Утер вернулся в свое тело, споткнулся и чуть не упал.
Он перевел дух и побежал во всю мочь, забыв про тоскливо ссутулившегося Бальдрика. Вверх по узкой тропе, вниз в болотистый овражек, скользя и спотыкаясь.
На тропу перед ним выскочил олень-гигант. Он поднял Сипстрасси, и зверь остановился как вкопанный.
Одним прыжком Утер очутился у него на спине, олень повернулся и понесся к холму. Несколько раз Утер чуть не был сброшен, но его колени крепко сжимали выпуклые бока. Лес остался позади, олень взлетел по склону, повернулся и встал перед линией вуров. У себя за спиной Утер успел увидеть Прасамаккуса, Лейту и нескольких мужчин с луками наготове. А впереди появились темноглазые воины в бронзовых шлемах. Ветер колыхал черные плащи.
Олень стоял точно каменная статуя.
— Уходите или умрите! — крикнул Утер.
Когда воины увидели светловолосого юношу на диком олене, они онемели от удивления, но теперь разразились хохотом. Раздались слова команды, и лесовики в темной одежде спустили с цепи сорок вуров. Гигантские кошки ринулись вперед, их рев обрушивался на Утера, как раскаты грома. Он поднял Сипстрасси, и его серые глаза были холодными, как полярные льды.
Вуры остановились, повернулись и врезались в плотные ряды воинов. Когти рвали тела, клыки смыкались на черепах, ломали кости. В панике воины бросились бежать кто куда, а вуры настигали, разрывали жертву, преследовали следующих. Утер повернул оленя и неторопливо въехал на вершину. Там он спрыгнул на землю, похлопал оленя по шее, и тот длинными прыжками унесся в лес, откуда доносились жуткие стоны умирающих.
К Утеру подошел Коррин.
— Ты — бог?
Утер посмотрел на Сипстрасси. Из золотого с черными прожилками он превратился в черный с золотыми прожилками. Магии в нем почти не осталось.
— Нет, Коррин, я не бог. Я просто человек, который опоздал. Вчера я мог бы спасти Паллина и остальных.
— Как хорошо увидеть тебя живым, Туро, — сказал Прасамаккус.
— Не Туро, мой друг. Ребенок умер, живет мужчина. Я — Утер Пендрагон, сын Аврелия. И я король по праву рождения и велению судьбы.
Прасамаккус промолчал и только низко поклонился. Остальные мужчины, все еще ошеломленные нежданным избавлением от верной смерти, последовали его примеру. Утер принял возданную ему честь молча и ушел к ручью, где сел на камень. Прасамаккус последовал за ним.
— Можно мне посидеть с тобой, государь? — спросил он без тени сарказма.
— Не считай меня надменным, Прасамаккус, это не так. Но убил живого мертвеца и парил на орлиных крыльях. Я скакал на владыке леса и уничтожил войско. Я знаю, кто я. И более того: я знаю, что я есть.
— И что же ты есть, принц Утер?
Утер повернулся к нему и улыбнулся мягкой улыбкой.
— Я молодой человек, едва достигший совершеннолетия, который нуждается в мудрых советах верных друзей. Но, кроме того, я король всея Британии, и я верну себе трон моего отца. Никакие силы этого мира и всех остальных меня не остановят.
— Есть присловье, — заметил Прасамаккус, — что кровь всегда сказывается. Иногда мне доводилось видеть обратное — сыновья доблестных отцов вырастали трусами. Но, думаю, принц Утер, к тебе это не относится. В твоих жидах течет кровь великого короля, и в тебе живет дух воина Кулейна. Да, я последую за тобой, но не вслепую. И буду давать тебе советы, когда ты их попросишь. Я должен преклонить колени?
Утер засмеялся.
— Мой первый приказ тебе: никогда не опускайся на колени в моем присутствии. Мой второй: всегда предупреждай меня, если заметишь во мне надменность.
Я многому учился, Прасамаккус, и знаю, что власть нередко оборачивается бедой. Мой отец предпочитал считать себя правым всегда и во всем только потому, что был королем. Он отстранил от себя друга-воина, вместе с которым рос. Тот не согласился с ним в стратегическом вопросе, и мой отец объявил его изменником. А ведь Аврелий вовсе не был плохим человеком.
Я изучал жизнеописания великих мира, и все они заболевали гордостью. Ты должен быть моим бойцом против надменности во мне.
— Тяжкая обязанность, — сказал Прасамаккус. — Но обязанность для будущего. Пока ты еще не король, а гонимый беглец в чужом мире. Судя по тому, как ты появился здесь, тебе удалось найти творящего сны?
— Да. Он был мертв, но при мне источник его магии.
— И ее хватит, чтобы вернуть нас домой?
— Вряд ли. Она почти истощилась.
— Так что же ты думаешь делать?
— Мне явился дух творящего сны и приказал мне вернуть духов домой. Бальдрик говорит, что духи — это войско мертвых. Я попытаюсь поднять их против царицы.
Бригант вздрогнул.
— Ты поднимаешь мертвых из могил?
— Да, если сумею найти плато Эрин.
— Ну что же! — вздохнул Прасамаккус. — Искать долго тебе не придется. Ты сейчас сидишь на плато Эрин, и это та удача, которая перестала меня удивлять.
— У меня нет выбора, Прасамаккус. Я не собираюсь погибнуть тут, когда убийцы моего отца терзают самое сердце моего королевства. Будь это в моих силах, я бы вызвал самого Владыку Демонов.
Бригант кивнул и поднялся на ноги.
— Я оставляю тебя обдумывать твои планы, — сказал он с грустью.
Два часа спустя Лейта сидела у края вершины, озаренной светом двух лун. Ее переполняла тоска. Туро ни разу не заговорил с ней после своего возвращения, он словно вообще не замечал ее присутствия. Сначала она рассердилась и делала вид, будто не замечает этого, но к вечеру ее негодование улеглось, и она почувствовала себя брошенной, отвергнутой. Он ведь оставался единственным звеном между ней и чудесным миром ее детства. Он знал Кулейна, знал о ее любви к Воину Тумана. С ним она могла бы разделить свое горе и, может быть, обрести утешение. А теперь он был для нее потерян, как она была потеряна для Кулейна и Каледонских гор.
И он ее ударил! На глазах у всех этих мужчин!
Конечно, она огрызалась на него, но ведь только для того, чтобы почувствовать себя увереннее. Жизнь с Кулейном приучила ее к самостоятельности, но когда в их мир проникал настоящий страх, Воин Тумана всегда был рядом. Вначале она считала Туро надежным другом и полюбила его в те первые недели, когда узнала поближе его мягкость и доброту. А то, что он не умел обращаться с оружием, пробудило в ней желание защищать его. Но когда он начал обретать силу и сноровку под руководством Кулейна, в ней проснулась ревность — ведь ее возлюбленный тратил на него столько времени! Каким вздором все это казалось теперь.
Задувал холодный ветер, и она сгорбила плечи, жалея, что не захватила с собой одеяла, но сходить за ним не хотела. Минует ли когда-нибудь боль от потери Кулейна? Что-то теплое окутало ее плечи, она подняла глаза и увидела перед собой Прасамаккуса. Он принес ей одеяло, согрев его у огня. Она плотно закуталась и заплакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65