Ивешка пыталась своими слабыми усилиями помочь ему удержать
равновесие, проводя его через арку, украшенную резными рыбами, и помогая
преодолеть несколько ступеней, но он едва ли мог почувствовать ее
прикосновения.
- А где мой меч? - спросил он, ухватившись рукой за дверной проем, а
затем еще и за полку, чтобы удержать равновесие. Его сердце подскочило,
когда на качнувшейся полке загремела посуда. - Где мой меч? И где он сам?
- Это очень опасно, не делай этого! Я не могу пройти за эту дверь. Он
хорошо защищен! Тебе следует просто уйти отсюда...
- Так где же этот проклятый меч? - продолжал настаивать Петр, но она
хотела, чтобы он поскорее отошел от этой двери и отправился к Саше и ее
отцу, она хотела, просто-напросто, чтобы он не мешал ей.
- Помоги отцу! - сказала она. - Помоги ему там, где у тебя есть такая
возможность: ты не сможешь противостоять Черневогу, ты ничего не сможешь с
ним сделать здесь, ты не сможешь даже войти туда. Уходи отсюда, прошу
тебя! Это все, что ты можешь сделать, Петр!
Он увидел свой меч, стоявший в углу около двери, и сделал в его
направлении несколько неуверенных спотыкающихся шагов, поднял меч и
прислонился к стене, ощущая, как подгибаются и дрожат его колени.
- Пожалуйста, - продолжала упрашивать Ивешка, гладя его лицо. В ее
глазах дрожали слезы. - Пожалуйста! Ведь ты ничем не поможешь мне, а
только причинишь боль...
- Но ведь все это обман, - сказал он. - Черт побери, ведь это
сплошной обман! - Он замахнулся на нее рукой и почувствовал, как его рука
прошла через невесомый холод, который очень напоминал ему Ивешку, которая
отпрянула от него, прижимая руки к губам.
- Уходи отсюда! Пожалуйста, прошу тебя.
Неожиданно сзади него от сильного порыва ветра распахнулась дверь и
снаружи пахнуло сыростью. Он взглянул на макушки мертвых деревьев,
видневшиеся в сумрачном свете дня за перилами крыльца. Волны мелкого,
похожего на облака тумана дождя ворвались в комнату. Ветер завывал и
раскачивал что-то с такой силой, что звуки его могли разбудить мертвеца.
Петр с тревогой повернул голову, когда увидел искаженное страхом и
ужасом лицо Ивешки: ее глаза округлились, а рот был непроизвольно открыт.
В этот момент он почувствовал, что ветер за его спиной стих, будто
встретил на своем пути какую-то преграду.
Он быстро повернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с чудовищной
мордой водяного, голова которого раскачивалась над перилами крыльца словно
голова змеи, скользкая и блестящая, отсвечивающая чернотой на дожде.
- Так-так, - сказал Гвиур, - идешь туда, идешь сюда. Хозяину явно
наплевать на тебя. Да, видно, так оно и есть, на самом деле. Он говорил,
что ты должен появиться здесь.
Петр попытался было захлопнуть дверь, но порывами ветра ее отбросило
назад, а водяной тут же ринулся к нему как змея, блокируя дверь и хватая
своими небольшими, но цепкими лапами его ногу.
- Остановись! - закричала Ивешка. - Кави! Кави, не надо, прекрати
это! Останови его, он хочет его убить...
Петр выхватил меч и нанес несколько ударов по голове водяного, в то
время как змея тянула его за порог. Он ощутил боль в руке, и она тут же
онемела. Все завертелось перед его глазами, смешавшись в сплошном
водовороте: и небо, и земля, когда упругие черные кольца обхватили его.
Меч выпал из его руки, а все тело, от руки к ребрам, пронзила страшная
боль, особенно в тех местах, где Гвиур сжимал его своими кольцами.
- Наконец-то, ты достался мне, - сказал водяной, продолжая обвиваться
вокруг Петра.
Затем он неожиданно отскочил от своей жертвы и зашипел:
- Соль! Соль! Какое вероломство!
Сквозь серую стену леса они уже различали высокую ограду огромного
дома, который мог быть украшением любого большого города, а вместо этого
стоял здесь в запустении, выветрившийся от непогоды и такой же серый, как
и окружавшие его деревья.
- Здесь, - сказал Ууламетс, едва переводя дыханье.
И Саша, ощущая волнение в сердце, с чувствами, навеянными непрошеными
мыслями об этом месте и детстве мальчика-Ууламетса, сказал:
- Мы что же, вот так просто и подойдем к нему?
- Пока кто-нибудь не остановит нас, - ответил Ууламетс, и начал
преодолевать подъем, склон которого был размыт дождем и покрыт грязью. Он
поскользнулся, и Саша не раздумывая поддержал его, совершенно не
удивившись, когда старик оттолкнул его, когда они поднялись на самый верх,
не впадая от этого в раздражение и не сосредоточивая свое внимание на
таком отказе от посторонней помощи. Тишина - вот что сейчас требовалось им
обоим: скрытность и внезапность появления.
Это должно было подбодрить Черневога, уверить его в собственной силе
и собственной ловкости, убедить в том, что старый Илья Ууламетс уже ни на
что не способен, кроме ошибок, и нет никаких причин беспокоиться о
столкновении с ним, к которому Черневог так долго готовился. Все,
находящееся поблизости, что имело хоть какую-то силу, боялось Черневога,
даже лешие.
В это было легко поверить, особенно легко потому, что именно эту
мысль Черневог послал им, и она, посланная ими назад, словно эхо,
вернулась к нему, имея лишь еле заметные искажения, вполне подходящие для
его подозрительного бессердечного нрава:
"Остерегайся Ивешки.
Она не любит тебя. Разве ты мог рассчитывать на это? Она и никогда не
любила тебя: она лишь хотела обрести побольше силы для себя самой".
Тем временем, Саша вновь ощутил, как его охватывает слабое сомненье,
проникающее откуда-то совсем с другой стороны, похожее скорее на
уверенность, что Петр был жив и находился рядом с Черневогом.
Саша даже качнулся, почувствовав жестокий холодный толчок недоверия к
Ууламетсу, вспоминая, как тот не пожалел бы никого, даже Ивешку, не говоря
уже о Петре или о нем самом, для своих целей, и, следовательно, сейчас не
могло быть и речи о спасении Петра.
Тогда Ууламетс вновь схватил его за руку и сказал:
- Следи за собой, следи за собой, малый. Все, что ты чувствуешь
сейчас, это все тоже исходит от него. Ты не можешь позволить себе верить в
это.
Но несмотря на это у него росла уверенность, что он знает, где был
Петр: за ближайшим деревом, в том самом дворе, которого он никогда не
видел, а знал лишь только по воспоминаниям Ууламетса. И еще он был уверен,
что Ивешка указала путь к Черневогу и приняла в дар его силу, которую
Петру было не жаль...
Что же касается Саши Мисарова, то ему предназначалась весьма
соблазнительная мысль, шептавшая о том, что если он всего-навсего
останется в стороне, если он согласится на это, то тогда Черневог сделает
его всесильным и могучим над людьми во всем мире, что всегда презиралось
им, не потому что Черневог не принимает его в расчет, он вполне оценил и
почувствовал его пребывание рядом с Ууламетсом, но в отличие от
последнего, он более расположен к молодым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
равновесие, проводя его через арку, украшенную резными рыбами, и помогая
преодолеть несколько ступеней, но он едва ли мог почувствовать ее
прикосновения.
- А где мой меч? - спросил он, ухватившись рукой за дверной проем, а
затем еще и за полку, чтобы удержать равновесие. Его сердце подскочило,
когда на качнувшейся полке загремела посуда. - Где мой меч? И где он сам?
- Это очень опасно, не делай этого! Я не могу пройти за эту дверь. Он
хорошо защищен! Тебе следует просто уйти отсюда...
- Так где же этот проклятый меч? - продолжал настаивать Петр, но она
хотела, чтобы он поскорее отошел от этой двери и отправился к Саше и ее
отцу, она хотела, просто-напросто, чтобы он не мешал ей.
- Помоги отцу! - сказала она. - Помоги ему там, где у тебя есть такая
возможность: ты не сможешь противостоять Черневогу, ты ничего не сможешь с
ним сделать здесь, ты не сможешь даже войти туда. Уходи отсюда, прошу
тебя! Это все, что ты можешь сделать, Петр!
Он увидел свой меч, стоявший в углу около двери, и сделал в его
направлении несколько неуверенных спотыкающихся шагов, поднял меч и
прислонился к стене, ощущая, как подгибаются и дрожат его колени.
- Пожалуйста, - продолжала упрашивать Ивешка, гладя его лицо. В ее
глазах дрожали слезы. - Пожалуйста! Ведь ты ничем не поможешь мне, а
только причинишь боль...
- Но ведь все это обман, - сказал он. - Черт побери, ведь это
сплошной обман! - Он замахнулся на нее рукой и почувствовал, как его рука
прошла через невесомый холод, который очень напоминал ему Ивешку, которая
отпрянула от него, прижимая руки к губам.
- Уходи отсюда! Пожалуйста, прошу тебя.
Неожиданно сзади него от сильного порыва ветра распахнулась дверь и
снаружи пахнуло сыростью. Он взглянул на макушки мертвых деревьев,
видневшиеся в сумрачном свете дня за перилами крыльца. Волны мелкого,
похожего на облака тумана дождя ворвались в комнату. Ветер завывал и
раскачивал что-то с такой силой, что звуки его могли разбудить мертвеца.
Петр с тревогой повернул голову, когда увидел искаженное страхом и
ужасом лицо Ивешки: ее глаза округлились, а рот был непроизвольно открыт.
В этот момент он почувствовал, что ветер за его спиной стих, будто
встретил на своем пути какую-то преграду.
Он быстро повернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с чудовищной
мордой водяного, голова которого раскачивалась над перилами крыльца словно
голова змеи, скользкая и блестящая, отсвечивающая чернотой на дожде.
- Так-так, - сказал Гвиур, - идешь туда, идешь сюда. Хозяину явно
наплевать на тебя. Да, видно, так оно и есть, на самом деле. Он говорил,
что ты должен появиться здесь.
Петр попытался было захлопнуть дверь, но порывами ветра ее отбросило
назад, а водяной тут же ринулся к нему как змея, блокируя дверь и хватая
своими небольшими, но цепкими лапами его ногу.
- Остановись! - закричала Ивешка. - Кави! Кави, не надо, прекрати
это! Останови его, он хочет его убить...
Петр выхватил меч и нанес несколько ударов по голове водяного, в то
время как змея тянула его за порог. Он ощутил боль в руке, и она тут же
онемела. Все завертелось перед его глазами, смешавшись в сплошном
водовороте: и небо, и земля, когда упругие черные кольца обхватили его.
Меч выпал из его руки, а все тело, от руки к ребрам, пронзила страшная
боль, особенно в тех местах, где Гвиур сжимал его своими кольцами.
- Наконец-то, ты достался мне, - сказал водяной, продолжая обвиваться
вокруг Петра.
Затем он неожиданно отскочил от своей жертвы и зашипел:
- Соль! Соль! Какое вероломство!
Сквозь серую стену леса они уже различали высокую ограду огромного
дома, который мог быть украшением любого большого города, а вместо этого
стоял здесь в запустении, выветрившийся от непогоды и такой же серый, как
и окружавшие его деревья.
- Здесь, - сказал Ууламетс, едва переводя дыханье.
И Саша, ощущая волнение в сердце, с чувствами, навеянными непрошеными
мыслями об этом месте и детстве мальчика-Ууламетса, сказал:
- Мы что же, вот так просто и подойдем к нему?
- Пока кто-нибудь не остановит нас, - ответил Ууламетс, и начал
преодолевать подъем, склон которого был размыт дождем и покрыт грязью. Он
поскользнулся, и Саша не раздумывая поддержал его, совершенно не
удивившись, когда старик оттолкнул его, когда они поднялись на самый верх,
не впадая от этого в раздражение и не сосредоточивая свое внимание на
таком отказе от посторонней помощи. Тишина - вот что сейчас требовалось им
обоим: скрытность и внезапность появления.
Это должно было подбодрить Черневога, уверить его в собственной силе
и собственной ловкости, убедить в том, что старый Илья Ууламетс уже ни на
что не способен, кроме ошибок, и нет никаких причин беспокоиться о
столкновении с ним, к которому Черневог так долго готовился. Все,
находящееся поблизости, что имело хоть какую-то силу, боялось Черневога,
даже лешие.
В это было легко поверить, особенно легко потому, что именно эту
мысль Черневог послал им, и она, посланная ими назад, словно эхо,
вернулась к нему, имея лишь еле заметные искажения, вполне подходящие для
его подозрительного бессердечного нрава:
"Остерегайся Ивешки.
Она не любит тебя. Разве ты мог рассчитывать на это? Она и никогда не
любила тебя: она лишь хотела обрести побольше силы для себя самой".
Тем временем, Саша вновь ощутил, как его охватывает слабое сомненье,
проникающее откуда-то совсем с другой стороны, похожее скорее на
уверенность, что Петр был жив и находился рядом с Черневогом.
Саша даже качнулся, почувствовав жестокий холодный толчок недоверия к
Ууламетсу, вспоминая, как тот не пожалел бы никого, даже Ивешку, не говоря
уже о Петре или о нем самом, для своих целей, и, следовательно, сейчас не
могло быть и речи о спасении Петра.
Тогда Ууламетс вновь схватил его за руку и сказал:
- Следи за собой, следи за собой, малый. Все, что ты чувствуешь
сейчас, это все тоже исходит от него. Ты не можешь позволить себе верить в
это.
Но несмотря на это у него росла уверенность, что он знает, где был
Петр: за ближайшим деревом, в том самом дворе, которого он никогда не
видел, а знал лишь только по воспоминаниям Ууламетса. И еще он был уверен,
что Ивешка указала путь к Черневогу и приняла в дар его силу, которую
Петру было не жаль...
Что же касается Саши Мисарова, то ему предназначалась весьма
соблазнительная мысль, шептавшая о том, что если он всего-навсего
останется в стороне, если он согласится на это, то тогда Черневог сделает
его всесильным и могучим над людьми во всем мире, что всегда презиралось
им, не потому что Черневог не принимает его в расчет, он вполне оценил и
почувствовал его пребывание рядом с Ууламетсом, но в отличие от
последнего, он более расположен к молодым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138