Дружинники шептались, что их господин как-то пошел погулять с Мэдлином по северной туманной долине и исчез на восемнадцать дней. Когда же вернулся, борода у него отросла на добрые шесть дюймов, и рядом с ним шла эта удивительная женщина с волосами светлейшего золота и с глазами серыми, как туман, клубящийся над северным озером.
Вначале многие в замке Кэрлин считали ее ведьмой — ведь и там рассказывали немало историй о Крае Тумана, где творится черное колдовство. Но шли месяцы, и она очаровала их всех добротой и кротостью.
Известие о ее беременности было встречено с ликованием и тут же отпраздновано. Гвалчмай навсегда запомнил шумный веселый пир в замке и ночь буйных наслаждений после него.
Но восемь месяцев спустя Алайда, Дева Тумана, была мертва, а ее новорожденный сын умирал, отказываясь от — любого молока. Послали за волшебником Мэдлином, и он своей магией спас младенца Туро, но мальчик так и остался слабым. Дружинники надеялись увидеть юного принца, зеркальное отражение короля, а видели они тихого, серьезного ребенка, избегавшего всех мужских занятий. Однако память о нежной кротости его матери была еще жива, и он вызывал у них не насмешливое презрение, а дружеское печальное сострадание. Туро любили, но, глядя на него, покачивали головами, думая о том, что могло бы быть, но не сбылось.
Вот о чем думал Гвалчмай, когда охотничья кавалькада выехала из замка во главе с Эльдаредом и его двумя сыновьями — Кэлем и Моретом.
Король так и не оправился от смерти Алайды. Он редко смеялся, а оживал лишь на охоте, была ли она на диких зверей или на людей. А для второго в те кровавые дни поводов у него находилось предостаточно: саксы и юты бесчинствовали на юге, а ладьи северян волчьими стаями забирались далеко по глубоким рекам Восточного края. Вдобавок — налеты мелких Кланов и племен, так и не признавших за римско-британскими вождями права властвовать над исконными землями бельгов, исениев и кантиев.
Гвалчмай прекрасно понимал их точку зрения: он же сам был чистокровным кантием и родился на расстоянии броска камня от Призрачных утесов.
А теперь он стоял и смотрел, как знатные всадники скрываются за лесистым холмом, а потом пошел в отведенное королевским дружинникам помещение за конюшнями. Его взгляд впивался в дейчестерцев, толпившихся у харчевни, и тревога в его душе все росла.
Особенной любви между ними и здешними дружинниками не наблюдалось, хотя перемирие в общем и те и другие соблюдали: ну, сломанный нос, ну, вывихнутая кисть, однако чаще дело обходилось без стычек. Но сегодня Гвалчмаю чудилось странное напряжение в воздухе, непонятный блеск в глазах дружинников Эльдареда.
Он вошел в залу. И увидел всего двоих: Викторин и Карадок бросали кости, и римлянин проигрывал — легко и весело.
— На выручку, Гвалч! — позвал Викторин. — Спаси меня от моей глупости.
— Еще не родился человек, которому такой подвиг по плечу.
Гвалчмай направился к своей постели, где лежали его скатанные одеяла. Из них он извлек ножны с гладием, мечом римских легионеров, и пристегнул их к поясу.
— Ждешь чего-то? — спросил Карадок, высокий жилистый белы.
— А остальные где? — ответил Гвалчмай вопросом на вопрос.
— В деревню пошли. Там ярмарка началась.
— Да утром же, — ответил Викторин, присоединяясь к разговору. — Что случилось?
— Пока ничего, — сказал Гвалчмай. — И, Митра свидетель, я очень надеюсь, что и дальше ничего не случится. Только вот в воздухе попахивает бедой.
— А я ничего такого в нем не чую, — возразил Викторин.
— Так ты же римлянин! — вставил Карадок и тоже извлек меч из скатки.
— Спорить с парой невежественных варваров я не стану, но вы вот о чем подумайте: если мы начнем расхаживать с мечами на боку, то можем раздразнить их, а потом нас же обвинят в нарушении духа перемирия.
Гвалчмай выругался и сел.
— Ты прав, друг. Так что же ты посоветуешь?
Викторин, хотя и был моложе остальных, пользовался уважением среди королевских дружинников. Он был надежен, храбр и умел думать. Да и воспитанная в нем римская дисциплинированность удачно уравновешивала буйную несдержанность британцев, служивших королю.
— Сам толком не знаю, Гвалч. Пойми меня правильно: я ведь не отрицаю твои особые способности. У тебя нюх на ловушки, и людей ты видишь насквозь.
Раз, по твоим словам, что-то не так, голову прозакладываю, ты не ошибаешься. По-моему, спрячем мечи под туниками и прогуляемся по замку. Может, дейчестерцы все еще злобствуют, что Карадок победил в метании ножей и забрал их денежки.
— Навряд ли, — возразил Карадок. — Мне, наоборот, показалось, что они что-то уж слишком спокойно с этим смирились. Я тогда же подумал: что-то тут не так. И даже спал, не снимая руки с кинжала.
— Не будем забегать вперед, друзья, — сказал Викторин. — Встретимся тут через полчаса. Если попахивает опасностью, так мы все ее почувствуем.
— А если да, тогда что? — спросил Карадок.
— Ничего, не делай. Если сможешь, просто уйди.
Смири гордость.
— Такого от мужчины требовать нельзя! — возразил белы.
— Так-то так, мой непоследовательный друг. Но если стычки не избежать, пусть ее начнут дейчестерцы.
Король будет очень недоволен, нарушь перемирие ты.
И может всю шкуру с тебя спустить.
Гвалчмай подошел к окну и распахнул деревянные ставни.
— Думаю, оружие нам прятать ни к чему, — сказал он негромко. — Дейчестерцы все вооружены.
Викторин подхватил свою скатку.
— Забирайте свое снаряжение — и за мной! Быстро!
— Десяток их бежит сюда с мечами в руках, — сказал Гвалчмай, отпрянув от окна. Он поднял скатку и последовал за своими друзьями к грубо сколоченной деревянной двери в конюшню. Обнажив мечи, они вошли в конюшню и захлопнули дверь. Быстро оседлали трех лошадей и выехали во двор.
— Вон они! — раздался чей-то крик, и воины бросились наперерез всадникам.
Викторин ударил лошадь каблуками и галопом ворвался в толпу. Одни шарахнулись в сторону, другие растянулись на булыжнике. Три друга пронеслись под бревенчатой аркой ворот и оказались среди заснеженных холмов.
Они не проскакали и мили, когда в ложбине на берегу замерзшего ручья увидели трупы своих товарищей. Королевские дружинники были вооружены только ножами, но по меньшей мере одиннадцать из семнадцати были сражены стрелами, остальные пали под ударами мечей и боевых топоров.
Три всадника остановили лошадей. Спешиваться не имело смысла. Они молча смотрели на лица друзей и просто собратьев по оружию. У кряжистого дуба валялся труп Аттика, канатоходца. Снег вокруг испещряли пятна крови, свидетельствуя, что лишь ему одному удалось ранить нападавших.
— Троих, не меньше, — сказал Карадок, словно читая мысли своих друзей. — Ну да Аттик был прохвост крепкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Вначале многие в замке Кэрлин считали ее ведьмой — ведь и там рассказывали немало историй о Крае Тумана, где творится черное колдовство. Но шли месяцы, и она очаровала их всех добротой и кротостью.
Известие о ее беременности было встречено с ликованием и тут же отпраздновано. Гвалчмай навсегда запомнил шумный веселый пир в замке и ночь буйных наслаждений после него.
Но восемь месяцев спустя Алайда, Дева Тумана, была мертва, а ее новорожденный сын умирал, отказываясь от — любого молока. Послали за волшебником Мэдлином, и он своей магией спас младенца Туро, но мальчик так и остался слабым. Дружинники надеялись увидеть юного принца, зеркальное отражение короля, а видели они тихого, серьезного ребенка, избегавшего всех мужских занятий. Однако память о нежной кротости его матери была еще жива, и он вызывал у них не насмешливое презрение, а дружеское печальное сострадание. Туро любили, но, глядя на него, покачивали головами, думая о том, что могло бы быть, но не сбылось.
Вот о чем думал Гвалчмай, когда охотничья кавалькада выехала из замка во главе с Эльдаредом и его двумя сыновьями — Кэлем и Моретом.
Король так и не оправился от смерти Алайды. Он редко смеялся, а оживал лишь на охоте, была ли она на диких зверей или на людей. А для второго в те кровавые дни поводов у него находилось предостаточно: саксы и юты бесчинствовали на юге, а ладьи северян волчьими стаями забирались далеко по глубоким рекам Восточного края. Вдобавок — налеты мелких Кланов и племен, так и не признавших за римско-британскими вождями права властвовать над исконными землями бельгов, исениев и кантиев.
Гвалчмай прекрасно понимал их точку зрения: он же сам был чистокровным кантием и родился на расстоянии броска камня от Призрачных утесов.
А теперь он стоял и смотрел, как знатные всадники скрываются за лесистым холмом, а потом пошел в отведенное королевским дружинникам помещение за конюшнями. Его взгляд впивался в дейчестерцев, толпившихся у харчевни, и тревога в его душе все росла.
Особенной любви между ними и здешними дружинниками не наблюдалось, хотя перемирие в общем и те и другие соблюдали: ну, сломанный нос, ну, вывихнутая кисть, однако чаще дело обходилось без стычек. Но сегодня Гвалчмаю чудилось странное напряжение в воздухе, непонятный блеск в глазах дружинников Эльдареда.
Он вошел в залу. И увидел всего двоих: Викторин и Карадок бросали кости, и римлянин проигрывал — легко и весело.
— На выручку, Гвалч! — позвал Викторин. — Спаси меня от моей глупости.
— Еще не родился человек, которому такой подвиг по плечу.
Гвалчмай направился к своей постели, где лежали его скатанные одеяла. Из них он извлек ножны с гладием, мечом римских легионеров, и пристегнул их к поясу.
— Ждешь чего-то? — спросил Карадок, высокий жилистый белы.
— А остальные где? — ответил Гвалчмай вопросом на вопрос.
— В деревню пошли. Там ярмарка началась.
— Да утром же, — ответил Викторин, присоединяясь к разговору. — Что случилось?
— Пока ничего, — сказал Гвалчмай. — И, Митра свидетель, я очень надеюсь, что и дальше ничего не случится. Только вот в воздухе попахивает бедой.
— А я ничего такого в нем не чую, — возразил Викторин.
— Так ты же римлянин! — вставил Карадок и тоже извлек меч из скатки.
— Спорить с парой невежественных варваров я не стану, но вы вот о чем подумайте: если мы начнем расхаживать с мечами на боку, то можем раздразнить их, а потом нас же обвинят в нарушении духа перемирия.
Гвалчмай выругался и сел.
— Ты прав, друг. Так что же ты посоветуешь?
Викторин, хотя и был моложе остальных, пользовался уважением среди королевских дружинников. Он был надежен, храбр и умел думать. Да и воспитанная в нем римская дисциплинированность удачно уравновешивала буйную несдержанность британцев, служивших королю.
— Сам толком не знаю, Гвалч. Пойми меня правильно: я ведь не отрицаю твои особые способности. У тебя нюх на ловушки, и людей ты видишь насквозь.
Раз, по твоим словам, что-то не так, голову прозакладываю, ты не ошибаешься. По-моему, спрячем мечи под туниками и прогуляемся по замку. Может, дейчестерцы все еще злобствуют, что Карадок победил в метании ножей и забрал их денежки.
— Навряд ли, — возразил Карадок. — Мне, наоборот, показалось, что они что-то уж слишком спокойно с этим смирились. Я тогда же подумал: что-то тут не так. И даже спал, не снимая руки с кинжала.
— Не будем забегать вперед, друзья, — сказал Викторин. — Встретимся тут через полчаса. Если попахивает опасностью, так мы все ее почувствуем.
— А если да, тогда что? — спросил Карадок.
— Ничего, не делай. Если сможешь, просто уйди.
Смири гордость.
— Такого от мужчины требовать нельзя! — возразил белы.
— Так-то так, мой непоследовательный друг. Но если стычки не избежать, пусть ее начнут дейчестерцы.
Король будет очень недоволен, нарушь перемирие ты.
И может всю шкуру с тебя спустить.
Гвалчмай подошел к окну и распахнул деревянные ставни.
— Думаю, оружие нам прятать ни к чему, — сказал он негромко. — Дейчестерцы все вооружены.
Викторин подхватил свою скатку.
— Забирайте свое снаряжение — и за мной! Быстро!
— Десяток их бежит сюда с мечами в руках, — сказал Гвалчмай, отпрянув от окна. Он поднял скатку и последовал за своими друзьями к грубо сколоченной деревянной двери в конюшню. Обнажив мечи, они вошли в конюшню и захлопнули дверь. Быстро оседлали трех лошадей и выехали во двор.
— Вон они! — раздался чей-то крик, и воины бросились наперерез всадникам.
Викторин ударил лошадь каблуками и галопом ворвался в толпу. Одни шарахнулись в сторону, другие растянулись на булыжнике. Три друга пронеслись под бревенчатой аркой ворот и оказались среди заснеженных холмов.
Они не проскакали и мили, когда в ложбине на берегу замерзшего ручья увидели трупы своих товарищей. Королевские дружинники были вооружены только ножами, но по меньшей мере одиннадцать из семнадцати были сражены стрелами, остальные пали под ударами мечей и боевых топоров.
Три всадника остановили лошадей. Спешиваться не имело смысла. Они молча смотрели на лица друзей и просто собратьев по оружию. У кряжистого дуба валялся труп Аттика, канатоходца. Снег вокруг испещряли пятна крови, свидетельствуя, что лишь ему одному удалось ранить нападавших.
— Троих, не меньше, — сказал Карадок, словно читая мысли своих друзей. — Ну да Аттик был прохвост крепкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65