Нашел вон там, за хребтом. И его, Глеба Жеглова найдут мертвым.
Он посмотрел на руки. Увидел их безжизненными, в трупных пятнах. Потом, освободившимся вдруг зрением, увидел себя. Откуда-то с небес. Увидел свой труп. На нем – черная птица за трапезой. Когда она, резко зримая, саданула клювом в глаз, вскочил, как ужаленный, ринулся вниз. Ринулся, презирая себя, спотыкаясь и падая, ринулся, не отрывая глаз от распадка, где только что был этот чертов санаторий, где был его кров, его жизнь, где должны были быть всесильный Перен, друг Шарапов, Рабле со своей кухней и эта сладкая Генриетта. Но их, всего того, что составляло его существование, не было! Жеглов чувствовал их отсутствие на всей Земле всем своим запуганным нутром.
Он споткнулся перед самой снежной линией. Упал ничком на камни. Полежал. Когда боль в ушибленных коленях унялась, и сердца не стало слышно, трусливо поднял голову.
Санаторий был!!! И не казался теперь игрушечным. Из трубы котельной торопко высвобождался призрачный дым. Высвобождался, чтобы тут же без остатка раствориться в голубеющем небе.
Жеглов встал. Отряхнулся. Оглянулся. Увидел свои следы. Следы неспешного подъема и бега назад. Постоял, решая, стоит ли экспериментировать. Решил, что стоит. И пошел вверх. Почти через каждый шаг оборачиваясь. Санаторий стал исчезать на девятом. На двенадцатом твердыня Эльсинора стала девственной. Пару раз пройдя взад-вперед с тем же результатом, Глеб лег в снег навзничь. Растворил взгляд в небе. Сказал вслух надломлено:
– Ну, скажи что-нибудь, скажи!
Небо молчало. Ему было все равно, что пластается под ним. Труп с черной птицей или человек.
– Надо привести сюда Маара, – решил Жеглов. – Если он не увидит санатория, значит, я здоров, и санаторий – мираж. Или все остальное мираж.
Решительно встав, он кинулся вниз.
18. Замкнут, как человек
После обеда Глеб вернулся к злополучному месту с Шараповым. Испытав те же чувства, которые испытал Жеглов, не увидев Эльсинора на законном лежбище, тот предложил пройти вдоль склона, чтобы установить, что собой представляет граница раздела видно – не видно в геометрическом смысле. Пойдя километра два частью по снегу, частью по грязи, они пришли к выводу, что ее проекция на поверхность земли, скорее всего, представляет собой правильную окружность.
– И она проходит вот так, – очертил ее указательным пальцем Жеглов. – И только здесь, в этом месте можно обнаружить ее существование. Там она проходит по лесу, там по скалам, непроходимым без специального снаряжения, а там и там следует по ущельям и распадкам, из которых Эльсинора никак не увидишь.
– Еще за кладбищем есть место, клочок склона, находясь на котором, можно предположить существование этого явления, – сказал Шарапов, с неприязнью разглядывая свои заляпанные грязью хромовые сапоги. – Мне Мегре рассказывал, что, проходя как-то это место, увидел, что Эльсинор исчез, увидел и почувствовал, что остался один на целом свете.
Вымыв сапоги в затейливом вешнем ручейке, они постояли, глядя на санаторий, пошли вниз.
– Ну и что ты по этому поводу в целом думаешь? Есть вывод? – спросил Жеглов, шедший впереди.
– Ты знаешь, я давно подозревал, что Эльсинор, замкнут на себя, замкнут как каждый почти человек. Нет, он вроде сообщается с внешним миром, поступают новые пациенты, мазут для котельной, солярку для генератора и продукты вроде подвозят. Это ощущение его практической замкнутости, ощущение, что вокруг него ничего нет, вошло в меня на следующий день после того, как я в нем освоился.
– Это все философия. А мне нужны факты.
– Факты?
– Да.
– Факты… Ну, вертолет несколько раз в год прилетает и улетает. Это – факт. Раз в квартал автоцистерна с нефтью, грузовичок с продуктами и медикаментами одни и те же приезжают, разгружаются и тут же уезжают. Это тоже факт. Еще я был свидетелем того, как Перен несколько раз разговаривал по радиотелефону с кем-то в Париже. А с другой стороны, у нас нет никакой связи с внешним миром. Нет телевидения, нет радио, нет газет. В общем, странная ситуация, особенно с этой полицией и судейскими, которые явно кого-то или что-то покрывают.
– Мне кажется, здесь проводится какой-то грандиозный эксперимент, – наклонившись, Жеглов сорвал подснежник, повертел перед глазами и пошел дальше, поместив цветок в петлицу. – Ваше НАТО, что-то тут изобретает. Какое-то оружие или защиту от ядерного нападения. И это в лучшем случае.
– А в худшем? – сорвав следующий подснежник, Шарапов проделал с ним то же самое, что и товарищ.
– Догадайся сам.
– Инопланетяне?!
– Да. Они. Смешно, конечно, но вполне возможно. В одной книжке, кажется, Пиранделло, я читал, как они захватили Землю и принудили людей каждый божий день сдавать им с носа по стакану желудочного сока. И людям эта затея со временем пришлась по вкусу, так как за этот стакан они имели круглогодично пищу, разнообразные предметы и развлечения. Согласись, у нас в Эльсиноре происходит примерно то же самое.
– То же самое?
– Да. Наши пришельцы утилизируют доходяг, предварительно вознаграждая их несколькими годами или месяцами дополнительной жизни.
– А я? Я уже забыл, сколько лет здесь живу. И меня, слава, богу, никто не утилизировал.
– Возможно, они тебя используют в каких-то особых целях. Как и Пелкастера.
– Опять ты за свое! Это надо же такое придумать! Фантастика.
– Эта Линия Видимости – тоже фантастика. Фантастика, данная нам в наших ощущениях. И посмотри на это, – указал на вертолетную площадку с двухэтажным служебным зданием сбоку. – К чему санаторию две вертолетные площадки?
– Это же старая площадка!
– Не похоже. Видишь кучи снега вокруг нее? Зимой ее расчищали. Да и здание вовсе не кажется заброшенным.
Как бы подтверждая его слова, из дома вышел тучный человек, за ним появился другой – угловатый, с ассиметричным лицом. Следом показался тощий человек в полицейской форме, он первым номером выносил носилки, на которых лежало тело женщины, покрытое простыней, запятнанной шоколадом и кровью. Увидев Жеглова с Шараповым, он сначала застыл в дверях, затем резко дал заднего хода, да так резко, что второй номер, судя по всему, не удержавшись на ногах, уронил носилки.
– Ты хочешь сказать, что вертолет в Эльсинор прилетает с этой площадки? – помахал им рукой Шарапов.
– Ты сам это сказал, – Глеб задумчиво смотрел на людей, делавших вид что прохожих не замечают.
– А где же тогда вертолет?
– Бог его знает. Может, он под таким же колпаком, но маленьким… А может, это и вовсе не вертолетная площадка, а космодром.
– Скажешь тоже! Космодром!
– Ты заметил, кого они выносили ногами вперед? – помолчав, спросил Глеб.
– Мне показалось, что мадмуазель Х…
– Ее. Аленку мою.
– Горюешь, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Он посмотрел на руки. Увидел их безжизненными, в трупных пятнах. Потом, освободившимся вдруг зрением, увидел себя. Откуда-то с небес. Увидел свой труп. На нем – черная птица за трапезой. Когда она, резко зримая, саданула клювом в глаз, вскочил, как ужаленный, ринулся вниз. Ринулся, презирая себя, спотыкаясь и падая, ринулся, не отрывая глаз от распадка, где только что был этот чертов санаторий, где был его кров, его жизнь, где должны были быть всесильный Перен, друг Шарапов, Рабле со своей кухней и эта сладкая Генриетта. Но их, всего того, что составляло его существование, не было! Жеглов чувствовал их отсутствие на всей Земле всем своим запуганным нутром.
Он споткнулся перед самой снежной линией. Упал ничком на камни. Полежал. Когда боль в ушибленных коленях унялась, и сердца не стало слышно, трусливо поднял голову.
Санаторий был!!! И не казался теперь игрушечным. Из трубы котельной торопко высвобождался призрачный дым. Высвобождался, чтобы тут же без остатка раствориться в голубеющем небе.
Жеглов встал. Отряхнулся. Оглянулся. Увидел свои следы. Следы неспешного подъема и бега назад. Постоял, решая, стоит ли экспериментировать. Решил, что стоит. И пошел вверх. Почти через каждый шаг оборачиваясь. Санаторий стал исчезать на девятом. На двенадцатом твердыня Эльсинора стала девственной. Пару раз пройдя взад-вперед с тем же результатом, Глеб лег в снег навзничь. Растворил взгляд в небе. Сказал вслух надломлено:
– Ну, скажи что-нибудь, скажи!
Небо молчало. Ему было все равно, что пластается под ним. Труп с черной птицей или человек.
– Надо привести сюда Маара, – решил Жеглов. – Если он не увидит санатория, значит, я здоров, и санаторий – мираж. Или все остальное мираж.
Решительно встав, он кинулся вниз.
18. Замкнут, как человек
После обеда Глеб вернулся к злополучному месту с Шараповым. Испытав те же чувства, которые испытал Жеглов, не увидев Эльсинора на законном лежбище, тот предложил пройти вдоль склона, чтобы установить, что собой представляет граница раздела видно – не видно в геометрическом смысле. Пойдя километра два частью по снегу, частью по грязи, они пришли к выводу, что ее проекция на поверхность земли, скорее всего, представляет собой правильную окружность.
– И она проходит вот так, – очертил ее указательным пальцем Жеглов. – И только здесь, в этом месте можно обнаружить ее существование. Там она проходит по лесу, там по скалам, непроходимым без специального снаряжения, а там и там следует по ущельям и распадкам, из которых Эльсинора никак не увидишь.
– Еще за кладбищем есть место, клочок склона, находясь на котором, можно предположить существование этого явления, – сказал Шарапов, с неприязнью разглядывая свои заляпанные грязью хромовые сапоги. – Мне Мегре рассказывал, что, проходя как-то это место, увидел, что Эльсинор исчез, увидел и почувствовал, что остался один на целом свете.
Вымыв сапоги в затейливом вешнем ручейке, они постояли, глядя на санаторий, пошли вниз.
– Ну и что ты по этому поводу в целом думаешь? Есть вывод? – спросил Жеглов, шедший впереди.
– Ты знаешь, я давно подозревал, что Эльсинор, замкнут на себя, замкнут как каждый почти человек. Нет, он вроде сообщается с внешним миром, поступают новые пациенты, мазут для котельной, солярку для генератора и продукты вроде подвозят. Это ощущение его практической замкнутости, ощущение, что вокруг него ничего нет, вошло в меня на следующий день после того, как я в нем освоился.
– Это все философия. А мне нужны факты.
– Факты?
– Да.
– Факты… Ну, вертолет несколько раз в год прилетает и улетает. Это – факт. Раз в квартал автоцистерна с нефтью, грузовичок с продуктами и медикаментами одни и те же приезжают, разгружаются и тут же уезжают. Это тоже факт. Еще я был свидетелем того, как Перен несколько раз разговаривал по радиотелефону с кем-то в Париже. А с другой стороны, у нас нет никакой связи с внешним миром. Нет телевидения, нет радио, нет газет. В общем, странная ситуация, особенно с этой полицией и судейскими, которые явно кого-то или что-то покрывают.
– Мне кажется, здесь проводится какой-то грандиозный эксперимент, – наклонившись, Жеглов сорвал подснежник, повертел перед глазами и пошел дальше, поместив цветок в петлицу. – Ваше НАТО, что-то тут изобретает. Какое-то оружие или защиту от ядерного нападения. И это в лучшем случае.
– А в худшем? – сорвав следующий подснежник, Шарапов проделал с ним то же самое, что и товарищ.
– Догадайся сам.
– Инопланетяне?!
– Да. Они. Смешно, конечно, но вполне возможно. В одной книжке, кажется, Пиранделло, я читал, как они захватили Землю и принудили людей каждый божий день сдавать им с носа по стакану желудочного сока. И людям эта затея со временем пришлась по вкусу, так как за этот стакан они имели круглогодично пищу, разнообразные предметы и развлечения. Согласись, у нас в Эльсиноре происходит примерно то же самое.
– То же самое?
– Да. Наши пришельцы утилизируют доходяг, предварительно вознаграждая их несколькими годами или месяцами дополнительной жизни.
– А я? Я уже забыл, сколько лет здесь живу. И меня, слава, богу, никто не утилизировал.
– Возможно, они тебя используют в каких-то особых целях. Как и Пелкастера.
– Опять ты за свое! Это надо же такое придумать! Фантастика.
– Эта Линия Видимости – тоже фантастика. Фантастика, данная нам в наших ощущениях. И посмотри на это, – указал на вертолетную площадку с двухэтажным служебным зданием сбоку. – К чему санаторию две вертолетные площадки?
– Это же старая площадка!
– Не похоже. Видишь кучи снега вокруг нее? Зимой ее расчищали. Да и здание вовсе не кажется заброшенным.
Как бы подтверждая его слова, из дома вышел тучный человек, за ним появился другой – угловатый, с ассиметричным лицом. Следом показался тощий человек в полицейской форме, он первым номером выносил носилки, на которых лежало тело женщины, покрытое простыней, запятнанной шоколадом и кровью. Увидев Жеглова с Шараповым, он сначала застыл в дверях, затем резко дал заднего хода, да так резко, что второй номер, судя по всему, не удержавшись на ногах, уронил носилки.
– Ты хочешь сказать, что вертолет в Эльсинор прилетает с этой площадки? – помахал им рукой Шарапов.
– Ты сам это сказал, – Глеб задумчиво смотрел на людей, делавших вид что прохожих не замечают.
– А где же тогда вертолет?
– Бог его знает. Может, он под таким же колпаком, но маленьким… А может, это и вовсе не вертолетная площадка, а космодром.
– Скажешь тоже! Космодром!
– Ты заметил, кого они выносили ногами вперед? – помолчав, спросил Глеб.
– Мне показалось, что мадмуазель Х…
– Ее. Аленку мою.
– Горюешь, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110