«В крайнем случае этот документ пригодится мне».
Ламбэр сердито отобрал у него паспорт, сунул документ за пазуху и погрузился в мрачные размышления.
– Что ж, благодарю покорно! – внезапно вскричал он. – Славно же эти мерзавцы надо мной подшутили! Они надеются, что палач помешает мне навестить их, чтобы сказать спасибо! Но погодите! Не все еще потеряно… Господин Андре Мэйнотт, – обратился он к чеканщику, резко меняя тон, – вы – честный человек, а я – вор и убийца; я не навязываюсь вам в друзья, но мне известно все, что вам необходимо знать, и если мы однажды окажемся на свободе, я смогу дать вам в руки оружие против тех, по чьей вине вы попали в беду.
Давно уже Андре не слышал, чтобы его называли честным человеком, и какой бы презренной ни была личность, произнесшая эти слова, они взволновали Андре до слез. Его рука невольно потянулась к руке кабатчика, но тут Мэйнотга пронзила горькая мысль, и он повторил:
– Если мы однажды окажемся на свободе!..
– Вот в чем загвоздка, не так ли, малыш? – продолжал Ламбэр неожиданно веселым и громким голосом. – Я молчал, сколько мог, но всему есть предел… Скажите, раз уж речь идет о вашем спасении, вы когда-нибудь занимались решеткой вашей клетки?
– Никогда, – ответил Андре. – Я решил бежать только вчера.
– А Луи занимался решеткой, пока вы сидели здесь?
На тюремном жаргоне «заниматься решеткой» означает, слегка постукивать по ней молотком. Нетронутые прутья нормально вибрируют, но если их успели подпилить, то звук становится дребезжащим и предупреждает надзирателя. По правилам решетку нужно проверять утром и вечером, но, слава Богу, правила правилами…
Луи никогда не обращал внимания на прутья.
Снаружи окно находилось в пятидесяти футах над землей!
– Надо бы добраться до решетки, – сказал кабатчик.
Без особых усилий Андре подпрыгнул и ухватился руками за подоконник.
– Ах, молодость, молодость! – вздохнул Ламбэр.
Затем он протянул Андре небольшой заостренный железный прут, добавив:
– С его помощью я точил камень. Ударьте слегка по решетке.
На висках у него выступили капли пота. Андре нанес короткий удар по первому поперечному пруту. Кабатчик пошатнулся.
Андре ударил по продольному пруту. Кабатчик стиснул свои дрожащие руки.
– Оба подпилены! – произнес он тихо. – Это клетка Чернеца!
И Ламбэр рухнул на кровать. Андре расслышал только последние слова.
– Действительно, эту камеру занимал Чернец, – подтвердил молодой человек. – Господина Банселля ограбил именно он?
– Нет. Тут сидел Главный… Тот, который прикончил здесь, в Кане, англичанку, – ответил Ламбэр. – Их несколько; их много. Вы все узнаете… и не только про них…
Андре хорошо помнил это убийство; оно будоражило умы еще в то время, когда он только приехал в Кан, и особенно поразило юношу тем, что убийца оказался корсиканцем.
Детство Жюли и юность Андре были окружены тайнами. И Жюли легко сумела бы объяснить волнение, охватившее недавно Андре, лишь только он услышал таинственные слова «Будет ли завтра день?»
– Ну вот, малыш! – воскликнул кабатчик, подпрыгнув на месте. – У меня снова появился шанс! Рвани-ка их! Прутья поддадутся; а у меня с собой крепкая веревка, я обмотался ею под рубашкой!
Андре сильно дернул один из прутьев; тот зашатался, но устоял.
– У меня не хватает сил, – простонал молодой человек, – и мне трудно ломать решетку на весу.
Ламбэр тут же принялся рвать на куски одну из простыней, чтобы скрутить из них жгут.
– Привяжи его к прутьям, – скомандовал он, – и спускайся… Даю слово, что отвезу тебя в Англию и ты узнаешь, где отыскать Приятеля-Тулонца, этого подлого негодяя… А, малыш? Приятно, когда знаешь, что можно отомстить!
– Вы уверены, что это был он? – уточнил Андре, привязывая жгут к решетке. – Именно он воспользовался боевой рукавицей?
– Спрашиваешь! – отозвался кабатчик.
– И вы сможете это доказать?
– Спрашиваешь, черт подери!
Когда Андре спрыгнул, закончив свою работу, Ламбэр добавил:
– Чтобы вскрыть сейф, нужны были два человека… Хитрый замок. Я работал вместе с ним.
– Вы? – вскричал Андре, отступая.
Несколько мгновений они стояли друг против друга.
– Будем срывать решетку! – сказал Ламбэр. – Объяснимся потом.
Свернутая жгутом простыня была протянута между прутьями в верхней части окна. Дрожа от возбуждения, кабатчик схватил ее за свисавшие концы, покрепче скрутил края жгутов и, веря, что простыня выдержит нагрузку, резко дернул… Молодой гравировщик стоял не двигаясь.
– Так! – произнес он. – Значит, вы там были!
Мощный рывок Ламбэра явно привел прутья в движение, но вся решетка, прогнувшись, тут же вернулась в прежнее положение.
– По крайней мере один прут Чернец не подпилил, – проворчал Ламбэр. – Взялись, малыш, вместе!
– Я желаю знать имя вашего сообщника, – заявил Андре.
– Желают только короли, детка; а нам с тобой будет удобнее разговаривать по ту сторону стены… Вы, господин Мэйнотт, называете сообщником человека, который присваивает четыреста тысяч франков и бросает своему помощнику подачку в одну тысячу экю!.. Я мог бы ублажить вас, назвав его первым попавшимся именем – верно? – и без всякого обмана: ведь у него столько имен, что есть из чего выбирать; но это длинная история, которую я не прочь вам рассказать. Назвать угря угрем – это только полдела; главное – знать, как его поймать… Поработаем вместе, малыш! А ну давай!
Андре, в свою очередь, обеими руками взялся за простыню; он верил в успех. Надежда вырваться на свободу охватила все его существо.
– Держи крепче! – скомандовал кабатчик. – Вам никогда не приходилось поднимать грузы с помощью кабестана, господин Мэйнотт? Готовы?.. Раз, два, взяли!.. Раз, два, взяли!.. Раз, два, взяли!..
XII
«БУДЕТ ЛИ ЗАВТРА ДЕНЬ?»
Они, как каторжные, принялись вместе тянуть за концы жгута; решетка трижды прогибалась, но железо пружинило, и после каждого рывка прутья снова возвращались в вертикальное положение.
– Стоп! – скомандовал Ламбэр, выпуская из рук простыню. – Тыльной стороной ладони он смахнул пот со лба. – Неудачное начало, господин Мэйнотт, – продолжал он. – Когда занимаются делом, учитывают все мелкие детали. Итак, в этой камере сидел настоящий Чернец, Главный! Он подпилил прутья на тот случай, если будет осужден, понимаете? Но его невозможно осудить ни при каких обстоятельствах: все проходит по-семейному, известное дело… А я, видите ли, занимался нарочным из Фекама еще до того, как связался с ними, и если бы не они, я был бы чист как стеклышко. Значит, он перепилил все прутья, кроме двух, слева… и поскольку его оправдали, он бросил сделанную уже на три четверти работу. Влезьте на окно, чтобы взглянуть еще раз. Там есть перекос, поэтому нужно привязать простыню к прутьям справа – и решетка откроется, как табакерка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Ламбэр сердито отобрал у него паспорт, сунул документ за пазуху и погрузился в мрачные размышления.
– Что ж, благодарю покорно! – внезапно вскричал он. – Славно же эти мерзавцы надо мной подшутили! Они надеются, что палач помешает мне навестить их, чтобы сказать спасибо! Но погодите! Не все еще потеряно… Господин Андре Мэйнотт, – обратился он к чеканщику, резко меняя тон, – вы – честный человек, а я – вор и убийца; я не навязываюсь вам в друзья, но мне известно все, что вам необходимо знать, и если мы однажды окажемся на свободе, я смогу дать вам в руки оружие против тех, по чьей вине вы попали в беду.
Давно уже Андре не слышал, чтобы его называли честным человеком, и какой бы презренной ни была личность, произнесшая эти слова, они взволновали Андре до слез. Его рука невольно потянулась к руке кабатчика, но тут Мэйнотга пронзила горькая мысль, и он повторил:
– Если мы однажды окажемся на свободе!..
– Вот в чем загвоздка, не так ли, малыш? – продолжал Ламбэр неожиданно веселым и громким голосом. – Я молчал, сколько мог, но всему есть предел… Скажите, раз уж речь идет о вашем спасении, вы когда-нибудь занимались решеткой вашей клетки?
– Никогда, – ответил Андре. – Я решил бежать только вчера.
– А Луи занимался решеткой, пока вы сидели здесь?
На тюремном жаргоне «заниматься решеткой» означает, слегка постукивать по ней молотком. Нетронутые прутья нормально вибрируют, но если их успели подпилить, то звук становится дребезжащим и предупреждает надзирателя. По правилам решетку нужно проверять утром и вечером, но, слава Богу, правила правилами…
Луи никогда не обращал внимания на прутья.
Снаружи окно находилось в пятидесяти футах над землей!
– Надо бы добраться до решетки, – сказал кабатчик.
Без особых усилий Андре подпрыгнул и ухватился руками за подоконник.
– Ах, молодость, молодость! – вздохнул Ламбэр.
Затем он протянул Андре небольшой заостренный железный прут, добавив:
– С его помощью я точил камень. Ударьте слегка по решетке.
На висках у него выступили капли пота. Андре нанес короткий удар по первому поперечному пруту. Кабатчик пошатнулся.
Андре ударил по продольному пруту. Кабатчик стиснул свои дрожащие руки.
– Оба подпилены! – произнес он тихо. – Это клетка Чернеца!
И Ламбэр рухнул на кровать. Андре расслышал только последние слова.
– Действительно, эту камеру занимал Чернец, – подтвердил молодой человек. – Господина Банселля ограбил именно он?
– Нет. Тут сидел Главный… Тот, который прикончил здесь, в Кане, англичанку, – ответил Ламбэр. – Их несколько; их много. Вы все узнаете… и не только про них…
Андре хорошо помнил это убийство; оно будоражило умы еще в то время, когда он только приехал в Кан, и особенно поразило юношу тем, что убийца оказался корсиканцем.
Детство Жюли и юность Андре были окружены тайнами. И Жюли легко сумела бы объяснить волнение, охватившее недавно Андре, лишь только он услышал таинственные слова «Будет ли завтра день?»
– Ну вот, малыш! – воскликнул кабатчик, подпрыгнув на месте. – У меня снова появился шанс! Рвани-ка их! Прутья поддадутся; а у меня с собой крепкая веревка, я обмотался ею под рубашкой!
Андре сильно дернул один из прутьев; тот зашатался, но устоял.
– У меня не хватает сил, – простонал молодой человек, – и мне трудно ломать решетку на весу.
Ламбэр тут же принялся рвать на куски одну из простыней, чтобы скрутить из них жгут.
– Привяжи его к прутьям, – скомандовал он, – и спускайся… Даю слово, что отвезу тебя в Англию и ты узнаешь, где отыскать Приятеля-Тулонца, этого подлого негодяя… А, малыш? Приятно, когда знаешь, что можно отомстить!
– Вы уверены, что это был он? – уточнил Андре, привязывая жгут к решетке. – Именно он воспользовался боевой рукавицей?
– Спрашиваешь! – отозвался кабатчик.
– И вы сможете это доказать?
– Спрашиваешь, черт подери!
Когда Андре спрыгнул, закончив свою работу, Ламбэр добавил:
– Чтобы вскрыть сейф, нужны были два человека… Хитрый замок. Я работал вместе с ним.
– Вы? – вскричал Андре, отступая.
Несколько мгновений они стояли друг против друга.
– Будем срывать решетку! – сказал Ламбэр. – Объяснимся потом.
Свернутая жгутом простыня была протянута между прутьями в верхней части окна. Дрожа от возбуждения, кабатчик схватил ее за свисавшие концы, покрепче скрутил края жгутов и, веря, что простыня выдержит нагрузку, резко дернул… Молодой гравировщик стоял не двигаясь.
– Так! – произнес он. – Значит, вы там были!
Мощный рывок Ламбэра явно привел прутья в движение, но вся решетка, прогнувшись, тут же вернулась в прежнее положение.
– По крайней мере один прут Чернец не подпилил, – проворчал Ламбэр. – Взялись, малыш, вместе!
– Я желаю знать имя вашего сообщника, – заявил Андре.
– Желают только короли, детка; а нам с тобой будет удобнее разговаривать по ту сторону стены… Вы, господин Мэйнотт, называете сообщником человека, который присваивает четыреста тысяч франков и бросает своему помощнику подачку в одну тысячу экю!.. Я мог бы ублажить вас, назвав его первым попавшимся именем – верно? – и без всякого обмана: ведь у него столько имен, что есть из чего выбирать; но это длинная история, которую я не прочь вам рассказать. Назвать угря угрем – это только полдела; главное – знать, как его поймать… Поработаем вместе, малыш! А ну давай!
Андре, в свою очередь, обеими руками взялся за простыню; он верил в успех. Надежда вырваться на свободу охватила все его существо.
– Держи крепче! – скомандовал кабатчик. – Вам никогда не приходилось поднимать грузы с помощью кабестана, господин Мэйнотт? Готовы?.. Раз, два, взяли!.. Раз, два, взяли!.. Раз, два, взяли!..
XII
«БУДЕТ ЛИ ЗАВТРА ДЕНЬ?»
Они, как каторжные, принялись вместе тянуть за концы жгута; решетка трижды прогибалась, но железо пружинило, и после каждого рывка прутья снова возвращались в вертикальное положение.
– Стоп! – скомандовал Ламбэр, выпуская из рук простыню. – Тыльной стороной ладони он смахнул пот со лба. – Неудачное начало, господин Мэйнотт, – продолжал он. – Когда занимаются делом, учитывают все мелкие детали. Итак, в этой камере сидел настоящий Чернец, Главный! Он подпилил прутья на тот случай, если будет осужден, понимаете? Но его невозможно осудить ни при каких обстоятельствах: все проходит по-семейному, известное дело… А я, видите ли, занимался нарочным из Фекама еще до того, как связался с ними, и если бы не они, я был бы чист как стеклышко. Значит, он перепилил все прутья, кроме двух, слева… и поскольку его оправдали, он бросил сделанную уже на три четверти работу. Влезьте на окно, чтобы взглянуть еще раз. Там есть перекос, поэтому нужно привязать простыню к прутьям справа – и решетка откроется, как табакерка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170