— Почтенные,— наконец заговорил он.— Я пришел вам сказать, что судьба Ирана сложилась весьма круто. Шах Мухаммед погряз в распутстве и равнодушии к доле своих подданных. Вместо того чтобы заботиться о благе народа, решать вопросы пропитания голодного населения страны, он, не выходя из своего дворца, проводит время в кутежах. Выжимаемые из народа средства идут на украшение дворца, на утехи шаха и его приближенных...
«Хорошо говорит,— подумал о принце Саларе Сердар.— А вот что он станет делать, если сам станет шахом?»
— Государство ослабло,— продолжал мятежный принц.— И устои его разъедают взяточничество, угодничество, самовластие недальновидных чиновников, пренебрежение к исполнению долга всеми лицами сверху донизу... Как брат мой двоюродный думает: «Я падишах — и ладно, а вы там, внизу, живите, как знаете» — так и все иранские вельможи относятся к людям, вверенным их заботам... Шах Мухаммед уже не способен что-либо изменить. Сотворил себе райский оазис в нашем бренном мире. Даже конюшни свои украшает драгоценными камнями!.. И если гяуры не сегодня, так завтра нахлынут на Иран, они его растерзают. Я думаю, что и вы, самые почтенные люди среди своих народов, яшули и славные военачальники, не потерпите такого положения. Я вас зову за собой! Нам следует объединить свои силы, чтобы навести порядок в Иране. Вы же текинцы — львы Хорасана! Стальная крепость Ирана на севере — вы! Я все сказал, почтенные. Решайте...
Словно обессилев от произнесенной речи, принц Салар откинулся на подушки, тяжело вздохнул и взял чайник со свежим чаем.
Пока говорил иранский принц, Аташир-эфе беспокойно ерзал на своем месте. И Довлету даже показалось в какой-то момент, что дед может прервать принца. Смутное впечатление слова Салара произвели и на самого Довлета: вместо мира и покоя принц предложил его народу новую войну...
Ораз-хан счел своим долгом положить конец долгому и тягостному молчанию, наступившему после речи принца Салара, и подтолкнуть собравшихся к началу обсуждения.
— Так вот, почтенные,— сказал он.— Мы все слышали, что говорил наш дорогой гость Салар-хан. В груди у него бьется сердце льва. Лично я не отказал бы в помощи такому человеку... Пораскиньте умом, хорошенько все взвесьте и выскажите, кто что думает...
В этот момент Довлет почему-то взглянул на яшули Тангрыназар-бая, человека, который был очень похож на большую бочку. Сидел тот у самого очага, согревая больную ногу, одетую в сапог, в который можно было запихать целого барашка. Двенадцатилетний мальчик уже умел немного разбираться в людях. Он не ошибся, посмотрев сразу на этого человека,— Тангрыназар-бай заговорил на совете первым.
— Эх, м-да,— прохрипел он и откашлялся.— Из ваших слов, шахзаде, видно, что вы собираетесь напасть на шаха. Если падишах развратник, кто станет терпеть подобное?.. Да и конюшни он мог бы строить себе подешевле...
Тангрыназар-бай умолк так же внезапно, как и заговорил. Его слова у многих вызвали улыбки. «Прокатилась пустая бочка и затихла»,— подумал Довлет. Но на этот раз мальчик ошибся. Тангрыназар-бай вновь зарокотал своим хриплым голосом:
— Ахов, Ораз-хан! Ты наш предводитель. Если пришли к тебе, то непременно надо помочь, я думаю... Текинцы народ бесстрашный. Иран, принц, ты захватишь с нами с ходу! Наши кони хоть и не стоят в конюшнях из драгоценных камней, но нет им во вселенной равных!..
Последние слова Тангрыназар-бая вызвали уже громкий смех у собравшихся в юрте Ораз-хана людей. Многие хлопали себя по ляжкам, вытирали повлажневшие от смеха глаза ладонями. «А бочка эта, оказывается, не совсем пустая»,— подумал Довлет. Мальчик сообразил, что Тангрыназар-бай сумел разрушить среди собравшихся на совет людей напряжение. Теперь все перестали поглядывать друг на друга настороженно. Подметил эту перемену в настроении совета и принц Салар, он взглянул на Тангрыназар-бая как на человека, оказавшего ему услугу. Сотворив свое дело, Тангрыназар-бай жадно приналег на угощение, пожирая его в таких количествах, что у Довлета широко раскрылись от удивления глаза и на какое-то время мальчик даже перестал следить за тем, что творилось на совете...
Когда Довлет наконец отвел от него свой взгляд, говорил Заман-ага, яшули, у которого не осталось уже ни единого черного волоска в его длинной бороде.
— Спешите вы оба, Ораз-хан и Тангрыназар-бай,— сказал белобородый яшули и принялся вытирать платком жирные пальцы, словно намереваясь ими досказать дальше то, что он думал.— Помочь принцу сразу согласились... А подумали, что ваше согласие будет стоить жизни тысячам наших джигитов многим тысячам сербазов1 падишаха?..
В словах Заман-аги не было преувеличения. Все знали: туркменская конница — страшная сила. И в сражениях, в которых она участвовала, подсчеты потерь с обеих сторон очень часто оказывались один к нескольким...
— Иран...— медленно и задумчиво произнес дальше Заман-ага и на какое-то время умолк, а собравшиеся почтительно переждали его молчание — по возрасту этот яшули был старше всех, кто явился на совет.
— Прыть кучки текинцев,— вдруг заговорил он горячо и быстро,— не оттого ли она родилась, что раньше наши джигиты, напав только на окраину Ирана, благополучно тут же уносили ноги назад?.. Иран — это громадная туша. Она, быть может, и не чуяла наших мелких укусов. А если пнуть ее в самую морду, а?..
— Идти против падишаха?! —вскричал Шали-бай, щуплый жилистый человек, чьи гневные взгляды словно вонзались в каждого, кто сидел перед ним.
«Гиена!» — вдруг родилось слово в сознании Довлета. И определение мальчика было довольно близким: так и казалось, что злые глаза Шали-бая вот-вот засверкают, подобно глазам этого животного в ночи...
— Поднять оружие на владыку Ирана — святотатство! — продолжал выкрикивать Шали-бай.— К тому же известно, что против конских копыт могут устоять только конские копыта. Раз против шаха не выступает шах, можем ли чего-то добиться мы, простые смертные?..
— Против шаха Мухаммеда выступил такой же потомок падишахов, как и он,— резко прервал Шали-бая Гараоглан-хан.— Текинцы мы или гяуры? Если возведем на шахский трон более достойного, то не святотатство совершим, а святое дело!..
Подобрав под себя ноги, упершись ладонями в колени, сидел рядом с Шали-баем человек с жиденькой бородкой, узким лицом с острым носом и глубоко посаженными глазами, не вызывавшими доверия при встрече с их взглядом. Это был Ходжамшукур-хан, номинальный правитель племени серахских тохтомышев, причинивший немало бед своему народу. Народ уже почти не признавал его своим главой, а шел за Говшут-ханом. Довлет припомнил считалочку, которую знали дети многих туркменских племен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111