.. Петр подумал, что однажды он произвел в друзья Дмитрия, и
перенял от него множество недостатков, как в свое время унаследовал массу
недостатков от своего отца. Конечно, он при этом имел свои собственные,
один Бог знает, сколько их было, и среди них особенно выделялось то, что
он постоянно искал уважения и преданности среди тех, кто был моложе его.
Скорее всего, это происходило потому, что он, как иногда казалось ему
самому, не мог внушать этого чувства более зрелым людям...
Тем самым зрелым людям, которые, черт бы их побрал, не имели чувства
юмора, которые не умели даже смеяться и были заняты тяжелым, порой
изнурительным трудом и мелкими заботами. Среди них попадалось и множество
негодяев, которые лишь посмеивались над теми, кого грабили. Это было еще
более жестоко, и Петр никогда не хотел попасть в их число. Достаточно, что
среди них был его отец, бог, покровительствующий этому племени, знал это,
и Петр, конечно, старался не отставать от него, с той лишь разницей, что
стремился чаще всего при случае ощипывать дураков, чтобы они поумнели, да
устраивал всевозможные проделки над трезвыми и трудолюбивыми людьми,
например, просто будил их среди ночи, обычно для собственного развлечения.
Он всегда стремился сколотить компанию богатых и веселых приятелей, среди
которых должна обязательно быть подходящая женщина, где он мог бы
демонстрировать свой острый ум. Все это, как ему казалось, составляло
достаточно скромные устремления для веселого и беззаботного парня,
живущего в мире, где, как ни странно, очень немногие стремились выполнять
такую роль.
Но этой ночью он решил, что должен выйти из этого ряда. Он, должно
быть, заблуждался во всем, если в итоге оказался здесь, без единого друга
в целом мире, только с мальчиком, который, как он считал, был на его
попечении, и который был из породы тех самых трезвых волов, безнадежно
принимающих этот мир всерьез, и который теперь каким-то образом держит его
самого в руках и меняет как товар в какой-то странной сделке с каким-то
самозваным колдуном, совершая все это, разумеется, для его же, Петра,
собственного блага, и никогда не согласится с тем, что этот колдун отравил
их каким-то дурманящим ядом... и только Бог знает, что случилось, на самом
деле, с его дочерью...
Наконец-то он понял, что был пьян. Вероятно, колдун варит людей в
своем котле, или скармливает их кому-то, кто сидит у него в подвале.
Разумеется, что это домовой. Русалки, домовые и дворовые лешие постоянно
устраивают возню под домом, как раз под теми самыми половицами, где сидит
старик.
Уронив голову на руки, он прислушался к разговору, который вели
мальчик и Ууламетс. Старик рассказывал о заклинаниях и колдовстве, о том,
как он узнал, что сможет вернуть свою дочь назад, если ему удастся
отыскать нужное дерево.
А мальчик стоял подле него и выслушивал все это.
Тот самый мальчик, который считал самого себя колдуном, сейчас
внимательно слушал старика и даже отвечал на его вопросы. "Какой она
показалась тебе?" спрашивал старик.
А Саша отвечал: "Словно что-то легкое и почти прозрачное, похожее на
белое облако. А вы не смогли разглядеть ее, господин?"
Старик ответил после небольшой паузы: "Нет".
Тогда мальчик тут же задал следующий вопрос: "Как вы узнали, где
следует ее искать?"
В этот момент до Петра донеслись характерные звуки наполняемой чашки,
и ответ старика: "Сам не знаю. Но моя дочь не согласилась бы так легко
расстаться с жизнью. Предрасположенность..."
В этот момент чашка стукнула о стол.
"Предрасположенность ее матери и моя способность помогли мне...",
сказал Ууламетс, резко обрывая разговор. "Иди спать, малый..."
Чашка явно подвергалась опасности. Саша осторожно забрал ее из
ослабевших пальцев Петра и поставил на полку, а Петр даже не дернулся.
Старик по-прежнему был занят книгой, Петр спал, и Саша посчитал, что это
было хорошо: Петр определенно не имел никакого понятия о происходящем.
Этот факт никоим образом не позорил его, и это Саша тоже понимал. Ведь
если человек был слеп и глух по отношению к некоторым вещам всю свою
жизнь, и затем у него, как скажем у Петра, под ногами оказывался кто-то
еще, то, как Саша уже давно представлял себе, он мог насмехаться над ним и
разыгрывать его именно так, как делал это Петр, когда с кажущимся
безрассудством проносился на коне под аркой ворот "Петушка", там где была
укреплена вывеска, но внешне это выглядело лишь простой случайностью. И
Петр, в отличие от других окружавших его людей, знал гораздо лучше, где
следовало остановиться.
Вот приблизительно так Саша и воспринимал Петра, и сам при этом был
весьма раздосадован присутствием этой девушки-призрака, которая, кроме
всего, оказалась очень жестокой: все русалки всегда отличались редкой
жестокостью, такова была их природа. Но пока... пока Петр был единственным
из них, кто хотя бы мельком видел ее, и единственным, кто мог, Саша
надеялся на это, иметь по крайней мере случай для объяснения с ней. Она же
постоянно исчезала и устраивала свои проделки, на этот раз уже над бедным
Петром, который провел всю свою жизнь в счастливой уверенности, что на
дворе может быть только собака, а в подполе - только медведь, и что
никакие желания Саши Мисарова не могут иметь над ним никакой силы.
Он же на самом деле хотел, чтобы Петр был в безопасности. Это
единственное, о чем он разрешал себе думать, сидя рядом с ним у огня,
прислушиваясь к тихому шелесту страниц книги, которую все еще читал
старик, и чувствуя, что домовой в подвале дома был очень сильно обеспокоен
и явно показывал, что он здесь является хозяином.
Он сам хотел иметь и покой и безопасность. Он не мог простить
Ууламетсу, что тот пытался разыграть их, а главное, того, что старик не
предупредил его именно тогда, когда предупреждение могло бы помочь. Он не
мог простить и себя, за то что растерялся, когда следил за Петром, и
забыл, что его желание могло иметь некоторую силу и против волшебства.
Поэтому теперь он сидел, напрягая волю, и посылал внутренние желанья,
которые заключали их с Петром безопасность, и делал это со всей силой,
какую только имел. Он не хотел видеть русалку: он потерял к ней всякий
интерес, был убежден в этом и старался поддерживать эту убежденность,
насколько ему позволяли внутренние силы.
Спустя некоторое время он заметил, что домовой немного успокоился и
теперь без всякой цели просто бродил по подвалу. Саша подумал, что это был
хороший знак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
перенял от него множество недостатков, как в свое время унаследовал массу
недостатков от своего отца. Конечно, он при этом имел свои собственные,
один Бог знает, сколько их было, и среди них особенно выделялось то, что
он постоянно искал уважения и преданности среди тех, кто был моложе его.
Скорее всего, это происходило потому, что он, как иногда казалось ему
самому, не мог внушать этого чувства более зрелым людям...
Тем самым зрелым людям, которые, черт бы их побрал, не имели чувства
юмора, которые не умели даже смеяться и были заняты тяжелым, порой
изнурительным трудом и мелкими заботами. Среди них попадалось и множество
негодяев, которые лишь посмеивались над теми, кого грабили. Это было еще
более жестоко, и Петр никогда не хотел попасть в их число. Достаточно, что
среди них был его отец, бог, покровительствующий этому племени, знал это,
и Петр, конечно, старался не отставать от него, с той лишь разницей, что
стремился чаще всего при случае ощипывать дураков, чтобы они поумнели, да
устраивал всевозможные проделки над трезвыми и трудолюбивыми людьми,
например, просто будил их среди ночи, обычно для собственного развлечения.
Он всегда стремился сколотить компанию богатых и веселых приятелей, среди
которых должна обязательно быть подходящая женщина, где он мог бы
демонстрировать свой острый ум. Все это, как ему казалось, составляло
достаточно скромные устремления для веселого и беззаботного парня,
живущего в мире, где, как ни странно, очень немногие стремились выполнять
такую роль.
Но этой ночью он решил, что должен выйти из этого ряда. Он, должно
быть, заблуждался во всем, если в итоге оказался здесь, без единого друга
в целом мире, только с мальчиком, который, как он считал, был на его
попечении, и который был из породы тех самых трезвых волов, безнадежно
принимающих этот мир всерьез, и который теперь каким-то образом держит его
самого в руках и меняет как товар в какой-то странной сделке с каким-то
самозваным колдуном, совершая все это, разумеется, для его же, Петра,
собственного блага, и никогда не согласится с тем, что этот колдун отравил
их каким-то дурманящим ядом... и только Бог знает, что случилось, на самом
деле, с его дочерью...
Наконец-то он понял, что был пьян. Вероятно, колдун варит людей в
своем котле, или скармливает их кому-то, кто сидит у него в подвале.
Разумеется, что это домовой. Русалки, домовые и дворовые лешие постоянно
устраивают возню под домом, как раз под теми самыми половицами, где сидит
старик.
Уронив голову на руки, он прислушался к разговору, который вели
мальчик и Ууламетс. Старик рассказывал о заклинаниях и колдовстве, о том,
как он узнал, что сможет вернуть свою дочь назад, если ему удастся
отыскать нужное дерево.
А мальчик стоял подле него и выслушивал все это.
Тот самый мальчик, который считал самого себя колдуном, сейчас
внимательно слушал старика и даже отвечал на его вопросы. "Какой она
показалась тебе?" спрашивал старик.
А Саша отвечал: "Словно что-то легкое и почти прозрачное, похожее на
белое облако. А вы не смогли разглядеть ее, господин?"
Старик ответил после небольшой паузы: "Нет".
Тогда мальчик тут же задал следующий вопрос: "Как вы узнали, где
следует ее искать?"
В этот момент до Петра донеслись характерные звуки наполняемой чашки,
и ответ старика: "Сам не знаю. Но моя дочь не согласилась бы так легко
расстаться с жизнью. Предрасположенность..."
В этот момент чашка стукнула о стол.
"Предрасположенность ее матери и моя способность помогли мне...",
сказал Ууламетс, резко обрывая разговор. "Иди спать, малый..."
Чашка явно подвергалась опасности. Саша осторожно забрал ее из
ослабевших пальцев Петра и поставил на полку, а Петр даже не дернулся.
Старик по-прежнему был занят книгой, Петр спал, и Саша посчитал, что это
было хорошо: Петр определенно не имел никакого понятия о происходящем.
Этот факт никоим образом не позорил его, и это Саша тоже понимал. Ведь
если человек был слеп и глух по отношению к некоторым вещам всю свою
жизнь, и затем у него, как скажем у Петра, под ногами оказывался кто-то
еще, то, как Саша уже давно представлял себе, он мог насмехаться над ним и
разыгрывать его именно так, как делал это Петр, когда с кажущимся
безрассудством проносился на коне под аркой ворот "Петушка", там где была
укреплена вывеска, но внешне это выглядело лишь простой случайностью. И
Петр, в отличие от других окружавших его людей, знал гораздо лучше, где
следовало остановиться.
Вот приблизительно так Саша и воспринимал Петра, и сам при этом был
весьма раздосадован присутствием этой девушки-призрака, которая, кроме
всего, оказалась очень жестокой: все русалки всегда отличались редкой
жестокостью, такова была их природа. Но пока... пока Петр был единственным
из них, кто хотя бы мельком видел ее, и единственным, кто мог, Саша
надеялся на это, иметь по крайней мере случай для объяснения с ней. Она же
постоянно исчезала и устраивала свои проделки, на этот раз уже над бедным
Петром, который провел всю свою жизнь в счастливой уверенности, что на
дворе может быть только собака, а в подполе - только медведь, и что
никакие желания Саши Мисарова не могут иметь над ним никакой силы.
Он же на самом деле хотел, чтобы Петр был в безопасности. Это
единственное, о чем он разрешал себе думать, сидя рядом с ним у огня,
прислушиваясь к тихому шелесту страниц книги, которую все еще читал
старик, и чувствуя, что домовой в подвале дома был очень сильно обеспокоен
и явно показывал, что он здесь является хозяином.
Он сам хотел иметь и покой и безопасность. Он не мог простить
Ууламетсу, что тот пытался разыграть их, а главное, того, что старик не
предупредил его именно тогда, когда предупреждение могло бы помочь. Он не
мог простить и себя, за то что растерялся, когда следил за Петром, и
забыл, что его желание могло иметь некоторую силу и против волшебства.
Поэтому теперь он сидел, напрягая волю, и посылал внутренние желанья,
которые заключали их с Петром безопасность, и делал это со всей силой,
какую только имел. Он не хотел видеть русалку: он потерял к ней всякий
интерес, был убежден в этом и старался поддерживать эту убежденность,
насколько ему позволяли внутренние силы.
Спустя некоторое время он заметил, что домовой немного успокоился и
теперь без всякой цели просто бродил по подвалу. Саша подумал, что это был
хороший знак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138