Ее бережные прикосновения, ее деликатные пальцы: ни разу Эмери не почувствовал, чтобы она пыталась украдкой ощупать его одежду или руки. Она и вещи брала так же – осторожно и вежливо.
Постепенно музыкальная тема Фейнне разрасталась, в ней появлялся второй голос, добавлялся аккомпанемент, лишь изредка минорный; по большей же части то был торжествующий мажор. Эмери решительно отвергал ошибочную точку зрения большинства исполнителей (преимущественно, конечно, исполнительниц) о том, что красива бывает только печальная музыка. Спокойная радость, исходившая от Фейнне, была по-настоящему прекрасна, и Эмери провел за клавикордами больше часа, совершенствуя и развивая эту тему.
Ему хотелось записать музыку, но рядом не было ни бумаги, ни пера, а звать кого-то и просить, чтобы принесли, он не хотел.
Наконец Эмери встал и закрыл инструмент. Прислушался. В доме царила тишина. Здесь как будто все замерло – и у Эмери не было волшебного ключа, чтобы снова завести умершую музыкальную шкатулку и оживить механические фигуры, двигающиеся в ней в полном повиновении распрямляющейся пружине. Молодой человек прошёл по комнате – никакой реакции. Слуга тоже где-то прятался.
Эмери вышел на лестницу. Следовало бы проститься с хозяевами, но не ходить же по дому, стуча во все двери и взывая: «Господин Одгар! Госпожа Фаста! Эй, кто-нибудь!» Глупее положения не придумаешь.
И Эмери поступил так, как, несомненно, сделал бы и дядя Адобекк: попросту сбежал вниз по лестнице, открыл входную дверь и выбрался на улицу.
Глава пятнадцатая
ПОДЗЕМНЫМИ ТРОПАМИ
Внутри шахта напоминала реберную клетку, и Радихена иногда думал об этом. «Думал» – не вполне правильное слово: спускаясь под землю, он грезил о чудовище, таинственном и жестоком, которое некогда обитало под землей, а теперь умерло и позволяет крохотным существам лазать по прочному каркасу своего скелета.
Радихена работал в паре с Тейером. Тот не слишком унывал, получив в напарники новичка.
– Я привык, – кратко пояснил Тейер.
Радихена вспомнил о том, что рассказывал ему Тейер сразу по прибытии в поселок: «несчастливое» место в бараке. Кто месяц продержался, кто чуть больше – кажется, так он говорил.
Работа оказалась вовсе не такой жуткой, как это представлялось живущим на юге: тяжелой, но вполне переносимой. К тому же на шахтах о людях заботились: кормили хорошо, с мясом, и содержали двух врачей.
– Ты грамотный? – спросил как-то раз Тейер Радихену.
Они добирались до своего участка: Тейер впереди, с лампой, Радихена сзади, с привязанными за спиной инструментами и жесткими рукавицами за поясом.
– Откуда мне быть грамотным? – засмеялся Радихена.
– Случаются самые неожиданные неожиданности, – философски отозвался Тейер. – К примеру, тот парень, что работал со мной до тебя, – он прежде был солдатом.
– Да ну, – сказал Радихена.
– Да. – Тейер чуть оживился, оглянулся назад, но в темноте не разобрал, какое выражение лица сделалось у напарника. – После соскучился – или что-то там у него не заладилось – и взялся за грабеж. С несколькими приятелями разбойничал на переправе. Брался перевозить людей, кто побогаче, а на середине реки раздевал, забирал у них все деньги и голыми бросал в воду.
– А, – сказал Радихена.
– Один или двое спаслись, прочие все потонули... А по виду он был самый обычный человек, не хуже тебя или, положим, меня. В жизни не догадаешься, что разбойник. Мы с ним даже дружили. Хотя поступать так с людьми, которые тебе доверились, – это, конечно, подло.
– Конечно, – сказал Радихена равнодушно. Его абсолютно не трогали страдания богатых, даже если эти богатые совершенно раздетыми тонули посреди реки.
– Под ним порода осела – подземное озеро оказалось. – сказал Тейер. – Странно.
– Что странно? – не понял Радихена.
– Да то, что он утонул.
– Почему же это странно?
– Справедливость всегда имеет странный вид, – сказал Тейер.
– Ты, наверное, грамотный, – сказал Радихена.
– Почему? – удивился Тейер.
– Такие вещи говоришь. Неграмотные как-то иначе думают.
– Да, – согласился Тейер. – Если знаешь, как написать слово, оно делается другим. Более определенным, что ли. Меня знаешь что поражало? – Тейер остановился и поднял лампу так, чтобы видеть глаза Радихены: ему хотелось передать напарнику свою мысль как можно точнее. – Что правильно написанное слово общее у меня с кем угодно. С богачом, с аристократом, даже с самим герцогом. Для него «справедливость», – Тейер начертил пальцем в воздухе несколько букв, – такая же, как для меня.
– А справедливость – она ведь на самом деле всегда разная, – сказал Радихена.
– Это у вас, на юге, она разная, – возразил Тейер. – Здесь все иначе. Потом привыкнешь.
– Откуда тебе знать, как у нас, на юге? Ты ведь там никогда не был!
– Зато ты был. Вот и скажи честно: хорошо тебе жилось на юге?
Радихена промолчал, и они пошли дальше.
Их пара работала вместе с еще шестью: двое возили отработанную породу, остальные «колотились» – вбивали в скалу железные клинья, откалывали куски камня.
Несколько часов все шло как обычно. У Радихены сильно болело правое плечо и от постоянного шума звенело в ушах – он привыкал не обращать на это внимания.
Затем гром стал сильнее. Несколько человек остановили работу, прислушиваясь. Радихена, ничего не замечая, продолжал лупить молотом по клину, расширяя трещину в скале. Сосед взял его за руку:
– Слышишь?
Радихена опустил молоток.
Гул стремительно нарастал. Неожиданно раздался оглушительный грохот, и на его фоне отчетливо слышно было, как со стуком падают отдельные камни. Затем сделалось тихо, с шорохом просыпалась каменная крошка – и опустилась полная тишина.
– Что это? – прошептал Радихена. Ему казалось, что если заговорить в полный голос, тишина снова взорвется новым, еще более страшным громом.
– Обвал, – сказал один из рабочих и перевесил свою лампу повыше, на удобно вбитый в трещину крюк. – Это там, в старом коридоре. Балки, должно быть, ослабели.
Он вдруг подмигнул Радихене.
– Не бойся, рыжий. Здесь и не такое бывает. Старый коридор от нас далеко – просто звуки под землей странно ходят Кажется, будто прямо у тебя над ухом все рухнуло, верно?
– Верно, – сказал Радихена, хотя ничего подобного не испытывал. Ему просто сделалось сильно не по себе, вот и все.
Они снова взялись за работу, однако спустя недолгое время гул повторился, и на сей раз – гораздо ближе.
– Нехорошо... – начал было немолодой рабочий, и тут всё разом переменилось: воздух наполнился пылью, каменной крошкой; оглушительно затрещали обветшавшие ребра чудовища: «грудная клетка» монстра лопалась Толстые бревна, раздавленные массой земной породы, трескались вдоль, а затем переламывались, точно прутики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136