лицо скрывали тени. Понимание того, что это лишь образ, не делало его менее реальным. Потом меня прожег взгляд живых, одушевленных глаз.
– Я умер за тебя, а смерть есть хаос. Ты великий Мастер Гармонии, но, последовав за тобой и отдав свою жизнь за твою, я оказался ввергнутым в этот хаос. И никогда больше мне не увидеть Баррабру!
Тело мое и чувства были разделены, что, однако, не помешало мне содрогнуться. Возможно, лишь в воображении. При попытке воспринять фигуру в магических токах гармонии я увидел за ней лишь бесчисленные крохотные сгустки энергии, однако образ не исчез, и голос продолжал звучать.
– Возьми! – протянутый клинок преобразовался в посох, с виду мой, но напоенный смертоносной, разрушительной белизной. – Возьми то, что принадлежит тебе, великий Мастер Хаоса!
Мастер хаоса? Ну уж нет! Я попытался оттолкнуть посох.
Шерван – конечно же, то был Шерван – швырнул посох, и в грудь ударила тупая боль.
– …он твой, великий маг… великий Мастер Хаоса…
Образ солдата растаял, но на его месте появилась темноволосая женщина в белом, нежную шею которой опоясывала зияющая рана с опаленными, обугленными краями.
– …о, Леррис, ты любил меня, любил мое тело, и ты убил меня… я пострадала… я погибла из-за твоей любви… и отдала жизнь, но ты отбросил мою любовь прочь…
– Нет! Неправда! Я никогда не любил тебя!
– …любил и ненавидел ее… но исказил, искривил собственное чувство… и убил меня.
– Ты сама убила себя! И забрала то, что никогда тебе не принадлежало!
Белая фигура протянула ко мне руки. Я закрылся щитом, но внезапно вытянувшиеся до невероятной длины пальцы прожгли щит и вцепились в мою левую руку. Вонзившиеся ногти вспыхнули огнем, и в ноздри ударил жуткий запах горелой плоти.
– …любил ее… твоя любовь убила меня… и убьет ее…
Я оттолкнул образ Сефии, на смену ей из бездонных глубин выплыла всадница в зеленой коже, со светлыми волосами и зигзагообразным шрамом на щеке. Направив на меня коня, она уставила свой короткий меч мне в грудь.
– …великий маг, великий воин… величайший во всем Кандаре…
Но я не воин. Вовсе не воин! А насчет великого мага…
– …величайший… ибо кто иной дерзнул бы дотянуться до сокровенных глубин и избегнуть огненных стрел хаоса? Кто… и попробуй сказать мне, что я отдала жизнь за слабака. Скажи, разве я умерла напрасно?
Несмотря на напряжение, страх и боль, этот вопрос пронял меня сильнее всего: к глазам подступили слезы. Неужели Фрейда и вправду умерла зря? Неужто Джастин был прав? Не желая, отказываясь признавать это, я оттолкнул ее, и она исчезла, успев перед этим ударить меня клинком по правой руке.
Удар пришелся плашмя, но все равно было очень больно.
– …приди… великий сеятель разрушения… приди к нам…
Из клубящегося переплетения хаоса и гармонии проступила улыбающаяся белая фигура, вся, от улыбки до подошв белых сапог, являвшая собой искрящийся прах. А позади уже восставали орды мертвецов, солдаты в малиновых и зеленых мундирах, маги в белом.
– …наш… будь с нами… приди к нам…
Я тупо смотрел на образ чародея, пытаясь уразуметь, почему каждое отторгнутое мною видение порождает новое, несущее с собой еще больше боли.
– …к нам, великий маг… будь с нами… ибо, думая, будто обманул нас, ты обманул себя… верующий в гармонию, верующий в обман… обман…
Огненная стрела пронзила мою грудь. Запахло опаленными волосами – моими волосами.
– …к нам… тебе не уйти… ты герой, а герои не убегают… они спасают кого-то от гибели, до тех пор пока не гибнут сами… твой героизм прикончит тебя, великий маг, иди к нам…
«Не убежать! – звучали в моем сознании роковые слова. – Не спастись! Герои не бегут!»
Но я не герой! Не герой!
По недрам прокатился монотонный грохот.
Я отпустил бесполезные щиты.
Потоки гармонии и хаоса устремились сквозь меня, сквозь самую мою суть, и я ощутил, что они нераздельны, как две стороны одной монеты, что этот поток един, а бороться с гармонией или хаосом, равно как пестовать хаос или гармонию, такое же безумие, как пытаться расплачиваться монетой, имеющей лишь одну сторону. А еще я понял, что зло, взращенное Отшельничьим, столкнется с равным ему злом. И, поняв, содрогнулся.
Вместе со мной содрогнулась земля.
Жгучий поток хаоса и гармонии по-прежнему струился сквозь мое естество, но и то и другое теперь являлось моим. Да и как могло быть иначе?
Наконец, по прошествии неизвестно какого времени, я осознал себя лежащим в постели и зажег лампу. Глаза мои расширились, ибо и простыня, и стеганое одеяло оказались во многих местах прожженными насквозь.
Шатаясь, я подошел к зеркалу и увидел, что лицо мое покрыто ожогами и волдырями. Голова раскалывалась, глаза кололи раскаленные иглы. Мне хотелось покачать головой, но этому мешал страх: казалось, что при попытке сделать это она просто отвалится.
Кое-как добравшись до кухни и засветив лампу, я накачал воды и омыл рубцы, ожоги и ссадины. На левом запястье обнаружилось пять отметин от ожогов, на правой руке и на груди по огромному синяку.
Собрав остаток сил, я попытался воздействовать на раны и ожоги гармонией, одновременно омывая их прохладной водой.
– Мастер Леррис…
Я обернулся на голос, даже не сознавая, что обнажен.
Рисса охнула и, обмякнув, осела на пол. Она наверняка видела обнаженных мужчин, и испугала ее явно не моя нагота. Неужто я выгляжу так ужасно, что от одного моего вида уравновешенная, спокойная женщина может лишиться чувств?
Впрочем, все эти рубцы и ожоги и впрямь могли нагнать страху. А ведь я заработал их, не вставая с постели и потянувшись в глубины лишь чувствами!
Неудивительно, что маги, в большинстве своем, долго не живут.
Натянув старую рубашку, достаточно просторную, чтобы не натирать воспаленную кожу, я брызнул водой на лицо Риссы.
Она пришла в чувство и села, силясь унять дрожь.
– Прости, Рисса. Я не хотел тебя напугать.
– Что… что ты делал?
Создавалось впечатление, будто ее слова медленно, с трудом достигают моего слуха и сознания, но я понял ее. И ответил:
– Учился быть магом. Это трудный способ учения, но, похоже, ни для какого другого я не гожусь.
– Ох… мастер Леррис… и когда же ты перестанешь влезать… уж не знаю и куда?
Рисса с трудом поднялась на ноги.
– Наверное, никогда.
– Да поможет Тьма всем, кто с тобой рядом. – Она сглотнула. – Как говорит командующая, ты рожден героем. А это тяжкая ноша.
Я вздохнул.
– Со мной все в порядке. Во всяком случае сегодня уже ничего не случится.
– Тьма! Ну, в каком же мире мы живем! Стараешься, варишь волшебнику обеды, а он сам себя варит, ровно в кипятке.
Ворча под нос, Рисса удалилась в свою спальню, а я приложил к волдырям влажную тряпицу и поплелся в свою, решив, что вещи в порядок приведу завтра, если какая-нибудь сила до той поры не увлечет меня в глубины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
– Я умер за тебя, а смерть есть хаос. Ты великий Мастер Гармонии, но, последовав за тобой и отдав свою жизнь за твою, я оказался ввергнутым в этот хаос. И никогда больше мне не увидеть Баррабру!
Тело мое и чувства были разделены, что, однако, не помешало мне содрогнуться. Возможно, лишь в воображении. При попытке воспринять фигуру в магических токах гармонии я увидел за ней лишь бесчисленные крохотные сгустки энергии, однако образ не исчез, и голос продолжал звучать.
– Возьми! – протянутый клинок преобразовался в посох, с виду мой, но напоенный смертоносной, разрушительной белизной. – Возьми то, что принадлежит тебе, великий Мастер Хаоса!
Мастер хаоса? Ну уж нет! Я попытался оттолкнуть посох.
Шерван – конечно же, то был Шерван – швырнул посох, и в грудь ударила тупая боль.
– …он твой, великий маг… великий Мастер Хаоса…
Образ солдата растаял, но на его месте появилась темноволосая женщина в белом, нежную шею которой опоясывала зияющая рана с опаленными, обугленными краями.
– …о, Леррис, ты любил меня, любил мое тело, и ты убил меня… я пострадала… я погибла из-за твоей любви… и отдала жизнь, но ты отбросил мою любовь прочь…
– Нет! Неправда! Я никогда не любил тебя!
– …любил и ненавидел ее… но исказил, искривил собственное чувство… и убил меня.
– Ты сама убила себя! И забрала то, что никогда тебе не принадлежало!
Белая фигура протянула ко мне руки. Я закрылся щитом, но внезапно вытянувшиеся до невероятной длины пальцы прожгли щит и вцепились в мою левую руку. Вонзившиеся ногти вспыхнули огнем, и в ноздри ударил жуткий запах горелой плоти.
– …любил ее… твоя любовь убила меня… и убьет ее…
Я оттолкнул образ Сефии, на смену ей из бездонных глубин выплыла всадница в зеленой коже, со светлыми волосами и зигзагообразным шрамом на щеке. Направив на меня коня, она уставила свой короткий меч мне в грудь.
– …великий маг, великий воин… величайший во всем Кандаре…
Но я не воин. Вовсе не воин! А насчет великого мага…
– …величайший… ибо кто иной дерзнул бы дотянуться до сокровенных глубин и избегнуть огненных стрел хаоса? Кто… и попробуй сказать мне, что я отдала жизнь за слабака. Скажи, разве я умерла напрасно?
Несмотря на напряжение, страх и боль, этот вопрос пронял меня сильнее всего: к глазам подступили слезы. Неужели Фрейда и вправду умерла зря? Неужто Джастин был прав? Не желая, отказываясь признавать это, я оттолкнул ее, и она исчезла, успев перед этим ударить меня клинком по правой руке.
Удар пришелся плашмя, но все равно было очень больно.
– …приди… великий сеятель разрушения… приди к нам…
Из клубящегося переплетения хаоса и гармонии проступила улыбающаяся белая фигура, вся, от улыбки до подошв белых сапог, являвшая собой искрящийся прах. А позади уже восставали орды мертвецов, солдаты в малиновых и зеленых мундирах, маги в белом.
– …наш… будь с нами… приди к нам…
Я тупо смотрел на образ чародея, пытаясь уразуметь, почему каждое отторгнутое мною видение порождает новое, несущее с собой еще больше боли.
– …к нам, великий маг… будь с нами… ибо, думая, будто обманул нас, ты обманул себя… верующий в гармонию, верующий в обман… обман…
Огненная стрела пронзила мою грудь. Запахло опаленными волосами – моими волосами.
– …к нам… тебе не уйти… ты герой, а герои не убегают… они спасают кого-то от гибели, до тех пор пока не гибнут сами… твой героизм прикончит тебя, великий маг, иди к нам…
«Не убежать! – звучали в моем сознании роковые слова. – Не спастись! Герои не бегут!»
Но я не герой! Не герой!
По недрам прокатился монотонный грохот.
Я отпустил бесполезные щиты.
Потоки гармонии и хаоса устремились сквозь меня, сквозь самую мою суть, и я ощутил, что они нераздельны, как две стороны одной монеты, что этот поток един, а бороться с гармонией или хаосом, равно как пестовать хаос или гармонию, такое же безумие, как пытаться расплачиваться монетой, имеющей лишь одну сторону. А еще я понял, что зло, взращенное Отшельничьим, столкнется с равным ему злом. И, поняв, содрогнулся.
Вместе со мной содрогнулась земля.
Жгучий поток хаоса и гармонии по-прежнему струился сквозь мое естество, но и то и другое теперь являлось моим. Да и как могло быть иначе?
Наконец, по прошествии неизвестно какого времени, я осознал себя лежащим в постели и зажег лампу. Глаза мои расширились, ибо и простыня, и стеганое одеяло оказались во многих местах прожженными насквозь.
Шатаясь, я подошел к зеркалу и увидел, что лицо мое покрыто ожогами и волдырями. Голова раскалывалась, глаза кололи раскаленные иглы. Мне хотелось покачать головой, но этому мешал страх: казалось, что при попытке сделать это она просто отвалится.
Кое-как добравшись до кухни и засветив лампу, я накачал воды и омыл рубцы, ожоги и ссадины. На левом запястье обнаружилось пять отметин от ожогов, на правой руке и на груди по огромному синяку.
Собрав остаток сил, я попытался воздействовать на раны и ожоги гармонией, одновременно омывая их прохладной водой.
– Мастер Леррис…
Я обернулся на голос, даже не сознавая, что обнажен.
Рисса охнула и, обмякнув, осела на пол. Она наверняка видела обнаженных мужчин, и испугала ее явно не моя нагота. Неужто я выгляжу так ужасно, что от одного моего вида уравновешенная, спокойная женщина может лишиться чувств?
Впрочем, все эти рубцы и ожоги и впрямь могли нагнать страху. А ведь я заработал их, не вставая с постели и потянувшись в глубины лишь чувствами!
Неудивительно, что маги, в большинстве своем, долго не живут.
Натянув старую рубашку, достаточно просторную, чтобы не натирать воспаленную кожу, я брызнул водой на лицо Риссы.
Она пришла в чувство и села, силясь унять дрожь.
– Прости, Рисса. Я не хотел тебя напугать.
– Что… что ты делал?
Создавалось впечатление, будто ее слова медленно, с трудом достигают моего слуха и сознания, но я понял ее. И ответил:
– Учился быть магом. Это трудный способ учения, но, похоже, ни для какого другого я не гожусь.
– Ох… мастер Леррис… и когда же ты перестанешь влезать… уж не знаю и куда?
Рисса с трудом поднялась на ноги.
– Наверное, никогда.
– Да поможет Тьма всем, кто с тобой рядом. – Она сглотнула. – Как говорит командующая, ты рожден героем. А это тяжкая ноша.
Я вздохнул.
– Со мной все в порядке. Во всяком случае сегодня уже ничего не случится.
– Тьма! Ну, в каком же мире мы живем! Стараешься, варишь волшебнику обеды, а он сам себя варит, ровно в кипятке.
Ворча под нос, Рисса удалилась в свою спальню, а я приложил к волдырям влажную тряпицу и поплелся в свою, решив, что вещи в порядок приведу завтра, если какая-нибудь сила до той поры не увлечет меня в глубины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171