Они уже допивали третью бутылку, и Шварц окончательно захмелел.
– Это похоже на те истории, – тихо произнес Шварц, – о которых пишут в газетах. Как это называется в суде присяжных? Обеспечить себе «алиби», если я не ошибаюсь.
Лекок разразился смехом.
– Браво, старина! – воскликнул он. – Из тебя выйдет толк! Не в бровь, а в глаз! Алиби! Именно оно, черт побери! У меня должно быть алиби на тот случай, если муж захочет мне напакостить. Да, в нашем деле не только розы! Есть и шипы, а как подумаешь, что муж – бывший военный… Эй, красавица, дайте-ка нам кофе с ликером, да погорячей!
Все это господин Лекок произнес скороговоркой, поскольку отяжелевший взгляд его гостя выражал недоверие. – Ну, я-то в такую историю не влипну! – заметил Шварц, обращаясь скорее к самому себе.
– Нет, Жан-Батист, – продолжал Лекок, наливая своему гостю полный стакан водки, – и твой черед настанет, и ты потеряешь голову… узнаешь страсть. Но я еще не все сказал. Видишь ли, ее муж – близкий друг комиссара полиции…
Ж.-Б. Шварц отстранился от стола.
– Господин Лекок, – заявил он решительно, – ваши дела меня не касаются.
– Конечно, нет, конечно, не касаются, – подтвердил коммивояжер. – Но ты можешь немножко подзаработать…
– Я не собираюсь… – начал было эльзасец.
– Душа моя, только короли могут сказать: мы собираемся, мы намереваемся… Учти, что я заплачу тебе чистых сто франков наличными за одно только слово, которое надо шепнуть сегодня вечером на ушко полицейскому комиссару, причем тихо и без глупостей… Вот смеху-то, а? Ну, сделаем старику подарочек!
II
ГОСПОДИН ЛЕКОК
Сто франков! Да знаете ли вы, что может сделать с сотней франков добропорядочный Шварц? У Ж.-Б. Шварца никогда не было таких денег. А если бы они были, то Ж.-Б. Шварц устроил бы банковский дом, наверное, даже на чердаке. Иные рождаются поэтами, а Ж.-Б. Шварц принес в этот мир изысканную чувствительность ко всему, что касается реестров и счетов.
Голова его закружилась, потому что выпитая скверная водка неотступно будоражила воображение, а три бутылки кислого вина разжигали в юном сердце священный огонь. И нашему герою привиделось нечто далекое и сказочное: просторные кабинеты, устланные коврами, кассиры за решетчатыми окошками, зеленые гроссбухи с красными надписями, дивной красоты металлическая касса с узорчатой насечкой, служащие, погруженные в изумительно стройные ряды цифр и старательно подсчитывающие доходы, серые ливреи, а в карете, запряженной четверкой лошадей, госпожа Ж.-Б. Шварц с плюмажем – все как на дорогих похоронах.
Сто франков! За сто франков получить все эти сокровища, а возможно, и больше! Вот он – маленький желудь, порождающий могучий дуб!
– Но я не хочу! – пискнула тем не менее испускающая дух добродетель нашего героя.
И, делая вид, что встает из-за стола, юноша добавил:
– Ни за какие блага, господин Лекок, я не стану подвергать себя опасности.
– Жан-Батист, – возразил коммивояжер тоном превосходства, – я вижу вас насквозь. Подумайте хорошенько. Дело и выеденного яйца не стоит, а кроме ста франков, вы можете получить еще и тепленькое местечко у Бертье.
– Но за одно свидание не дают ста франков, – отвечал эльзасец. – Здесь что-то нечисто.
– А если платит дама?.. – сделал новую попытку Лекок, взъерошив себе волосы.
Ну, кого же не растрогает такая любовь? А Лекок, решив ковать железо, пока горячо, воскликнул:
– Не стоит рассуждать о вещах, которых ты не понимаешь, старина! Скажем так: ты утопающий, а я – твой спаситель, ясно? Диспозиция у нас следующая: господин Шварц-кондитер в девять часов запирает дом на ночь; в половине десятого у тебя уже не будет другого выбора, как только искать ночлега где-нибудь на чердаке у господина Шварца-комиссара полиции.
– Но он же меня прогнал! – только и сумел вставить эльзасец.
– Черт возьми! Извольте понять одну истину: на всем белом свете только я один проявляю интерес к вашей персоне!
– Это верно, – пролепетал Ж.-Б. Шварц, размягченный выпитой водкой. – Я здесь совсем один!..
– Печальный изгнанник в чужих краях… Тут вспоминается множество стихов, положенных на музыку выдающимися композиторами. Однако же в десять часов десять минут комиссар полиции вернется домой после циркового представления у братьев Франкони, помнишь эту палатку на площади Префектуры? Он будет торопиться, находясь в дурном расположении духа из-за того, что по долгу службы ему придется уже в четырнадцатый раз созерцать господина Франкони-отца в генеральской форме и мадемуазель Лодоз в костюме Симодосеи. Он пойдет вверх по улице Префектуры и по улице Экюйер. Вы последуете за ним до площади Фонтетт – затем по улице Вильгельма Завоевателя до площади Акаций. Ее так назвали, поскольку она обсажена липами. Госпожа Шварц – эта малопривлекательная увядающая женщина, которая, однако, любит похохотать, когда ее щекочут, будет уже почивать. Вы подойдете к ее мужу – комиссару. Ваше появление будет для него неприятным сюрпризом; он воскликнет: «Ах, это снова вы!» Не исключено, что в запальчивости он даже добавит к этому восклицанию еще несколько слов и назовет вас бездельником или бродягой. Но это – его право: ведь каждую неделю у него бывает трое или четверо Шварцев. Да слушаете ли вы меня?
Жан-Батист слушал, хотя его сердце сильно колотилось и в ушах стоял шум. Господин Лекок продолжал:
– Внимание, приятель, теперь самое главное. Ты ему скажешь: «Господин комиссар и уважаемый соотечественник! Несчастья как будто преследуют меня в здешней столице. По самой невероятной случайности я остался без денег и в этой беде рассчитывал обратиться за поддержкой к одному коммерсанту, моему прежнему начальнику еще по Парижу – господину Лекоку, служащему дома Бертье, который продал сейф с секретом господину Банселлю…» Ну что, запомнил? И учти, что ты не просто языком будешь болтать, а получишь сто франков, если все запомнишь, как следует… «Но, – продолжишь ты, – этот молодой коммерсант сегодня вечером покинул гостиницу «У отважного петуха», служившую ему пристанищем, и в собственном экипаже отправился в Алансон…» Все это ты скажешь ради последних слов; повтори!
Ж.-Б. Шварц повторил, а потом спросил:
– А где я буду ночевать?
– Где бы вы ночевали, если бы не встретили меня, Жан-Батист? Но не будем отвлекаться на мелочи. Когда достойный комиссар попросит вас идти своей дорогой, считайте, что дело сделано и деньги ваши. А с ними – и моя признательность до гроба.
Молодой эльзасец задумался. Несмотря на сумбур в голове, он не находил ровным счетом ничего предосудительного в той мелкой услуге, о которой его просили. Но что его беспокоило, так это слишком большой размер вознаграждения, обещанного за сущую безделицу. Господин Лекок поднялся и бросил салфетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
– Это похоже на те истории, – тихо произнес Шварц, – о которых пишут в газетах. Как это называется в суде присяжных? Обеспечить себе «алиби», если я не ошибаюсь.
Лекок разразился смехом.
– Браво, старина! – воскликнул он. – Из тебя выйдет толк! Не в бровь, а в глаз! Алиби! Именно оно, черт побери! У меня должно быть алиби на тот случай, если муж захочет мне напакостить. Да, в нашем деле не только розы! Есть и шипы, а как подумаешь, что муж – бывший военный… Эй, красавица, дайте-ка нам кофе с ликером, да погорячей!
Все это господин Лекок произнес скороговоркой, поскольку отяжелевший взгляд его гостя выражал недоверие. – Ну, я-то в такую историю не влипну! – заметил Шварц, обращаясь скорее к самому себе.
– Нет, Жан-Батист, – продолжал Лекок, наливая своему гостю полный стакан водки, – и твой черед настанет, и ты потеряешь голову… узнаешь страсть. Но я еще не все сказал. Видишь ли, ее муж – близкий друг комиссара полиции…
Ж.-Б. Шварц отстранился от стола.
– Господин Лекок, – заявил он решительно, – ваши дела меня не касаются.
– Конечно, нет, конечно, не касаются, – подтвердил коммивояжер. – Но ты можешь немножко подзаработать…
– Я не собираюсь… – начал было эльзасец.
– Душа моя, только короли могут сказать: мы собираемся, мы намереваемся… Учти, что я заплачу тебе чистых сто франков наличными за одно только слово, которое надо шепнуть сегодня вечером на ушко полицейскому комиссару, причем тихо и без глупостей… Вот смеху-то, а? Ну, сделаем старику подарочек!
II
ГОСПОДИН ЛЕКОК
Сто франков! Да знаете ли вы, что может сделать с сотней франков добропорядочный Шварц? У Ж.-Б. Шварца никогда не было таких денег. А если бы они были, то Ж.-Б. Шварц устроил бы банковский дом, наверное, даже на чердаке. Иные рождаются поэтами, а Ж.-Б. Шварц принес в этот мир изысканную чувствительность ко всему, что касается реестров и счетов.
Голова его закружилась, потому что выпитая скверная водка неотступно будоражила воображение, а три бутылки кислого вина разжигали в юном сердце священный огонь. И нашему герою привиделось нечто далекое и сказочное: просторные кабинеты, устланные коврами, кассиры за решетчатыми окошками, зеленые гроссбухи с красными надписями, дивной красоты металлическая касса с узорчатой насечкой, служащие, погруженные в изумительно стройные ряды цифр и старательно подсчитывающие доходы, серые ливреи, а в карете, запряженной четверкой лошадей, госпожа Ж.-Б. Шварц с плюмажем – все как на дорогих похоронах.
Сто франков! За сто франков получить все эти сокровища, а возможно, и больше! Вот он – маленький желудь, порождающий могучий дуб!
– Но я не хочу! – пискнула тем не менее испускающая дух добродетель нашего героя.
И, делая вид, что встает из-за стола, юноша добавил:
– Ни за какие блага, господин Лекок, я не стану подвергать себя опасности.
– Жан-Батист, – возразил коммивояжер тоном превосходства, – я вижу вас насквозь. Подумайте хорошенько. Дело и выеденного яйца не стоит, а кроме ста франков, вы можете получить еще и тепленькое местечко у Бертье.
– Но за одно свидание не дают ста франков, – отвечал эльзасец. – Здесь что-то нечисто.
– А если платит дама?.. – сделал новую попытку Лекок, взъерошив себе волосы.
Ну, кого же не растрогает такая любовь? А Лекок, решив ковать железо, пока горячо, воскликнул:
– Не стоит рассуждать о вещах, которых ты не понимаешь, старина! Скажем так: ты утопающий, а я – твой спаситель, ясно? Диспозиция у нас следующая: господин Шварц-кондитер в девять часов запирает дом на ночь; в половине десятого у тебя уже не будет другого выбора, как только искать ночлега где-нибудь на чердаке у господина Шварца-комиссара полиции.
– Но он же меня прогнал! – только и сумел вставить эльзасец.
– Черт возьми! Извольте понять одну истину: на всем белом свете только я один проявляю интерес к вашей персоне!
– Это верно, – пролепетал Ж.-Б. Шварц, размягченный выпитой водкой. – Я здесь совсем один!..
– Печальный изгнанник в чужих краях… Тут вспоминается множество стихов, положенных на музыку выдающимися композиторами. Однако же в десять часов десять минут комиссар полиции вернется домой после циркового представления у братьев Франкони, помнишь эту палатку на площади Префектуры? Он будет торопиться, находясь в дурном расположении духа из-за того, что по долгу службы ему придется уже в четырнадцатый раз созерцать господина Франкони-отца в генеральской форме и мадемуазель Лодоз в костюме Симодосеи. Он пойдет вверх по улице Префектуры и по улице Экюйер. Вы последуете за ним до площади Фонтетт – затем по улице Вильгельма Завоевателя до площади Акаций. Ее так назвали, поскольку она обсажена липами. Госпожа Шварц – эта малопривлекательная увядающая женщина, которая, однако, любит похохотать, когда ее щекочут, будет уже почивать. Вы подойдете к ее мужу – комиссару. Ваше появление будет для него неприятным сюрпризом; он воскликнет: «Ах, это снова вы!» Не исключено, что в запальчивости он даже добавит к этому восклицанию еще несколько слов и назовет вас бездельником или бродягой. Но это – его право: ведь каждую неделю у него бывает трое или четверо Шварцев. Да слушаете ли вы меня?
Жан-Батист слушал, хотя его сердце сильно колотилось и в ушах стоял шум. Господин Лекок продолжал:
– Внимание, приятель, теперь самое главное. Ты ему скажешь: «Господин комиссар и уважаемый соотечественник! Несчастья как будто преследуют меня в здешней столице. По самой невероятной случайности я остался без денег и в этой беде рассчитывал обратиться за поддержкой к одному коммерсанту, моему прежнему начальнику еще по Парижу – господину Лекоку, служащему дома Бертье, который продал сейф с секретом господину Банселлю…» Ну что, запомнил? И учти, что ты не просто языком будешь болтать, а получишь сто франков, если все запомнишь, как следует… «Но, – продолжишь ты, – этот молодой коммерсант сегодня вечером покинул гостиницу «У отважного петуха», служившую ему пристанищем, и в собственном экипаже отправился в Алансон…» Все это ты скажешь ради последних слов; повтори!
Ж.-Б. Шварц повторил, а потом спросил:
– А где я буду ночевать?
– Где бы вы ночевали, если бы не встретили меня, Жан-Батист? Но не будем отвлекаться на мелочи. Когда достойный комиссар попросит вас идти своей дорогой, считайте, что дело сделано и деньги ваши. А с ними – и моя признательность до гроба.
Молодой эльзасец задумался. Несмотря на сумбур в голове, он не находил ровным счетом ничего предосудительного в той мелкой услуге, о которой его просили. Но что его беспокоило, так это слишком большой размер вознаграждения, обещанного за сущую безделицу. Господин Лекок поднялся и бросил салфетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170