– Будет лучше, если вы просто опишете мне эти сны, – тихо сказал Эмери.
– Лес. – Она сделала мучительный жест, явно страдая от бессилия речи: у нее не хватало слов, чтобы точно описать место действия. – Высокие деревья. Очень стройные, такие здесь не растут. Я думаю, это где-то ближе к границам Королевства. Если бы я умела рисовать, как Фейнне, я бы нарисовала их... И там, в лесу, – частокол, а за частоколом – домик. Старинный, похожий на игрушечку. Много украшений. Думаю, туда приезжает поразвлечься какой-нибудь знатный господин.
– В каком смысле – поразвлечься? – осторожно уточнил Эмери.
Женщина блеснула глазами.
– Вы и сами знатный господин, могли бы догадаться!
– Я не настолько знатен, чтобы разбираться в подобных вещах, – огрызнулся Эмери. – Выражайтесь яснее!
Ее улыбка сделалась кривой, губы съехали на сторону так, словно были искусственными, и Фаста могла переклеивать их по собственному выбору.
– Скажете потом при дворе, что я вульгарна!
– Для начала, я не стану обсуждать при дворе поведение или манеры супруги мизенского горожанина, – сказал Эмери чуть резковато, но именно такой тон успокоил женщину.
– Хорошо. Буду вульгарной, если вам так больше нравится. В такие лесные домики знатные господа приезжают со своими любовницами, чтобы вволю порезвиться. Иногда устраивают там настоящие оргии. Случается, выезжают на охоту. Собственно, мне представляется, что изначально этот домик и служил пристанищем для охотников, но теперь там происходят странные вещи... Она летает, – добавила Фаста. – Она летает там каждую ночь.
– Фейнне?
Мать кивнула. Слезы потекли из ее глаз холодным потоком. Фаста как будто не замечала их. Продолжала тем же злым, напряженным тоном:
– Она поднимается вверх по скрещенным лучам, а затем лучи расходятся в стороны, и она падает грудью на частокол. Каждую ночь это происходит, каждую ночь! Когда закончится это страдание? Сперва я кричала – и присыпалась от этого крика, но после научилась молчать. Мне хотелось рассмотреть остальных. Я чувствовала их присутствие. И наконец я начала их видеть. Сперва одного: он похож на медузу, выброшенную на берег. Полупрозрачное, неопределенное тело, переливающееся слабыми красками. Некто без очертаний. А рядом всегда другой. Я знала, что от него будут одни беды! Я знала это с самого начала, но мой муж вбил себе в голову, будто он спас ему жизнь, будто он невиновен, будто бы он никогда не участвовал в нападениях той шайки грабителей... Что я могла сделать? Мне дозволялось только молчать и смотреть, как мой муж собственными руками отправляет нашу дочь на погибель!
– О ком вы говорите? – спросил Эмери. Он постарался придать своему голосу твердость – но не был уверен в том, что ему это удалось.
– Кто – «он»? – Фаста сместила кривую улыбку на другую сторону лица. Слезы ее высохли, оставив на щеках белесые полосы. – Я говорю о телохранителе моей дочери! Я говорю об этом головорезе, об Элизахаре – так, кажется, он себя назвал!
– Да, я помню Элизахара, – сказал Эмери.
Фаста хмыкнула.
– Ну, и как он вам показался?
– Неважно, – оборвал Эмери. – Важно лишь ваше мнение. Говорите мне все – и не стесняйтесь в выражениях.
– Его хотели осудить за разбой вместе с прочими солдатами из числа наемников Ларренса, но мой господин почему-то вздумал заступиться за него. Ради справедливости, как он выразился. Но где же справедливость для моей дочери? Поручить неопытную девушку какому-то бандиту! Лучше бы он убил ее собственными руками.
– Вы уверены? – спросил Эмери.
– Что?
– Что предпочли бы увидеть, как ваш супруг убивает Фейнне собственными руками?
– Что вы говорите?
Она закрыла лицо ладонями. Эмери с силой потянул ее за запястье и заставил открыть лицо.
– Нет уж, выслушайте! Я знал Элизахара – возможно, он и головорез, как вы выражаетесь, но человек очень хороший. Но главное – никто так не любит Фейнне, как он.
– Почему же он не защитил ее?
– Откуда вам знать, что он этого не сделал?
– Я вижу его в моих снах. Он всегда рядом.
– И что он делает?
– Ничего! – выкрикнула Фаста. – Он ничего не делает! Просто стоит и смотрит, как она падает грудью на частокол, ночь за ночью, без всякой надежды на спасение! Если вы найдете его, господин Эмери, умоляю вас добейтесь для него смертной казни!
– Ну... хорошо, – сказал Эмери. – Никогда не видел, как вешают. Должно быть, увлекательное зрелище.
Фаста вскрикнула, вскочила и, бросившись к ногам Эмери, быстро поцеловала его руки, а затем так же неожиданно выбежала вон.

* * *
Оставшись в гостиной один, Эмери задумчиво налил себе еще вина. Допил не спеша. Тысячи предположений вертелись у него в голове. Он почти не сомневался в истинности видений Фасты. Кое-что в ее снах, несомненно, соответствует действительности. Но только не смерть Фейнне. Будь девушка мертва, мать не видела бы из ночи в ночь сцену ее гибели. Логичнее предположить, что Фейнне не мертва, но умирает, и этот процесс ещё не завершен. Она до сих пор жива, ее можно спасти.
И ответ, возможно, кроется в тех же видениях. Охотничий домик, где-то в лесу, среди стройных сосен, ближе к границе Королевства. Что ж, осталось объехать Королевство по всем его границам, кроме морской. Или, как вариант, справиться с картами господина Одгара. С той, что висит внизу, или с той, что находится у него в кабинете. А возможно, найдется и еще какая-нибудь, еще более подробная.
Имелось дополнительное обстоятельство, которое несколько успокаивало Эмери: близость к девушке Элизахара. Эмери не знал, что произошло с Фейнне в действительности и каким образом она очутилась в плену. Можно было лишь строить предположения касательно имени похитителя. Но Элизахар по-прежнему остается рядом с нею.
Сейчас Эмери жалел о том, что не нашел времени познакомиться с наемником ближе, предоставив общение с ним в основном своему брату. Ренье был от Элизахара в настоящем восторге. Эмери находил эти восторги несколько преувеличенными, если не сказать – детскими. Не будь Эмери тогда таким высокомерным, он бы лучше узнал Элизахара и, во всяком случае, с большей вероятностью мог бы предсказать его действия.
Теперь же приходилось продвигаться в прямом смысле слова на ощупь. Как будто не только Фейнне была слепа, но и те, кто пытался спасти ее.
Эмери пересел за клавикорды и тронул клавиши, вызывая в памяти образ девушки. Побежала простая музыкальная тема, рисующая облик юности, красоты, здоровья, нежности. Гибкая горячая талия под белым шелком, осторожно ступающие по траве босые ноги, взмахивающие в радостном жесте руки. Расцветание улыбки Фейнне – улыбки, которая пронизывала все ее существо. Свет солнца в ее каштановых волосах. Ее манера осторожно притрагиваться кистью к холсту при создании очередной фантастической картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136