— Я вытер стекающий с верхней губы пот; внутри этого прямоугольника солнечного света я ощущал себя пойманным в капкан затененных симметричных глухих стен.
— Правильно ли я понял? — глухо спросил Дэрик. Его зажатые в коленях ладони вздрагивали, как отравленная мышь. — Мы унизим Страйгера в глазах публики и ослабим его влияние?
— Более или менее.
— Голосование будет закрытым; этого может оказаться достаточно… И вакансия в Совете… — Дэрик замолк, когда внушительный груз измены и возможных ее последствий начал давить на его плечи. — Если это сработает, Страйгер потеряет кресло. Его займет Элнер.
Дэрик заколебался: в нем боролись две стороны его жизни. И мне нужно было убедиться, что я заполучил его.
— Хочешь узнать правду о себе? — спросил я.
Дэрик вздрогнул и первый раз за всю жизнь не нашелся, что ответить.
— Говори, — только и сказал он. И, прежде чем я успел открыть рот, добавил: — Это Триумвират, да? Женитьба — им как-то удалось использовать ту женщину, — Дэрик имел в виду свою мать, — чтобы спрятать дефектные гены…
Именно на это все время намекал его отец, желая, чтобы все поверили.
— Нет. Твоя мать тут ни при чем. Каждый ген в твоем теле и теле Джули был вычислен, распланирован, как расположение улиц, еще до вашего рождения. Ты и вправду думаешь, что никто не заметил бы? Это сделал твой отец.
Мозг Дэрика завязался узлом.
— Это был Харон, — подтвердил я, прежде чем Дэрик успел назвать меня лжецом. — Он все распланировал; он и сам носил в себе специфические гены, нарочно внедренные. Никто больше об этом не знал.
— Но это же безумие, — прошептал Дэрик. — Почему он хотел разрушить линию рода?
— Он не думал, что разрушает ее. Думал, что улучшает. Хотел усилить род Та Мингов: чтобы члены семьи могли читать чужие мысли и никто не смог бы это обнаружить и чтобы даже подозрений не возникло. Чтобы они всегда оказывались на голову выше, впереди всех — и внутри Центавра, и за его пределами.
Дэрик поглядел на свои руки, тело, как будто увидел их впервые.
— Но идея не сработала?
— Не так, как ожидал Харон. Он не понял сути: это все равно, что пытаться сделать из кого-либо артиста, играющего мистерии, но получить вместо этого простого музыканта или танцора. Плоское вместо объемного.
Джули почти соответствовала его желанию. Она была эмотелепатом: могла чувствовать эмоции и проецировать собственные, но не могла считывать оформленную мысль и, не имея опыта, не могла контролировать эмоциональные импульсы. Она могла также и телепортироваться — телепортация легче поддавалось контролю, но для семьи это оказалось лишь бременем, помехой. Для рода Джули была шагом назад, для Харона — неудачей замысла. Но он попытался снова. Еще раз…
Глаза Дэрика забегали, ускользая от моего пристального взгляда.
— Тогда зачем они убили ее? Центавр. Его мать. — Он задрожал всем телом.
— Возможно, действительно несчастный случай. Дэрик, она не умерла, пока ты не вырос настолько, чтобы помнить об этом, и пока все остальные не убедились, что ты — нормальный.
В глаза Дэрика начало возвращаться благоразумие.
— Как ты скрывал свой Дар? — спросил я. — Все то время, пока рос? — Мне было интересно, как Дэрику удалось не выдать эту тайну, тогда как Джули не смогла выдержать.
— Джули… Джули ее скрыла, — ответил Дэрик, кусая губы.
— Но ведь она была маленькой девочкой.
— Да. Но уже знала, что с ней что-то не в порядке и что люди ненавидят ее за это. Она защищала меня, покрывала меня, учила скрывать свои способности.
Джули старалась спасти Дэрика от боли, которую чувствовала сама; она не могла вынести боль своего брата или избавиться от нее.
— Поэтому я так и ненавидел Джули, — сказал Дэрик.
Этот гнет, постоянный страх и боль, которые Джули чувствовала, но не знала, как скрыть. Он винил сестру за все это.
— Я не знал, что еще делать… Я мог доверять только ей, только она простила бы меня. И я все время ее мучил. Но, несмотря на эти пытки, она не выдала мою тайну. — Он ненавидел Джули даже за молчание.
Дэрик снова посмотрел на меня мрачными, бесцветными глазами. Мы оба понимали, что уже слишком поздно и изменить ничего нельзя. И я понял, что Дэрик никогда не простит мне правды о себе. Но теперь его измена отцу и Центавру превращалась в справедливое возмездие. Мозг Дэрика заново прокручивал предстоящую операцию — шаг за шагом.
— Аргентайн знает о таком… извращенном использовании ее аппаратуры?
— Да.
— И она согласна?
— Да.
— Элнер сказала, что ты остановился в Пургатории. — Дэрик бросил на меня взгляд, в котором отразилось чувство такое же густое и темное, как кровь.
— Верно. — Я выдержал его взгляд, чуть приподняв голову.
— И ты хочешь, чтобы я сказал Страйгеру, что ты в его распоряжении? — спросил Дэрик, и зрачки его расширились.
Я до боли сжал зубы.
— Да, и так, чтобы он поверил. Это должно произойти до того, как Конгресс соберется на голосование.
— И это все, что мне придется сделать? — Глаза Дэрика вспыхнули, посылая взгляд куда-то в сторону, вслед мыслям.
— Вероятно.
— Ну, проблем не будет, — пробормотал он, и я увидел, что его тонкие, как лезвие ножа, губы расползаются в улыбке, которую Дэрик не смог сдержать. — Вообще-то, — сказал он, — это звучит как хохма.
Глава 31
Когда флайер оторвался от земли, унося меня от дома Дэрика, я увидел, как особняк Элнер, заваливаясь куда-то в сторону, съеживается в маленькую точку. Мне пришлось подавлять в себе желание вернуться: постоять во дворе, окруженном каменными стенами, прогуляться по коридорам, пахнущим прошедшими веками, дотронуться до стола, усыпанного звездами, сияющими в пламени камина. Поговорить с Элнер, рассказать ей о том, что мне нужно делать…
Я сказал самому себе, что не застану ее там. Сказал себе правду: если бы она узнала, то постаралась бы остановить меня. Потому что она не поймет, не захочет увидеть мою боль. Чем меньше она знает об этом, тем лучше. И чем меньше я думаю о вещах и людях, с которыми я делил этот дом, тем легче мне будет расстаться с ним.
Вернувшись в Пургаторий, я нашел Аргентайн в примерочной — она гримировалась, надевала свое ночное лицо и, когда я вошел, повернулась в кресле. Одна половина ее лица отливала серебром, вторая — блестела, отражая свет как зеркало. Я прищурился.
— Джиро в порядке? — спросила она. — Что сделал Харон?
— С Джиро все хорошо, — ответил я. — Слишком хорошо и недостаточно… Я видел Дэрика. Мы договорились. Он сделает то, что мне от него нужно.
Аргентайн промолчала, с каким-то беспомощным желанием представляя в уме образ Дэрика.
— Он говорит, что это звучит как хохма.
Волна болезненного ощущения прокатилась в сознании Аргентайн. Она стиснула зубы: чувство вины, вдруг охватившее ее, не дало раскрыть Аргентайн рта, когда негодование возбудило в ней желание обозвать меня ублюдком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Правильно ли я понял? — глухо спросил Дэрик. Его зажатые в коленях ладони вздрагивали, как отравленная мышь. — Мы унизим Страйгера в глазах публики и ослабим его влияние?
— Более или менее.
— Голосование будет закрытым; этого может оказаться достаточно… И вакансия в Совете… — Дэрик замолк, когда внушительный груз измены и возможных ее последствий начал давить на его плечи. — Если это сработает, Страйгер потеряет кресло. Его займет Элнер.
Дэрик заколебался: в нем боролись две стороны его жизни. И мне нужно было убедиться, что я заполучил его.
— Хочешь узнать правду о себе? — спросил я.
Дэрик вздрогнул и первый раз за всю жизнь не нашелся, что ответить.
— Говори, — только и сказал он. И, прежде чем я успел открыть рот, добавил: — Это Триумвират, да? Женитьба — им как-то удалось использовать ту женщину, — Дэрик имел в виду свою мать, — чтобы спрятать дефектные гены…
Именно на это все время намекал его отец, желая, чтобы все поверили.
— Нет. Твоя мать тут ни при чем. Каждый ген в твоем теле и теле Джули был вычислен, распланирован, как расположение улиц, еще до вашего рождения. Ты и вправду думаешь, что никто не заметил бы? Это сделал твой отец.
Мозг Дэрика завязался узлом.
— Это был Харон, — подтвердил я, прежде чем Дэрик успел назвать меня лжецом. — Он все распланировал; он и сам носил в себе специфические гены, нарочно внедренные. Никто больше об этом не знал.
— Но это же безумие, — прошептал Дэрик. — Почему он хотел разрушить линию рода?
— Он не думал, что разрушает ее. Думал, что улучшает. Хотел усилить род Та Мингов: чтобы члены семьи могли читать чужие мысли и никто не смог бы это обнаружить и чтобы даже подозрений не возникло. Чтобы они всегда оказывались на голову выше, впереди всех — и внутри Центавра, и за его пределами.
Дэрик поглядел на свои руки, тело, как будто увидел их впервые.
— Но идея не сработала?
— Не так, как ожидал Харон. Он не понял сути: это все равно, что пытаться сделать из кого-либо артиста, играющего мистерии, но получить вместо этого простого музыканта или танцора. Плоское вместо объемного.
Джули почти соответствовала его желанию. Она была эмотелепатом: могла чувствовать эмоции и проецировать собственные, но не могла считывать оформленную мысль и, не имея опыта, не могла контролировать эмоциональные импульсы. Она могла также и телепортироваться — телепортация легче поддавалось контролю, но для семьи это оказалось лишь бременем, помехой. Для рода Джули была шагом назад, для Харона — неудачей замысла. Но он попытался снова. Еще раз…
Глаза Дэрика забегали, ускользая от моего пристального взгляда.
— Тогда зачем они убили ее? Центавр. Его мать. — Он задрожал всем телом.
— Возможно, действительно несчастный случай. Дэрик, она не умерла, пока ты не вырос настолько, чтобы помнить об этом, и пока все остальные не убедились, что ты — нормальный.
В глаза Дэрика начало возвращаться благоразумие.
— Как ты скрывал свой Дар? — спросил я. — Все то время, пока рос? — Мне было интересно, как Дэрику удалось не выдать эту тайну, тогда как Джули не смогла выдержать.
— Джули… Джули ее скрыла, — ответил Дэрик, кусая губы.
— Но ведь она была маленькой девочкой.
— Да. Но уже знала, что с ней что-то не в порядке и что люди ненавидят ее за это. Она защищала меня, покрывала меня, учила скрывать свои способности.
Джули старалась спасти Дэрика от боли, которую чувствовала сама; она не могла вынести боль своего брата или избавиться от нее.
— Поэтому я так и ненавидел Джули, — сказал Дэрик.
Этот гнет, постоянный страх и боль, которые Джули чувствовала, но не знала, как скрыть. Он винил сестру за все это.
— Я не знал, что еще делать… Я мог доверять только ей, только она простила бы меня. И я все время ее мучил. Но, несмотря на эти пытки, она не выдала мою тайну. — Он ненавидел Джули даже за молчание.
Дэрик снова посмотрел на меня мрачными, бесцветными глазами. Мы оба понимали, что уже слишком поздно и изменить ничего нельзя. И я понял, что Дэрик никогда не простит мне правды о себе. Но теперь его измена отцу и Центавру превращалась в справедливое возмездие. Мозг Дэрика заново прокручивал предстоящую операцию — шаг за шагом.
— Аргентайн знает о таком… извращенном использовании ее аппаратуры?
— Да.
— И она согласна?
— Да.
— Элнер сказала, что ты остановился в Пургатории. — Дэрик бросил на меня взгляд, в котором отразилось чувство такое же густое и темное, как кровь.
— Верно. — Я выдержал его взгляд, чуть приподняв голову.
— И ты хочешь, чтобы я сказал Страйгеру, что ты в его распоряжении? — спросил Дэрик, и зрачки его расширились.
Я до боли сжал зубы.
— Да, и так, чтобы он поверил. Это должно произойти до того, как Конгресс соберется на голосование.
— И это все, что мне придется сделать? — Глаза Дэрика вспыхнули, посылая взгляд куда-то в сторону, вслед мыслям.
— Вероятно.
— Ну, проблем не будет, — пробормотал он, и я увидел, что его тонкие, как лезвие ножа, губы расползаются в улыбке, которую Дэрик не смог сдержать. — Вообще-то, — сказал он, — это звучит как хохма.
Глава 31
Когда флайер оторвался от земли, унося меня от дома Дэрика, я увидел, как особняк Элнер, заваливаясь куда-то в сторону, съеживается в маленькую точку. Мне пришлось подавлять в себе желание вернуться: постоять во дворе, окруженном каменными стенами, прогуляться по коридорам, пахнущим прошедшими веками, дотронуться до стола, усыпанного звездами, сияющими в пламени камина. Поговорить с Элнер, рассказать ей о том, что мне нужно делать…
Я сказал самому себе, что не застану ее там. Сказал себе правду: если бы она узнала, то постаралась бы остановить меня. Потому что она не поймет, не захочет увидеть мою боль. Чем меньше она знает об этом, тем лучше. И чем меньше я думаю о вещах и людях, с которыми я делил этот дом, тем легче мне будет расстаться с ним.
Вернувшись в Пургаторий, я нашел Аргентайн в примерочной — она гримировалась, надевала свое ночное лицо и, когда я вошел, повернулась в кресле. Одна половина ее лица отливала серебром, вторая — блестела, отражая свет как зеркало. Я прищурился.
— Джиро в порядке? — спросила она. — Что сделал Харон?
— С Джиро все хорошо, — ответил я. — Слишком хорошо и недостаточно… Я видел Дэрика. Мы договорились. Он сделает то, что мне от него нужно.
Аргентайн промолчала, с каким-то беспомощным желанием представляя в уме образ Дэрика.
— Он говорит, что это звучит как хохма.
Волна болезненного ощущения прокатилась в сознании Аргентайн. Она стиснула зубы: чувство вины, вдруг охватившее ее, не дало раскрыть Аргентайн рта, когда негодование возбудило в ней желание обозвать меня ублюдком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140