Но перед отъездом мы все же посетили многие аулы и поведали там о надвигающейся на вас беде,— сказал Сапармет.
— А как же вы о ней сами узнали? — задал вопрос Гов-шут-хан.
— Мы же нукеры. Охраняли хивинского наместника Сей-ит-Махмут-торе, когда к нему явился ваш пронырливый хан-яшули,— ответил Назрулло.
— От него мы услышали, что на вас идет армия Ирана, переговорили со своими друзьями и поспешили все вместе сюда,— сказал Сапармет.
— Спасибо вам, братья! — поблагодарил Ораз-хан и горячо пожал обоим руки.
— Так что ты не тревожься за марыйцев, хан-яшули. За нами кинулись собираться всадники и в сарыкских селениях, и в салырских. А сами они тоже рассылали во все стороны своих гонцов,— добавил Назрулло.
— Хан-яшули,— обратился к Ораз-хану потом Сапар-мет.— Нам очень понравился вот этот ваш воин-яшули,— указал он на Аташира-эфе.— Мы сочли бы за честь, если бы он тут стал нашим предводителем...
— Он просил себе сто джигитов. Нас как раз чуть больше сотни. Но мы все были рядовыми нукерами. Мы умеем сражаться, а командовать не привыкли,— пояснил Назрулло.
— Что ты скажешь на это, Аташир-эфе? — обратился Ораз-хан к старому воину.
— А что говорить? У хивинцев эти ребята имели жирный кусок и спокойную жизнь. Они могли не являться сюда, но явились... Если они считают за честь, чтоб я ими командовал, то и я почту для себя за честь быть их предводителем...
Земляки Аташира-эфе, не ожидавшие от него ничего подобного, были удивлены прояв нием неслыханной для него вежливости, у иных членов совета даже рты пораскрывались...
— Ну тогда забирай с собой наших братьев и поступай, как ты сам говорил. К вечеру в разные стороны уйдут еще десять сотен джигитов,— решил Ораз-хан.— А мы тут дождемся, быть может, еще подойдет подмога. И станем готовиться к главному сражению...
Как говорили оба хивинца, так и случилось. Перед самым концом совета в юрту вошел огромного роста и очень плечистый воин, которому и называться не пришлось: это был известный всем богатырь Гурбан-кель, марыйский текинец. После взаимных приветствий он сообщил, что привел с собой пятьсот всадников. И почти сразу после него вошло еще несколько предводителей разных отрядов из Мары и других мест...
...О дети воюющих стран! Особенно тех земель, где происходят сражения. Не на вашу ли долю выпадают главные тяготы и лишения войны? Никогда даже и в малой степени не разделяя вины за причины начала военных действий, порою на тела свои принимаете раны, нередко лишаетесь и жизней своих, но всегда и все вы, Дети военной поры, недополучаете детства!..
Слишком рано вы начинаете постигать очень многое, порою и неприглядное, из того, что в естественном течении жизни оставалось бы для вас сокрытым до самой поры вашей зрелости. Слишком рано на ваши хрупкие плечи ложатся недетские труды и заботы. Слишком рано вы сплошь да рядом. И лишаетесь своих отцов и нередко матерей. А иные из нас и сами обращаются по сути в матерей и отцов для своих младших сестер и братьев, ибо кто же другой их, беспомощных, накормит и обогреет, если не вы, сами не накормленные и не обогретые...
А вы, младенцы, рождающиеся в пору войны от голодных и полуголодных матерей, возьмете ли вы из тощего чрева здоровье и силу?..
Дети, дети!
Войны на первых на вас наступают своею железной стопой За дастарханом уже не вам, которым необходимо расти, а отцам вашим и старшим братьям матери ваши подсовывают лучшие и большие куски. Воинам необходима в сражениях сила. Отощавшие, а сплошь да рядом и изможденные ваши тела в военную пору так быстро привыкают к лохмотьям и рубищам. Что поделаешь? Оружие стоит дорого. И как многим из вас, до конца обездоленным, поверх рубищ, доводится набрасывать на плечи петли нищенских сумок. Что поделаешь? Если дом ваш разрушен, а близкие убиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Ну так убейте его! — нетерпеливо вскричал принц.
— Многие намеревались это исполнить, светлейший шахзаде, но могилы их ныне разбросаны от Серахса до Мешхеда.
Сам шайтан защищает, наверно, этого Сердара. Или вся его родина...
-*- Его родина, Аббас-Кули,— один из вилайетов Ирана. Все здесь должно быть послушно воле нашего шахиншаха!
При упоминании титула их владыки все бывшие рядом взметнули к лицам ладони и благоговейно застыли.
— А вас, Аббас-Кули-хан, я назначаю наместником шаха в Серахсе,— сказал потом принц.
— Благодарю, шахзаде,— ответил Аббас-Кули-хан, вовсе не испытывая радости от пожалованного ему* громкого, но пустого титула, не вызвавшего даже зависти в глазах других приближенных принца...
Наконец иранская армия, покинув горы, вышла в раздольные туркменские степи.
— Большое войско, большое войско... Только и слышно от вас,— проворчал Аташир-эфе на совете, который был спешно созван по поводу вступления иранской армии в пределы туркменских степей.— Рвать его надо по кускам. И теперь, когда зверь от нас еще далеко... Дайте мне сто джигитов. И я с ними изрублю пять сотен сербазов. Подобное способны проделать и Палат-Меткий, и молодой Тёч-Гёк, и многие из сидящих теперь тут без дела предводителей... Пока мой сын отъедает этому зверю зад, мы должны вгрызаться в его бока подвижными отрядами... А что от чудища останется и приползет в Серахс, то пускай уже встретят наши объединившиеся на ту пору силы... Высказавшись, Аташир-эфе уселся поудобнее на своем излюбленном месте, у самой двери, и с новым аппетитом приналег на выставленное ханом угощение.
— Не хитро, но мудро,— сказал по поводу слов Аташира-эфе Ораз-хан; и поскольку никто против подобных действий не возразил, на том старейшины и порешили.
Сегодня на совете в юрте Ораз-хана было особенно многолюдно. Помимо самих серахсцев, присутствовали предводители больших и малых отрядов воинов, явившихся на подмогу от дружественных соседей. Были тут и Назрулло с Сапарметом, сыновья простых дехкан, возглавившие отряд хивинских нукеров, узбеков и йомудов, которые против воли хивинских властей явились защищать Серахс. Назрулло и Сапармет поведали собравшимся о встрече с Ходжамшукур-ханом. Но хозяева молча встретили подобную весть: во-первых, они не хотели говорить о неблаговидных действиях своего соотечественника при гостях, а во-вторых, к предательским поступкам Ходжам-шукур-хана серахсцы уже начинали привыкать...
— Вот отчего никто больше не явился, кроме вас,— только мрачно сказал Ораз-хан, выслушав йомудов.
— Нет, хан-яшули, так плохо ты о марыйцах не думай. Просто мы выехали раньше других,— возразил Назрулло.
— Но перед отъездом мы все же посетили многие аулы и поведали там о надвигающейся на вас беде,— сказал Сапармет.
— А как же вы о ней сами узнали? — задал вопрос Гов-шут-хан.
— Мы же нукеры. Охраняли хивинского наместника Сей-ит-Махмут-торе, когда к нему явился ваш пронырливый хан-яшули,— ответил Назрулло.
— От него мы услышали, что на вас идет армия Ирана, переговорили со своими друзьями и поспешили все вместе сюда,— сказал Сапармет.
— Спасибо вам, братья! — поблагодарил Ораз-хан и горячо пожал обоим руки.
— Так что ты не тревожься за марыйцев, хан-яшули. За нами кинулись собираться всадники и в сарыкских селениях, и в салырских. А сами они тоже рассылали во все стороны своих гонцов,— добавил Назрулло.
— Хан-яшули,— обратился к Ораз-хану потом Сапар-мет.— Нам очень понравился вот этот ваш воин-яшули,— указал он на Аташира-эфе.— Мы сочли бы за честь, если бы он тут стал нашим предводителем...
— Он просил себе сто джигитов. Нас как раз чуть больше сотни. Но мы все были рядовыми нукерами. Мы умеем сражаться, а командовать не привыкли,— пояснил Назрулло.
— Что ты скажешь на это, Аташир-эфе? — обратился Ораз-хан к старому воину.
— А что говорить? У хивинцев эти ребята имели жирный кусок и спокойную жизнь. Они могли не являться сюда, но явились... Если они считают за честь, чтоб я ими командовал, то и я почту для себя за честь быть их предводителем...
Земляки Аташира-эфе, не ожидавшие от него ничего подобного, были удивлены прояв нием неслыханной для него вежливости, у иных членов совета даже рты пораскрывались...
— Ну тогда забирай с собой наших братьев и поступай, как ты сам говорил. К вечеру в разные стороны уйдут еще десять сотен джигитов,— решил Ораз-хан.— А мы тут дождемся, быть может, еще подойдет подмога. И станем готовиться к главному сражению...
Как говорили оба хивинца, так и случилось. Перед самым концом совета в юрту вошел огромного роста и очень плечистый воин, которому и называться не пришлось: это был известный всем богатырь Гурбан-кель, марыйский текинец. После взаимных приветствий он сообщил, что привел с собой пятьсот всадников. И почти сразу после него вошло еще несколько предводителей разных отрядов из Мары и других мест...
...О дети воюющих стран! Особенно тех земель, где происходят сражения. Не на вашу ли долю выпадают главные тяготы и лишения войны? Никогда даже и в малой степени не разделяя вины за причины начала военных действий, порою на тела свои принимаете раны, нередко лишаетесь и жизней своих, но всегда и все вы, Дети военной поры, недополучаете детства!..
Слишком рано вы начинаете постигать очень многое, порою и неприглядное, из того, что в естественном течении жизни оставалось бы для вас сокрытым до самой поры вашей зрелости. Слишком рано на ваши хрупкие плечи ложатся недетские труды и заботы. Слишком рано вы сплошь да рядом. И лишаетесь своих отцов и нередко матерей. А иные из нас и сами обращаются по сути в матерей и отцов для своих младших сестер и братьев, ибо кто же другой их, беспомощных, накормит и обогреет, если не вы, сами не накормленные и не обогретые...
А вы, младенцы, рождающиеся в пору войны от голодных и полуголодных матерей, возьмете ли вы из тощего чрева здоровье и силу?..
Дети, дети!
Войны на первых на вас наступают своею железной стопой За дастарханом уже не вам, которым необходимо расти, а отцам вашим и старшим братьям матери ваши подсовывают лучшие и большие куски. Воинам необходима в сражениях сила. Отощавшие, а сплошь да рядом и изможденные ваши тела в военную пору так быстро привыкают к лохмотьям и рубищам. Что поделаешь? Оружие стоит дорого. И как многим из вас, до конца обездоленным, поверх рубищ, доводится набрасывать на плечи петли нищенских сумок. Что поделаешь? Если дом ваш разрушен, а близкие убиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111