– Это Турон…
Я вздохнул.
– Скажи, чтобы он убрал грязь с сапог.
Рисса, покачав головой, вручила пареньку сапожную щетку.
Он поднял на нее глаза. Она сделала смахивающее движение.
– А… сапоги почистить. – Турон широко улыбнулся и взялся за щетку.
Грязь полетела во все стороны, но я ухитрился не поморщиться, даже когда один комок угодил в мою лучшую кисть для лака. Просто отложил рубанок и двинулся навстречу.
Рисса улыбнулась и удалилась, закрыв за собой дверь. Мы с пареньком остались вдвоем.
– Ты хочешь стать столяром?
– Да, хозяин, – ответил он с широкой ухмылкой.
– А почему? С чего ты взял, что сможешь работать по дереву?
– Я люблю дерево. Стружки приятно пахнут, а гладкая древесина похожа на девичью кожу.
– Что скажешь об этом?
Я вручил ему обрезок вишни.
– Хорошее дерево, твердое, много на что годится.
– Из такого маленького обрезка много не сделаешь.
– Маленькие куски годятся для небольших вещиц. Вроде свистульки. Вот, взгляни.
Он помахал грубым деревянным свистком.
– Я вообще-то делаю вещи побольше.
– Вижу, вот какие стулья. – Он коснулся грязными пальцами изгиба Верфелева стула, и я едва не вздрогнул. – Хорошие. У Стаселя таких нет.
– Такие мало у кого есть. Их трудно делать.
Некоторое время Турон пялился на стул, а потом yбpaл свисток, и его взгляд упал на дощатый пол.
– Здесь и пол чистый.
– Работа по дереву требует чистоты.
Он печально улыбнулся.
– Извини.
Мне и самому впору было извиниться. Турон древесину чувствовал, но вот соображал туго. Ну почему мне никак не удастся заполучить подмастерье, способного и ощущать дерево, и шевелить мозгами?
После того как Турон ушел, я взялся за веник и вымел всю грязь за порог, после чего вымыл половицы. Мне, выросшему на Отшельничьем, трудно было примириться с грязью хоть дома, хоть в мастерской.
– Он славный паренек, – промолвила появившаяся вскоре Рисса.
– Славный-то славный, но… – Я вздохнул. – На мастера ему не выучиться.
– Трудно стать столяром?
– Нелегко.
По моему разумению, достичь хороших – не говоря уж о том, чтобы выдающихся – результатов было нелегко в любом деле. Я, например, неплохо работал по дереву. Не так хорошо, как дядюшка Сардит и, может быть, Перлот из Фенарда, но заказчикам моя работа нравилась. Неужто в нашем мире не хватает людей, способных и желающих усердно трудиться и производить хорошие изделия?
– Это печально, – заметила Рисса. – У хороших ребят не хватает мозгов, а сообразительные не любят работать.
– Иногда до смышленых доходит, что работать все-таки надо.
– По-моему, редко.
– Я в юности вовсе не рвался к верстаку.
– Ну, не знаю, мастер Леррис… А Турона, бедняжку, жаль.
Мне тоже было его жаль, но моя жалость не могла прибавить ему ума. Его сообразительности хватило бы разве что на изготовление грубых скамей, вроде тех, какие мастерил Дестрин, но такие заказы моя мастерская не выполняла.
Вздохнув, я заел печаль ломтиком белого сыра и сухарем, после чего взялся-таки за Верфелев заказ. Вся вторая половина дня была посвящена ему, и к приезду Кристал дело уже дошло до покрытия лаком и полировки.
– От тебя здорово пахнет, – сказала она.
Я ухмыльнулся.
– Перрон и компания уже за столом, – добавила Кристал. – А нам не мешало бы поужинать вдвоем. Надо кое-что обсудить.
Моя физиономия вытянулась.
– Я что-то натворил?
– Ох, Леррис, – грустно рассмеялась она. – Ни в чем ты не провинился. Я довольна тобой, разве только опасаюсь чуток, как бы тебе опять не приспичило стать героем. Мне просто хочется побыть с тобой наедине и поговорить, чтобы никто не слышал. Заканчивай свои дела.
– Да уж почти закончил.
Я разложил тряпки сушиться – на каменной плите, подальше от очага и от деревянных изделий. Немало столяров остались без мастерских из-за возгорания промасленной ветоши, и мне вовсе не хотелось оказаться одним из них.
Когда мы появились на кухне, Перрон встал.
– Мы уже почти закончили, командующая.
Кристал кивнула, и мы с ней отправились в умывальню.
Кристал умылась, но переодеваться не стала, а вот я извозился за день так, что мне пришлось сменить рубаху.
Когда мы вернулись на кухню, Рисса водрузила на стол тарелки, на каждой по половинке курицы с гарниром из оливок.
– О, курятинка!
– Будь у нас свои куры, мастер Леррис, это блюдо появлялось бы на столе чаще.
– Никаких кур.
Рисса пожала плечами.
– Дело хозяйское. Но тогда и на столе курятина будет нечасто.
Пока Кристал наполняла свою кружку элем, а я – клюквицей, Рисса поставила между нами миску с бобами, хлебную корзинку и две плошки с повидлом, яблочным и из клюквицы. После чего выскользнула за дверь.
– Берфир расставил патрули по всем дорогам на Хидлен, – сообщила Кристал, разделывая цыпленка ножом с легкостью и изяществом, которым я всегда завидовал. – Правда, они пока никого не останавливают.
Я кивнул, пригубил клюквицы и помассировал все еще быстро устававшую левую ногу.
– А как продвигается его война с Коларисом?
– Сначала Берфировы войска перевалили через холмы севернее Ренклаара и стали развивать наступление по полям, к югу от Фритауна. Но силы Колариса перегруппировались и сумели наступление остановить. Сейчас все ограничивается мелкими стычками, не дающими преимущества ни той ни другой стороне. Сегодня мне доложили, что Берфир ждет новобранцев из Телсена.
– Но он ведь не двинется по Фрвенской дороге? Это территория Монтгрена.
– У графини меньше возможностей защитить свои земли, чем у Колариса.
– Берфир хочет прибрать к рукам весь восточный Кандар?
– Будь его воля, он бы прибрал. Но на Фритаун хидленцы зарились всегда, еще в то пору, когда он именовался Лидьяром. К тому же нынешнюю войну развязал Коларис. – Она пожала плечами. – А оливки хорошие.
– Лучшие, какие были у Хенсила. Маленькое вознаграждение.
– Ох, Леррис, всегда-то ты ухитряешься получить дополнительное вознаграждение.
– А что позволило Коларису остановить Берфира? – спросил я, чтобы сменить тему.
– Думаю, Хамор выделил немного золота, а Коларис воспользовался советами другого чародея.
– Замечательно. Значит, объявился новый чародей.
– Это наш общий знакомый. Саммел.
– Саммел? С Отшельничьего? Странно, он походил на анахорета или ученого, но не производил впечатления человека, тронутого хаосом.
Я живо припомнил Саммела, ходившего в сандалиях и коричневой хламиде. Будучи старше большинства из нас (ему было уже около сорока), он держался с мягкой уверенностью и говорил тихо, но веско.
– Антонин тоже казался добряком: бедных кормил и все такое. Тамре, и той голову задурил, – напомнила Кристал.
– Это правда, – вздохнул я. – Но все-таки странно. Антонин с самого начала был белым, а Саммел – нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171