И стала ждать прихода Брайни.
Он вошел. Я приняла вызывающую позу. Он оглядел меня с ног до головы:
- Меня прислал Джо. Я туда попал?
- Это смотря что ты ищешь, дружок, - ответила я глубоким страстным
голосом. - Что тебе предложить? - Тут я вышла из роли. - Брайни! Доктор
Рамси говорит, что все в порядке!
- Выражайся яснее, девочка. Что именно в порядке?
- Да все. Я снова признана годной. - И я сбросила пеньюар. - Иди ко
мне, Брайни, - выбьем чек.
В тот раз у нас дело, правда, не выгорело - я забеременела вновь
только в начале 1901 года. Но попытки были сплошным удовольствием, и мы
старались снова и снова. Как сказала однажды мама Делла: "Да ведь оно как,
девонька, бывает - сто раз подряд, и хоть бы что".
Что за мама Делла и откуда она взялась? Ее привел Брайан, когда я
слишком растолстела, чтобы самой управляться со стиркой. Наш первый дом -
крохотный домишко на Двадцать шестой улице - стоял неподалеку от
негритянского квартала. Делла ходила к нам пешком и работала за доллар и
трамвайный билет в день. То, что на трамвае она не ездила, значения не
имело - десять центов входили в уговор. Делла родилась рабыней и не умела
ни читать, ни писать, но была самой настоящей леди - я не встречала более
настоящей: ее сердце было исполнено любви ко всем, кто соглашался принять
ее любовь.
Ее муж работал грузчиком на пристани братьев Ринглинг, я его никогда
не видела. А Делла продолжала ходить ко мне - или к Нэнси, "своему
ребеночку", и тогда, когда мне уже не требовалась помощь, прихватывая с
собой своего младшего внучонка. Внучонка она оставляла с Нэнси, а сама
принималась делать за меня мою работу. Иногда ее удавалось усадить на
место с помощью чашки чая, но нечасто. Потом она работала у меня, когда я
ждала Кэрол, - и так с каждым ребенком вплоть до 1911 года, когда Господь
взял ее к себе. Если рай есть - Делла там.
Неужели рай для тех, кто верит в него, так же реален, как
Канзас-Сити? Это должно вписаться в космологию "Мир как миф". Надо будет
спросить об этом Джубала, когда я выберусь из этой тюрьмы и вернусь в
Бундок.
В лучших ресторанах Бундока очень популярен "картофель a'la Делла" и
прочие блюда по ее рецептам. Делла многому меня научила. Не знаю, научила
ли ее чему-нибудь я - она была гораздо опытнее и мудрее меня во всем, что
у нас было общего.
Вот мои первые пять "чековых деток":
Нэнси Айрин, 1 декабря 1899 г. или 5 января 1900 г.
Кэрол (Санта-Каролита), названная в честь моей тети Кароль, 1 января
1902 г.
Брайан младший, 12 марта 1905 г.
Джордж Эдвард, 14 февраля 1907 г.
Мэри Агнес, 5 апреля 1909 г.
После Мэри я забеременела вновь только весной 1912 года - и родился
мой любимчик, мой баловень Вудро Вильсон... он же мой любовник Теодор
Бронсон, а много позже - мой муж Лазарус Лонг. Не знаю, почему я не
беременела все это время - но уж точно не от недостатка старания: мы с
Брайни старались выбить чек при каждой возможности.
Нам было все равно, удастся нам это или нет: мы это делали ради
удовольствия. Если не получалось, тем лучше: не придется воздерживаться
несколько недель до и после родов. Наше воздержание, правда, было
неполным: я хорошо научилась действовать руками и ртом, и Брайни тоже. Но
в обычные дни мы все же предпочитали старый добрый вид спорта, будь то
миссионерский способ или восемнадцать других.
Можно было бы подсчитать, сколько раз мне не удалось забеременеть,
сохранись у меня календарь Шальной Декады, где я отмечала свои
менструации. Сам календарь - не проблема, но график менструаций, хотя я
аккуратно вела его, давно и безвозвратно утерян, почти безвозвратно:
потребовалась бы специальная акция Корпуса Времени, чтобы его отыскать. Но
у меня на этот счет своя теория. Брайни часто уезжал по делам - он
"выбивал чеки" на свой манер, как эксперт-экономист по горной
промышленности. Брайан считался талантом в своей области, и спрос на него
был постоянный.
Мы оба даже не слыхивали о том, что овуляция наступает на
четырнадцатый день цикла, что это можно определить, измерив температуру, -
и, уж конечно, не имели понятия о более тонких и надежных методах
проверки, разработанных во второй половине века. Доктор Рамси был лучшим
семейным врачом, которого можно было найти в то время, и его не стесняли
тогдашние табу - ведь нам рекомендовал его Фонд Говарда, - но о
календарном цикле он знал не больше нашего.
Если бы достать мой менструационный календарь 1900-1912 годов,
отметить на нем периоды возможных овуляций, а потом те дни, в которые
Брайни не было дома, то почти наверняка выяснится, что у живчиков и не
было шанса попасть куда следует в те числа, когда я не беременела. Почти
наверняка - ведь Брайни был призовой жеребец, а я - плодовитая
Мать-Крольчиха.
Но я рада, что не знала тогда о календарном цикле - ведь ничто не
сравнится с той сладкой щекоткой внутри, когда лежишь раскинув ноги и
закрыв глаза - и ждешь зачатия. Нет, это не относится к многочисленным
чудачествам Морин - я неоднократно проверяла это на других женщинах:
готовность забеременеть придает любви особую пикантность.
Я совсем не против контрацепции - это величайшее благо, дарованное за
всю историю женщинам: ведь эффективные средства предохранения освободили
женщину от векового автоматического порабощения мужчиной. Но наша
правековая нервная система не настроена на предохранение - она настроена
на беременность.
К счастью для Морин - когда я перестала быть распущенной школьницей,
мне почти никогда не нужно было предохраняться.
В один необычайно теплый февральский денек 1912 года Брайни повалил
меня на берегу Блю Ривер, почти в точности повторив 4 марта 1899 года на
берегу Лебединого Пруда. Оба мы обожали заниматься любовью на природе, с
легкой примесью риска. По случаю той вылазки 1912 года на мне были
длиннющие шелковые чулки и круглые зеленые подвязки - в этом туалете и
заснял меня мой муж: я стою голышом на солнышке и улыбаюсь в объектив. Эта
карточка сыграла решающую роль в моей жизни шесть лет спустя, и семьдесят
лет спустя, и две тысячи лет спустя.
Мне сказали, что эта карточка изменила всю историю человечества по
нескольким параллелям времени.
Может, и так. Я не совсем еще уверовала в теорию "мир как миф", хотя
и числюсь в агентах Корпуса Времени, и умнейшие из моих близких уверяют
меня, что тут все без обмана. Отец всегда требовал, чтобы я думала
самостоятельно, и мистер Клеменс побуждал меня к тому же. Меня учили, что
единственный смертный грех, единственное преступление против самого себя -
это принимать что-либо на веру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Он вошел. Я приняла вызывающую позу. Он оглядел меня с ног до головы:
- Меня прислал Джо. Я туда попал?
- Это смотря что ты ищешь, дружок, - ответила я глубоким страстным
голосом. - Что тебе предложить? - Тут я вышла из роли. - Брайни! Доктор
Рамси говорит, что все в порядке!
- Выражайся яснее, девочка. Что именно в порядке?
- Да все. Я снова признана годной. - И я сбросила пеньюар. - Иди ко
мне, Брайни, - выбьем чек.
В тот раз у нас дело, правда, не выгорело - я забеременела вновь
только в начале 1901 года. Но попытки были сплошным удовольствием, и мы
старались снова и снова. Как сказала однажды мама Делла: "Да ведь оно как,
девонька, бывает - сто раз подряд, и хоть бы что".
Что за мама Делла и откуда она взялась? Ее привел Брайан, когда я
слишком растолстела, чтобы самой управляться со стиркой. Наш первый дом -
крохотный домишко на Двадцать шестой улице - стоял неподалеку от
негритянского квартала. Делла ходила к нам пешком и работала за доллар и
трамвайный билет в день. То, что на трамвае она не ездила, значения не
имело - десять центов входили в уговор. Делла родилась рабыней и не умела
ни читать, ни писать, но была самой настоящей леди - я не встречала более
настоящей: ее сердце было исполнено любви ко всем, кто соглашался принять
ее любовь.
Ее муж работал грузчиком на пристани братьев Ринглинг, я его никогда
не видела. А Делла продолжала ходить ко мне - или к Нэнси, "своему
ребеночку", и тогда, когда мне уже не требовалась помощь, прихватывая с
собой своего младшего внучонка. Внучонка она оставляла с Нэнси, а сама
принималась делать за меня мою работу. Иногда ее удавалось усадить на
место с помощью чашки чая, но нечасто. Потом она работала у меня, когда я
ждала Кэрол, - и так с каждым ребенком вплоть до 1911 года, когда Господь
взял ее к себе. Если рай есть - Делла там.
Неужели рай для тех, кто верит в него, так же реален, как
Канзас-Сити? Это должно вписаться в космологию "Мир как миф". Надо будет
спросить об этом Джубала, когда я выберусь из этой тюрьмы и вернусь в
Бундок.
В лучших ресторанах Бундока очень популярен "картофель a'la Делла" и
прочие блюда по ее рецептам. Делла многому меня научила. Не знаю, научила
ли ее чему-нибудь я - она была гораздо опытнее и мудрее меня во всем, что
у нас было общего.
Вот мои первые пять "чековых деток":
Нэнси Айрин, 1 декабря 1899 г. или 5 января 1900 г.
Кэрол (Санта-Каролита), названная в честь моей тети Кароль, 1 января
1902 г.
Брайан младший, 12 марта 1905 г.
Джордж Эдвард, 14 февраля 1907 г.
Мэри Агнес, 5 апреля 1909 г.
После Мэри я забеременела вновь только весной 1912 года - и родился
мой любимчик, мой баловень Вудро Вильсон... он же мой любовник Теодор
Бронсон, а много позже - мой муж Лазарус Лонг. Не знаю, почему я не
беременела все это время - но уж точно не от недостатка старания: мы с
Брайни старались выбить чек при каждой возможности.
Нам было все равно, удастся нам это или нет: мы это делали ради
удовольствия. Если не получалось, тем лучше: не придется воздерживаться
несколько недель до и после родов. Наше воздержание, правда, было
неполным: я хорошо научилась действовать руками и ртом, и Брайни тоже. Но
в обычные дни мы все же предпочитали старый добрый вид спорта, будь то
миссионерский способ или восемнадцать других.
Можно было бы подсчитать, сколько раз мне не удалось забеременеть,
сохранись у меня календарь Шальной Декады, где я отмечала свои
менструации. Сам календарь - не проблема, но график менструаций, хотя я
аккуратно вела его, давно и безвозвратно утерян, почти безвозвратно:
потребовалась бы специальная акция Корпуса Времени, чтобы его отыскать. Но
у меня на этот счет своя теория. Брайни часто уезжал по делам - он
"выбивал чеки" на свой манер, как эксперт-экономист по горной
промышленности. Брайан считался талантом в своей области, и спрос на него
был постоянный.
Мы оба даже не слыхивали о том, что овуляция наступает на
четырнадцатый день цикла, что это можно определить, измерив температуру, -
и, уж конечно, не имели понятия о более тонких и надежных методах
проверки, разработанных во второй половине века. Доктор Рамси был лучшим
семейным врачом, которого можно было найти в то время, и его не стесняли
тогдашние табу - ведь нам рекомендовал его Фонд Говарда, - но о
календарном цикле он знал не больше нашего.
Если бы достать мой менструационный календарь 1900-1912 годов,
отметить на нем периоды возможных овуляций, а потом те дни, в которые
Брайни не было дома, то почти наверняка выяснится, что у живчиков и не
было шанса попасть куда следует в те числа, когда я не беременела. Почти
наверняка - ведь Брайни был призовой жеребец, а я - плодовитая
Мать-Крольчиха.
Но я рада, что не знала тогда о календарном цикле - ведь ничто не
сравнится с той сладкой щекоткой внутри, когда лежишь раскинув ноги и
закрыв глаза - и ждешь зачатия. Нет, это не относится к многочисленным
чудачествам Морин - я неоднократно проверяла это на других женщинах:
готовность забеременеть придает любви особую пикантность.
Я совсем не против контрацепции - это величайшее благо, дарованное за
всю историю женщинам: ведь эффективные средства предохранения освободили
женщину от векового автоматического порабощения мужчиной. Но наша
правековая нервная система не настроена на предохранение - она настроена
на беременность.
К счастью для Морин - когда я перестала быть распущенной школьницей,
мне почти никогда не нужно было предохраняться.
В один необычайно теплый февральский денек 1912 года Брайни повалил
меня на берегу Блю Ривер, почти в точности повторив 4 марта 1899 года на
берегу Лебединого Пруда. Оба мы обожали заниматься любовью на природе, с
легкой примесью риска. По случаю той вылазки 1912 года на мне были
длиннющие шелковые чулки и круглые зеленые подвязки - в этом туалете и
заснял меня мой муж: я стою голышом на солнышке и улыбаюсь в объектив. Эта
карточка сыграла решающую роль в моей жизни шесть лет спустя, и семьдесят
лет спустя, и две тысячи лет спустя.
Мне сказали, что эта карточка изменила всю историю человечества по
нескольким параллелям времени.
Может, и так. Я не совсем еще уверовала в теорию "мир как миф", хотя
и числюсь в агентах Корпуса Времени, и умнейшие из моих близких уверяют
меня, что тут все без обмана. Отец всегда требовал, чтобы я думала
самостоятельно, и мистер Клеменс побуждал меня к тому же. Меня учили, что
единственный смертный грех, единственное преступление против самого себя -
это принимать что-либо на веру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131