..
Не улеглась еще пыль от копыт лошадей посланцев Джафар-Кули-хана, как Говшут-хан предстал перед правителем Серахса, а вскоре во все концы этой страны помчались джигиты скликать представителей всех племен на большой масла-хат — совет.
На этом совете никто не упомянул имени Джафар-Кули-хана, простака и ротозея. Тем более что и самой присланной им наложницы-туркменки поблизости уже не было: Говшут-хан не счел достойным удерживать в своих невольницах соплеменницу и отправил ее в отдаленное селение, где она благополучно водворилась в семье, из которой в свое время была похищена неразборчивыми в женских прелестях аламанщиками. То, что ее муж успел уже взять за себя другую женщину, ничего не испортило, коран не воспрещает мусульманину иметь несколько жен. К тому же первая жена возвратилась не с пустыми руками, а с весьма щедрыми дарами, полученными ею от Говшут-хана, как говорили люди, за то, что сумела она обласкать весьма притязательный слух одного из предводителей Серахса весьма занимательной беседой...
А на самом маслахате говорил уже перед собравшимися сам Ораз-хан. Кому же еще надлежало говорить перед столь избранными людьми, если не самому правителю Серахса? На то он и хан всей страны, чтобы ему первому стали известны такие важные новости, которыми Ораз-хан теперь и поделился с почитаемыми народом его представителями...
И вот что это были за новости.
За участие в «хорасанской смуте» и за варварское нашествие на священный город Мешхед новый повелитель Ирана шах Насреддин специальным фирманом повелел примерно наказать туркмен Ахала и Серахса. Исполнение этого повеления шах возложил на познавшего радость победы над мятежниками принца Солтан-Мурада мирзу. И этот злобно настроенный против туркмен принц и мирза уже давно готовится к походу. Из Тегерана одна за другой подходят части регулярных войск Караджадаг, Шакан, Шахсевен, Байран-венд , Мафы... Чтобы в Серахсе и на Ахале не проведали о затевающемся против них походе, Солтан-Мурад приказал взять под стражу всех туркмен, проживавших в окрестностях Мешхеда.
Грозные события надвигались на Серахс. Но у слушавших Ораз-хана приглашенных на совет людей отнюдь не расширились глаза от страха. Самой судьбой, как считали иные, было определено туркменам из поколения в поколение противостоять большим державам и их многочисленным армиям. На этот раз наступает на них Иран. Ну и что? Они по очереди это совершают: Хива, Бухара, Иран... По очереди их всегда и разбивают вольные туркмены. Если бы это было не так, то ни Серахса, ни Ахала давно не было бы... Выслушают сейчас они внимательно своего хана, а потом все вместе примутся решать, как отразить очередную напасть в этот раз. Только и всего...
— Так думают не все! — гневно вскричал поэт Моллане-пес, когда уже вдоволь наслушался подобных рассуждений от других участников совета.— Вы все, здесь сидящие, обучены хотя бы простой арифметике. А потому вам и дано понять: как бы мы тут с вами ни заносились, какие бы свои великие победы ни вспоминали, число врагов наших все возрастает, а число туркмен все тает!.. Да, для туркмена почетна смерть в бою. Но до каких же пор мы будем все умирать и умирать?! Когда мы жить научимся?..
— Счет твой верный, дорогой Молланепес,— отозвался Тангрыназар-бай.— И все другие твои слова верные. Да... Но я ведь тоже могу сказать, что лето теплее зимы. Но зачем это говорить, если нет возможности сделать так, чтобы всегда было лето?
— Такая возможность есть!.. Или ее можно нам с вами вместе поискать. Быть может, нам это и удастся...
— Зиму превратить в лето?
— Нет! Спасти туркменский народ. И путь к тому я вижу один...
— Какой это путь? — спросил Ораз-хан.
Названия иранских воинских подразделении.
— Туркмены должны научиться дружить с другими народами. Тогда, может быть, сыщется какой-то большой народ, большая страна, вместе с которыми обретут свое счастье и туркмены...
— Уж не Иран ли имеешь в виду, дорогой поэт? — спросил Говшут-хан.— Так из нашей попытки с ним подружится вон что вышло.
— А чего вы иного хотели? — вдруг вскричал Аташир-эфе.— Сам-то я дружбы с Ираном, вы все это знаете, не искал. Но вы-то!.. И ты, Говшут, в том числе... Вломились в чужую юрту, чтоб навести там свои порядки, и ищете дружбы с хозяином?! Даже невестка моя Аннабахт не позволила убраться подобру-поздорову таким друзьям. Навалила их кучу, а меня потом заставила вывозить эту падаль...
Ничего подобного от Аташира-эфе тут не ожидали услышать, его первыми словами все были ошарашены, но последние заставили всех расхохотаться.
— Отец! Ты хорошо начал,— вскричал Сердар.— Говори дальше!..
— А чего говорить?.. Поэт наш пускай говорит. Он лучше меня начал. Да вы все тут слишком нетерпеливые, все его перебивают... Одно я могу еще вам сказать: мы вдоволь, туркмены, покуролесили в этом мире. Да...
— Оказывается, что даже и такие меняются,— шепнул Заман-аге молла Абдурахман.
— Женился — остепенился,— усмехнувшись, тоже шепотом ответил тот.
— Какую же страну ты хотел бы предложить туркменам в друзья, Молланепес?—спросил Ораз-хан.
— Какую?.. Я никогда не считал себя умнее всего моего народа. Вместе давайте думать. Но знаю я, люди, что подобным размышлениям давно пришла пора...
— С Ираном не вышло дружбы... С Хивой и Бухарой не выйдет... У Афганистана теперь и своих забот по горло... Тогда кто же? — спросил Тангрыназар-бай и обвел взглядом всех.
— Еще англичане есть,— вдруг сказал Говшут-хан.
— Англичане! — вскричал Сердар.
— Видели мы их, Говшут-хан,— сказал молла Абдурахман.— А также довелось узнать в Мешхеде, до чего довели англичане доверившихся им индусов...
— Кожа да кости,— добавил Сердар.— Даже на дармовщину съесть много уже не в состоянии. Похоже, что эти англичане индусов совсем есть отучат, если последние их с себя не сбросят...
И все же Говшут-хана Сердар и молла Абдурахман не смогли переубедить, но он увидел, какое впечатление их слова произвели на остальных, а потому больше ничего не сказал в пользу англичан...
— Остались поблизости одни урусы,— вдруг вымолвил задумчиво Ораз-хан.
— Урусы!—вскричал Говшут-хан.— Но они же неверные! И с шахом Ирана теперь дружат...
— Англичане твои, Говшут, как я знаю, тоже неверные,— сказал Заман-ага.
— А что с Ираном урусы дружат,— добавил Тангры-назар-бай, почесывая свою больную ногу,— то мы ведь не красотка, чтобы ревновать. Да...
Все опять рассмеялись: уж очень тяжело было представить старого, толстого и обрюзгшего Тангрыназар-бая молоденькой девушкой.
— Урусы или кто другой, а Молланепес верно говорит, люди, что настала пора нам об этом думать,— сказал Заман-ага.— Но такое дело мы не решим сегодня. Тут надо со всем народом советоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Не улеглась еще пыль от копыт лошадей посланцев Джафар-Кули-хана, как Говшут-хан предстал перед правителем Серахса, а вскоре во все концы этой страны помчались джигиты скликать представителей всех племен на большой масла-хат — совет.
На этом совете никто не упомянул имени Джафар-Кули-хана, простака и ротозея. Тем более что и самой присланной им наложницы-туркменки поблизости уже не было: Говшут-хан не счел достойным удерживать в своих невольницах соплеменницу и отправил ее в отдаленное селение, где она благополучно водворилась в семье, из которой в свое время была похищена неразборчивыми в женских прелестях аламанщиками. То, что ее муж успел уже взять за себя другую женщину, ничего не испортило, коран не воспрещает мусульманину иметь несколько жен. К тому же первая жена возвратилась не с пустыми руками, а с весьма щедрыми дарами, полученными ею от Говшут-хана, как говорили люди, за то, что сумела она обласкать весьма притязательный слух одного из предводителей Серахса весьма занимательной беседой...
А на самом маслахате говорил уже перед собравшимися сам Ораз-хан. Кому же еще надлежало говорить перед столь избранными людьми, если не самому правителю Серахса? На то он и хан всей страны, чтобы ему первому стали известны такие важные новости, которыми Ораз-хан теперь и поделился с почитаемыми народом его представителями...
И вот что это были за новости.
За участие в «хорасанской смуте» и за варварское нашествие на священный город Мешхед новый повелитель Ирана шах Насреддин специальным фирманом повелел примерно наказать туркмен Ахала и Серахса. Исполнение этого повеления шах возложил на познавшего радость победы над мятежниками принца Солтан-Мурада мирзу. И этот злобно настроенный против туркмен принц и мирза уже давно готовится к походу. Из Тегерана одна за другой подходят части регулярных войск Караджадаг, Шакан, Шахсевен, Байран-венд , Мафы... Чтобы в Серахсе и на Ахале не проведали о затевающемся против них походе, Солтан-Мурад приказал взять под стражу всех туркмен, проживавших в окрестностях Мешхеда.
Грозные события надвигались на Серахс. Но у слушавших Ораз-хана приглашенных на совет людей отнюдь не расширились глаза от страха. Самой судьбой, как считали иные, было определено туркменам из поколения в поколение противостоять большим державам и их многочисленным армиям. На этот раз наступает на них Иран. Ну и что? Они по очереди это совершают: Хива, Бухара, Иран... По очереди их всегда и разбивают вольные туркмены. Если бы это было не так, то ни Серахса, ни Ахала давно не было бы... Выслушают сейчас они внимательно своего хана, а потом все вместе примутся решать, как отразить очередную напасть в этот раз. Только и всего...
— Так думают не все! — гневно вскричал поэт Моллане-пес, когда уже вдоволь наслушался подобных рассуждений от других участников совета.— Вы все, здесь сидящие, обучены хотя бы простой арифметике. А потому вам и дано понять: как бы мы тут с вами ни заносились, какие бы свои великие победы ни вспоминали, число врагов наших все возрастает, а число туркмен все тает!.. Да, для туркмена почетна смерть в бою. Но до каких же пор мы будем все умирать и умирать?! Когда мы жить научимся?..
— Счет твой верный, дорогой Молланепес,— отозвался Тангрыназар-бай.— И все другие твои слова верные. Да... Но я ведь тоже могу сказать, что лето теплее зимы. Но зачем это говорить, если нет возможности сделать так, чтобы всегда было лето?
— Такая возможность есть!.. Или ее можно нам с вами вместе поискать. Быть может, нам это и удастся...
— Зиму превратить в лето?
— Нет! Спасти туркменский народ. И путь к тому я вижу один...
— Какой это путь? — спросил Ораз-хан.
Названия иранских воинских подразделении.
— Туркмены должны научиться дружить с другими народами. Тогда, может быть, сыщется какой-то большой народ, большая страна, вместе с которыми обретут свое счастье и туркмены...
— Уж не Иран ли имеешь в виду, дорогой поэт? — спросил Говшут-хан.— Так из нашей попытки с ним подружится вон что вышло.
— А чего вы иного хотели? — вдруг вскричал Аташир-эфе.— Сам-то я дружбы с Ираном, вы все это знаете, не искал. Но вы-то!.. И ты, Говшут, в том числе... Вломились в чужую юрту, чтоб навести там свои порядки, и ищете дружбы с хозяином?! Даже невестка моя Аннабахт не позволила убраться подобру-поздорову таким друзьям. Навалила их кучу, а меня потом заставила вывозить эту падаль...
Ничего подобного от Аташира-эфе тут не ожидали услышать, его первыми словами все были ошарашены, но последние заставили всех расхохотаться.
— Отец! Ты хорошо начал,— вскричал Сердар.— Говори дальше!..
— А чего говорить?.. Поэт наш пускай говорит. Он лучше меня начал. Да вы все тут слишком нетерпеливые, все его перебивают... Одно я могу еще вам сказать: мы вдоволь, туркмены, покуролесили в этом мире. Да...
— Оказывается, что даже и такие меняются,— шепнул Заман-аге молла Абдурахман.
— Женился — остепенился,— усмехнувшись, тоже шепотом ответил тот.
— Какую же страну ты хотел бы предложить туркменам в друзья, Молланепес?—спросил Ораз-хан.
— Какую?.. Я никогда не считал себя умнее всего моего народа. Вместе давайте думать. Но знаю я, люди, что подобным размышлениям давно пришла пора...
— С Ираном не вышло дружбы... С Хивой и Бухарой не выйдет... У Афганистана теперь и своих забот по горло... Тогда кто же? — спросил Тангрыназар-бай и обвел взглядом всех.
— Еще англичане есть,— вдруг сказал Говшут-хан.
— Англичане! — вскричал Сердар.
— Видели мы их, Говшут-хан,— сказал молла Абдурахман.— А также довелось узнать в Мешхеде, до чего довели англичане доверившихся им индусов...
— Кожа да кости,— добавил Сердар.— Даже на дармовщину съесть много уже не в состоянии. Похоже, что эти англичане индусов совсем есть отучат, если последние их с себя не сбросят...
И все же Говшут-хана Сердар и молла Абдурахман не смогли переубедить, но он увидел, какое впечатление их слова произвели на остальных, а потому больше ничего не сказал в пользу англичан...
— Остались поблизости одни урусы,— вдруг вымолвил задумчиво Ораз-хан.
— Урусы!—вскричал Говшут-хан.— Но они же неверные! И с шахом Ирана теперь дружат...
— Англичане твои, Говшут, как я знаю, тоже неверные,— сказал Заман-ага.
— А что с Ираном урусы дружат,— добавил Тангры-назар-бай, почесывая свою больную ногу,— то мы ведь не красотка, чтобы ревновать. Да...
Все опять рассмеялись: уж очень тяжело было представить старого, толстого и обрюзгшего Тангрыназар-бая молоденькой девушкой.
— Урусы или кто другой, а Молланепес верно говорит, люди, что настала пора нам об этом думать,— сказал Заман-ага.— Но такое дело мы не решим сегодня. Тут надо со всем народом советоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111