Мегре, Пуаро, мистера Жеглова? Загадка. Может быть, детективы есть лучший материал для изготовления садовников? Или многоликий глава Эльсинора просто нам симпатизирует. И потому делает из нас не остро дефицитных прожженных политиков, ни абсолютных солдат, ни кровожадных врачей, но садовников со счастливыми мозгами, с биофильной по Фромму натурой, садовников, задача у которых одна – чтобы всегда, везде хоть что-нибудь зеленело и цвело. Симпатизирует… Дудки! Мориарти говорил, что выбор у человека, попавшего в руки Пилара невелик. Два-три варианта. Значит все же, дело не в симпатиях, а в технологии… Что ж. По крайней мере, удел садовника предпочтительнее многих других. Нетрудная работа на свежем воздухе, кругом красота и порядок, располагающие пищеварение к безотказной службе.
Ну, Холмс! Ты мастер! Ты убедил себя, что садовник – это лучшая в мире профессия. Убедил, чтобы завтра блеснуть перед публикой своим театральным талантом. Убедил, чтобы финал спектакля вышел захватывающим. С оцепенением мужчин и массовым падением дам в обморок. Да будет так!
Холмс встал с дивана, подошел к окну. За ним тихо и солнечно продолжалась какая-то жизнь. Профессор Мориарти на спортплощадке измывался над тяжелоатлетическими снарядами. Бывший полковник Епифанов, только что обрезавший розы, сосал уколотый палец. Луи де Маар прогуливался с официанткой Вивьен, счастливой дальше некуда. Рука его лежала на том, что круглилось у нее ниже поясницы. Сын Епифанова-Жеглова Владимир сидел в прогулочной коляске насупленный. На коленках у него лежал увесистый том. Только что он шепеляво говорил матери:
– Как ты не понимаешь, что состояние элементарной частицы зависит от наблюдателя . Не измеряемый и ненаблюдаемый электрон ведет себя как волна! Но стоит подвергнуть его наблюдению, то есть войти с ним в контакт, как он схлопывается в частицу, в вещь, в существо! А из этого элементарно следует, что мир устроен гораздо проще, чем нам кажется! Понимаешь, мы его усложняем, так же как усложняем себе жизнь ненужными телодвижениями! Так же просто, как жизнь, устроен наш Бог, и вся беда в том, что мы, люди, устроены сложнее Него! Устроены сложнее, и навраны, потому что в нас очень много ненужного…
Мадемуазель Рене из сказанного сыном ничего не поняла, может быть, потому что думала о Шерлоке Холмсе. Мужчине Шерлоке Холмсе.
– После ужина схожу к ней на чай, – подумал Холмс. – Надо разведать диспозицию, что там и как, завтра это может пригодиться. – Да и тянет что-то.
19. Шпага и бейсбольная бита
Решившись на посещение «Трех дубов» Шерлок, Холмс оделся и стал раздумывать, стоит ли ему в связи с выходом в свет окончательно легализоваться, то есть впервые поужинать в обеденном зале или же, как всегда, пообедать у себя.
Вопрос разрешила Аннет Маркофф, вкатившая в номер тележку с полудюжиной позвякивавших серебряных кастрюлек.
– Люди говорят, что вас назавтра в «Три Дуба» пригласили? – беспокойно поглядывая, спросила горничная, занявшись сервировкой.
– Да, пригласили, а что? – механически спросил Холмс, все мысли которого были заняты изумительными запахами, исходившими из кастрюлек, несомненно, ниспосланных с самого неба. День был суматошным, нервным, он проголодался так, что не мог думать ни о чем, кроме пищи.
– После таких посещений «Трех Дубов» все пациенты покидают Эльсинор навсегда. А я привыкла к вам. Мы так славно с вами беседовали…
– Мы беседовали?! – отвлекся Холмс от запахов.
– Ну да. И я вас пару раз доставала своими соображениями. Признайтесь, ведь доставала!
– Ну, хорошо, хорошо. Действительно, благодаря вашей… – осекся, – благодаря вам, ход моих мыслей довольно часто изменялся.
В дверь постучались. Холмс сказал:
– Войдите! – и вошел Луи де Маар с Пиллоу-саном в одной руке и с гольф-бэгом на колесиках в другой.
– А, доктор Ватсон! Проходите, – сказал Шерлок Холмс не то де Маару, не то кукле. – Пообедаете со мной?
Маар смолчал, не зная, кому адресовано приглашение. Однако за стол уселся. Пиллоу-сан, устроившись у него на коленях, промямлил:
– Спасибо, Шерлок, я сыт по горло. Знаете, что я хочу теперь более всего? – Аннет Маркофф, почувствовав себя лишней, подсуетилась, чтобы скорее удалиться вместе с тележкой. Дверь за собой она прикрыла так, как будто та была сработана из гремучей ртути.
– Чего вы хотите более всего, мой неустрашимый разведчик?
– Обратно в подушку!
– Ни за что! Завтра я выписы… Завтра я покидаю санаторий, и хотел бы, чтобы этот номер заняли вы. Вместе с доктором Ватсоном.
Доктор Ватсон в исполнении Луи де Маара расцвел на секунду, затем улыбка его испарилась, как вода с раскаленной печи.
– Вы ешьте, Холмс, ешьте, – сказал он, распробовав глазами огромный кусок ростбифа. – Силы вам завтра понадобятся.
– Вы думаете? – мясо Холмс ел не как еду, а питание, необходимое организму для тяжелой физической работы.
– Думаю… – вздохнул Ватсон.
– А что там у вас в сумке для клюшек?
– Шпага, пара кинжалов, кастет и бита.
– Понятно! – подмигнул ему Холмс. – Считаете, они завтра мне понадобятся в диспуте с профессором Мориарти?
– Возможно, понадобятся…
– Послушайте, Ватсон, а могу я выиграть?
– Конечно, мой друг. Я бы даже сказал, что ваш выигрыш неминуем. И все кончится для вас неплохо.
– Вот как? А к чему мне тогда шпага и бейсбольная бита?
Ватсон не отвечал. Он грустно смотрел на Шерлока Холмса.
– Так к чему мне шпага? – повторил Холмс, намазывая телячий паштет на тост, только что выпрыгнувший из тостера.
– Чтоб все получилось красиво…
– А! – хрустнул тостом. – Чтоб зрители были довольны до слез и аплодировали искренне?
– Не надо, мой друг, все усложнять, – сказал Ватсон дружелюбно. – Ключ вставлен в замочную скважину, и просто надо его повернуть. Надо его повернуть и войти в…
– В заветную кладовку садовника?
– Не знаю. Но хорошо знаю, что, очутившись за дверью, вы ни о чем не пожалеете.
– Вы думаете, это хорошо – ни о чем не жалеть? Сомневаюсь.
– Может быть, это и не совсем хорошо, но отсюда надо выйти…
– А может, Ватсон, лучше вернуться в свою коморку и…
– И провести в ней всю оставшуюся жизнь? Глядя в потолок, в окно, разговаривая с куклой и с самим собой?
– Да, это скучно. И потому вы прелагаете мне приключение.
– Да, Шерлок…
– Приключение на сцене?
– Да где угодно, Шерлок, скажите только профессору.
– Значит, на сцене…
– Сцена эта и есть жизнь, и вы это узнаете, едва покинув ее.
– Ну, хорошо. Вы меня убедили. Тем более, я обещал профессору Перену…
– Профессору Пилату.
– Да-да, я обещал профессору Пилату быть завтра в три у мадмуазель Генриетты. И если вас это не затруднит, привезите, пожалуйста, все это, – указал заострившимся подбородком на гольф-бэг, – в «Три Дуба».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Ну, Холмс! Ты мастер! Ты убедил себя, что садовник – это лучшая в мире профессия. Убедил, чтобы завтра блеснуть перед публикой своим театральным талантом. Убедил, чтобы финал спектакля вышел захватывающим. С оцепенением мужчин и массовым падением дам в обморок. Да будет так!
Холмс встал с дивана, подошел к окну. За ним тихо и солнечно продолжалась какая-то жизнь. Профессор Мориарти на спортплощадке измывался над тяжелоатлетическими снарядами. Бывший полковник Епифанов, только что обрезавший розы, сосал уколотый палец. Луи де Маар прогуливался с официанткой Вивьен, счастливой дальше некуда. Рука его лежала на том, что круглилось у нее ниже поясницы. Сын Епифанова-Жеглова Владимир сидел в прогулочной коляске насупленный. На коленках у него лежал увесистый том. Только что он шепеляво говорил матери:
– Как ты не понимаешь, что состояние элементарной частицы зависит от наблюдателя . Не измеряемый и ненаблюдаемый электрон ведет себя как волна! Но стоит подвергнуть его наблюдению, то есть войти с ним в контакт, как он схлопывается в частицу, в вещь, в существо! А из этого элементарно следует, что мир устроен гораздо проще, чем нам кажется! Понимаешь, мы его усложняем, так же как усложняем себе жизнь ненужными телодвижениями! Так же просто, как жизнь, устроен наш Бог, и вся беда в том, что мы, люди, устроены сложнее Него! Устроены сложнее, и навраны, потому что в нас очень много ненужного…
Мадемуазель Рене из сказанного сыном ничего не поняла, может быть, потому что думала о Шерлоке Холмсе. Мужчине Шерлоке Холмсе.
– После ужина схожу к ней на чай, – подумал Холмс. – Надо разведать диспозицию, что там и как, завтра это может пригодиться. – Да и тянет что-то.
19. Шпага и бейсбольная бита
Решившись на посещение «Трех дубов» Шерлок, Холмс оделся и стал раздумывать, стоит ли ему в связи с выходом в свет окончательно легализоваться, то есть впервые поужинать в обеденном зале или же, как всегда, пообедать у себя.
Вопрос разрешила Аннет Маркофф, вкатившая в номер тележку с полудюжиной позвякивавших серебряных кастрюлек.
– Люди говорят, что вас назавтра в «Три Дуба» пригласили? – беспокойно поглядывая, спросила горничная, занявшись сервировкой.
– Да, пригласили, а что? – механически спросил Холмс, все мысли которого были заняты изумительными запахами, исходившими из кастрюлек, несомненно, ниспосланных с самого неба. День был суматошным, нервным, он проголодался так, что не мог думать ни о чем, кроме пищи.
– После таких посещений «Трех Дубов» все пациенты покидают Эльсинор навсегда. А я привыкла к вам. Мы так славно с вами беседовали…
– Мы беседовали?! – отвлекся Холмс от запахов.
– Ну да. И я вас пару раз доставала своими соображениями. Признайтесь, ведь доставала!
– Ну, хорошо, хорошо. Действительно, благодаря вашей… – осекся, – благодаря вам, ход моих мыслей довольно часто изменялся.
В дверь постучались. Холмс сказал:
– Войдите! – и вошел Луи де Маар с Пиллоу-саном в одной руке и с гольф-бэгом на колесиках в другой.
– А, доктор Ватсон! Проходите, – сказал Шерлок Холмс не то де Маару, не то кукле. – Пообедаете со мной?
Маар смолчал, не зная, кому адресовано приглашение. Однако за стол уселся. Пиллоу-сан, устроившись у него на коленях, промямлил:
– Спасибо, Шерлок, я сыт по горло. Знаете, что я хочу теперь более всего? – Аннет Маркофф, почувствовав себя лишней, подсуетилась, чтобы скорее удалиться вместе с тележкой. Дверь за собой она прикрыла так, как будто та была сработана из гремучей ртути.
– Чего вы хотите более всего, мой неустрашимый разведчик?
– Обратно в подушку!
– Ни за что! Завтра я выписы… Завтра я покидаю санаторий, и хотел бы, чтобы этот номер заняли вы. Вместе с доктором Ватсоном.
Доктор Ватсон в исполнении Луи де Маара расцвел на секунду, затем улыбка его испарилась, как вода с раскаленной печи.
– Вы ешьте, Холмс, ешьте, – сказал он, распробовав глазами огромный кусок ростбифа. – Силы вам завтра понадобятся.
– Вы думаете? – мясо Холмс ел не как еду, а питание, необходимое организму для тяжелой физической работы.
– Думаю… – вздохнул Ватсон.
– А что там у вас в сумке для клюшек?
– Шпага, пара кинжалов, кастет и бита.
– Понятно! – подмигнул ему Холмс. – Считаете, они завтра мне понадобятся в диспуте с профессором Мориарти?
– Возможно, понадобятся…
– Послушайте, Ватсон, а могу я выиграть?
– Конечно, мой друг. Я бы даже сказал, что ваш выигрыш неминуем. И все кончится для вас неплохо.
– Вот как? А к чему мне тогда шпага и бейсбольная бита?
Ватсон не отвечал. Он грустно смотрел на Шерлока Холмса.
– Так к чему мне шпага? – повторил Холмс, намазывая телячий паштет на тост, только что выпрыгнувший из тостера.
– Чтоб все получилось красиво…
– А! – хрустнул тостом. – Чтоб зрители были довольны до слез и аплодировали искренне?
– Не надо, мой друг, все усложнять, – сказал Ватсон дружелюбно. – Ключ вставлен в замочную скважину, и просто надо его повернуть. Надо его повернуть и войти в…
– В заветную кладовку садовника?
– Не знаю. Но хорошо знаю, что, очутившись за дверью, вы ни о чем не пожалеете.
– Вы думаете, это хорошо – ни о чем не жалеть? Сомневаюсь.
– Может быть, это и не совсем хорошо, но отсюда надо выйти…
– А может, Ватсон, лучше вернуться в свою коморку и…
– И провести в ней всю оставшуюся жизнь? Глядя в потолок, в окно, разговаривая с куклой и с самим собой?
– Да, это скучно. И потому вы прелагаете мне приключение.
– Да, Шерлок…
– Приключение на сцене?
– Да где угодно, Шерлок, скажите только профессору.
– Значит, на сцене…
– Сцена эта и есть жизнь, и вы это узнаете, едва покинув ее.
– Ну, хорошо. Вы меня убедили. Тем более, я обещал профессору Перену…
– Профессору Пилату.
– Да-да, я обещал профессору Пилату быть завтра в три у мадмуазель Генриетты. И если вас это не затруднит, привезите, пожалуйста, все это, – указал заострившимся подбородком на гольф-бэг, – в «Три Дуба».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110