Почти оттолкнув Северина, Утер вышел в темноту ночи, судорожно глотая воздух. Ему казалось, что он вот-вот задохнется. Лейта в простой белой тунике выбежала за ним и положила руку ему на локоть.
— Коррин так настрадался, — сказала она. Утер стряхнул ее руку.
Несколько минут спустя центурионы вернулись. За ними два легионера вели Коррина, заломив ему руки за спину.
Утер метнулся в палатку и снова вышел с Мечом Кунобелина в трясущихся руках.
— Тварь! — сказал он Коррину. — Ну, напился крови?
— Ты так устал, что уже не понимал, что делаешь.
Не то сам отдал бы этот приказ. А теперь скажи им, чтобы они меня отпустили. Нам надо многим заняться. Обсудить стратегию…
— Нет, Коррин, — сказал Утер печально. — Со стратегиями ты покончил. И с битвами. И с убийствами. Нынче ты достиг своего высшего успеха. И последнего. Если у тебя есть боги, помолись им, потому что я тебя убью.
— Да нет же! Не раньше, чем будет повержена Царица-Ведьма. Не убивай меня, Утер. Дай мне увидеть, как будет сражена Астарта. Это моя заветная мечта!
— Твои мечты утоплены в крови.
— Утер, не надо! — воскликнула Лейта.
Блеснул Меч Кунобелина, вонзаясь в живот Коррина, входя под ребра, пронизывая сердце. Труп повис на руках легионеров.
— Унесите эту падаль и бросьте воронам, — сказал Утер.
В палатке Утер с силой вогнал окровавленный меч в утоптанную землю и оставил его вибрировать. Лейта сидела на постели, подтянув колени к подбородку.
Северин вошел в палатку следом за принцем.
— Я сожалею, — сказал он. — Мне следовало бы проверить подобный приказ.
Утер покачал головой.
— Римская дисциплина, Северин, превыше всего: подчиняйся! Боги, как я устал! Лучше пошли людей за другими пинрэйскими вождями, Магригом, Хогуном, Кэрлом. Пусть придут сюда.
— Ты думаешь, что-нибудь будет?
— Если да, убей их всех, когда они будут выходить из палатки.
Северин отсалютовал и вышел. Утер подошел к мечу, торчащему у входа посреди окровавленной земли. Он хотел было его выдернуть, но затем передумал и вернулся на ложе около постели. Несколько минут спустя вожди восставших собрались перед палаткой, и Северин проводил их внутрь. Глаза Магрига были невозмутимыми, холодными, и угадать, что он чувствует, было невозможно. Остальные, как обычно, отвели глаза под взглядом Утера.
— Коррин Рогер мертв, — сказал Утер. — Это его кровь.
— За что? — спросил Магриг.
— Он ослушался меня и убил три тысячи человек.
— Наших врагов, владыка Берек.
— Да, наших врагов. Но не в том дело. У меня были другие планы относительно их, и Коррину они были известны. Его поступок не имел прощения. И он за него заплатил. А вы выбирайте: либо вы будете служить мне, либо уйдете. Но если решите служить мне, то будете повиноваться безоговорочно.
— Ты займешь место Царицы-Ведьмы? — спросил Магриг негромко.
— Нет. Когда она будет свергнута, я покину Пинрэ и вернусь в мой мир. Войско духов отправится со мной.
— И мы свободны уйти, если пожелаем?
— Да, — солгал Утер.
— Могу я поговорить с остальными?
Утер кивнул, и пинрэйцы вышли из палатки, где до их возвращения царила полная тишина. Как всегда, за остальных говорил Магриг:
— Мы остаемся, владыка Берек, но друзья Коррина хотят, чтобы его погребли, как подобает военному вождю.
— Пусть делают что хотят, — сказал принц. — Через несколько дней мы доберемся до Серпентума.
Снимите оружие с убитых и вооружите своих людей.
Взмахом руки он отпустил их, заметив, что они по-прежнему хмурятся.
— По-моему, ты потерял их любовь, — сказал Северин.
— Мне нужно только их повиновение. Какие потери мы понесли сегодня?
— Двести сорок один убитыми, восемьдесят Шесть ранены серьезно, а еще около ста отделались легкими ранами. С ними лекари.
— Твои люди сегодня сражались отлично.
Северин ответил на эту похвалу поклоном.
— В большинстве они саксы и, как тебе известно, хорошие воины. И умеют блюсти дисциплину — почти не хуже римлян по рождению. И, если мне дозволено ответить хвалой на хвалу, твой план был образцовым. Восемь тысяч сраженных врагов, а наши потери так малы!
— Но он вовсе не нов, — сказал Утер. — Таким планом воспользовался Помпеи, а потом божественный Юлий. Антоний использовал нечто подобное при Филиппинах. Дарий Великий прославился стремительными переходами своих» бессмертных «, а Александр завоевал почти весь мир с помощью той же стратегии.
Ее принцип очень прост: всегда действуй первым, не допускай, чтобы тебе приходилось противодействовать.
Северин широко улыбнулся.
— И ты всегда вот так про-ти-во-дей-ствуешь похвалам, принц Утер?
— Да, — смущенно признался Утер. — Это защита от надменности.
Северин ушел, и Утер заметил, что Лейта все это время хранила полную неподвижность. Она сидела, обхватив руками колени, и глядела на угли в жаровне. Он сел рядом с ней, но она отодвинулась.
— Поговори со мной! — шепнул он. — Что не так?
Тогда она резко обернулась к нему. Ее глаза пылали яростью, отражая огоньки свечей.
— Я тебя совсем не знаю, — сказала она. — Ты убил его так холодно!
Он промолчал.
— Ты думаешь, я был рад?
— Не знаю, Утер. Так был?
Он облизнул губы, давая ее вопросу проникнуть в самую глубину сознания.
— Ну? — спросила она, и он повернул к ней лицо.
— В то мгновение — да, я был рад. В этом ударе излился весь мой гнев.
— Ах, Утер, кем ты становишься?
— Что я могу ответить?
— Но эта война велась ради Коррина. А теперь кому она нужна?
— Мне, — признал он. — Я хочу вернуться домой. Хочу увидеть Эборакум, и Камулодунум, и Дуробриве. Не знаю, кем я становлюсь. Мэдлин любил повторять, что человек — это сумма всего, что с ним происходило. Что-то добавляет сил, что-то их отнимает. Коррин был таким. Смерть жены лишила его рассудка, и сердце у него было как горящий уголь; он жаждал только одного — мести. Как-то он сказал, что запалит под своими врагами неугасимый огонь, если победа достанется ему. Ну а я… я пытаюсь быть человеком… человеком, как Аврелий, как Кулейн. Мне не к кому обратиться за помощью, Лейта. И некому сказать:
» Ты поступил неверно, Туро. Попытайся еще раз «.
Возможно, убив Коррина, я совершил ошибку. Но убей я его раньше, и три тысячи человек были бы сейчас живы. И теперь — если мы победим — неугасимый огонь не запылает.
— В тебе было столько мягкой нежности там, в Каледонах, — сказала она. — И ты был гонимым принцем и не умел владеть мечом. А теперь ты играешь в полководца и совершаешь убийство.
Он покачал головой.
— Это-то и есть самое печальное! Я не играю в полководца, я — полководец. Иногда мне хочется, чтобы все это оказалось сном, и я проснулся бы в Камулодунуме, и мой отец был бы по-прежнему королем. Но он мертв, а мою страну раздирают на части волчьи стаи. Худо ли, хорошо ли, но я тот, кто может положить этому конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65