— спросила Кисс, поднимая бровь. Эзра насупился.
— Смерти, — ответил я, чувствуя, как слово вываливается изо рта, холодное и тяжелое. — Частицы, обломки, остатки планет — вот из чего он сделан. И вот почему здесь нет ничего живого.
Солнце медленно садилось за скалы. Киссиндра схватила меня за плечо:
— Кто сказал тебе это?
— Что? — Обернувшись, я увидел на месте ее глаз лишь солнечные пятна.
— Кто?..
Я покачал головой. Мои мысли текли медленно и тяжело, как жидкое стекло.
— Не знаю. Слышал где-то. Думал, вы знаете.
— Никогда не слышала об этом. — Она покачала головой, но это не было отрицанием. Прищурившись, она напряженно глядела вдаль, на каменное море, дрожа от восхищения.
— Выдумывает он, — пробурчал Эзра, боясь сказать мне это в лицо. Кисс начала бормотать в диктофон свои впечатления, посматривая время от времени на меня.
Все еще чувствуя себя так, будто меня ударили по голове, я наклонился, пытаясь скрыть то, что творилось сейчас внутри. Я выдернул из сапога нож, разогнулся. Прислонясь к скале, залез во внутренний карман куртки, нащупал купленный еще утром неизвестный мне экзотический фрукт и начал счищать кожуру, успокаивая трясущиеся руки. Только после этого я посмотрел на Киссиндру и Эзру.
Своим видом они напоминали парочку испуганных малышей, нескрываемый страх сползал с их вытянувшихся физиономий, — точно они раньше никогда не видели, как кто-нибудь вынимает нож.
— Не имею привычки выдумывать, — сказал я наконец. Они с готовностью закивали головами. Лучше б я промолчал. Я не знал, откуда я взял то, о чем сказал им. Даже не мог припомнить, чтобы я вообще знал это раньше, до сегодняшнего путешествия. Неожиданно я понял, что уверен сейчас только в одном: я — пришлый, чужак. Всегда был им и всегда буду.
Я вернул нож на место.
— Увидимся. — Едва взглянув на Киссиндру и Эзру, я направился к челноку; и они пошли за мной.
— Кот?.. — вдруг тихо позвала Кисс.
Я обернулся.
Она облизала губы.
— Ты можешь… ты вправду можешь читать мои мысли?
Итак, вот оно. Она знала, что я псион, знала, что это кровь гидранов делала меня не похожим на других, странным, чужим. Но она не знала всего остального… Возможно, что и не хотела знать.
— Нет, — отчетливо проговорил я, — не могу. — И пошел дальше.
В челноке я съел свой скудный обед, наполнив косточками пепельницу, где уже лежала чья-то жеваная героиновая жвачка, забивая своим запахом воздушные фильтры. Рядом валялся солидный остаток камфарного леденца. Я взял было его… и положил обратно: на сегодня слишком много прошлого. А может, оно меня не отпустит никогда. Может, мне только казалось, что памятник смерти заваливался сейчас куда-то вбок, съеживаясь в точку по мере того, как челнок удалялся от планеты. Может, он жил внутри меня…
Тогда все легко объяснялось. Иначе как я мог знать?.. Или просто я лучше других мог читать те неуловимые знаки, сообщения, проскальзывающие мимо сознания куда-то в глубины мозга? Памятник прямо дышал ими. В конце концов, может быть, творцы больше походили на гидранов, чем на людей. Но эта мысль не избавила меня от усиливавшегося с каждым часом ощущения, что я растворяюсь в пространстве. Я опять потрогал серьгу. Сначала сигнал, потом Киссиндра, потом вот это… Я вспомнил, что, возвратясь, снова попаду в электронную сеть невидимки. Люди всегда старались делать мою жизнь невыносимой. Они травили меня, как и любого, в чьих жилах текла кровь Гидры. От расы гидранов мало что осталось… Соберись с духом. Перестань быть собственной тенью. Я разжал пальцы, вцепившиеся в подлокотники кресла.
Сдерживая дыхание, я всю оставшуюся дорогу пытался держать мозг выключенным. Когда мы приземлились, я снова очутился в стерильном чреве порта. Его массивные пластико-керамические стены окружали меня, словно крепость. По залу сновали люди — человек пятьдесят, и никто не проявлял ко мне никакого интереса. Я двинулся дальше, освобождая, насколько мог, мозговые рецепторы, прислушиваясь: ничего. Зудящего радио-невидимки в мозгу не было… если оно вообще не примерещился мне тогда, в торговом зале. Моя телепатическая способность умерла три года назад, но иногда мозг разыгрывал со мной подобные шутки.
Кивком головы я отделался от своих спутников в пошел с толпой туристов через керамическое поле к воротам. Человеческие ручейки текли по площадке, вливаясь в гулкую пасть широкой аллеи, ведущей сквозь запутанные музейные внутренности к лифтам, готовым вынести туристов наверх, в городскую часть порта. Я шел вместе с толпой, для собственного спокойствия стараясь держаться ближе к стене.
И вдруг я замер и уставился на стену. Там, внутри кривого, нарисованного баллончиком с краской сердца было мое имя. КОТ. КОТ И ДЖУЛИ. Несколько человек налетели на меня, послышалась брань. Мне было наплевать. Я даже не заметил, как толпа схлынула, не заметил, что остался один на один со звуком собственного дыхания и надписью на стене. Я почувствовал, что меня охватывает паника. День, начавшийся странно, оборачивался безумием. Я оглянулся. Свет и мрак, сменяя друг друга, расползались по стенам, стекали по колоннам, словно живя собственной, независимой ни от кого жизнью.
Я резко повернулся, остро ощутив опасность за секунду до того, как мой взгляд ухватил чье-то движение. Две тени выскользнули из темной аллеи и двинулись на меня. Последнее, что я увидел, — это ярко-оранжевая вспышка, разноцветное мерцание эмблемы на чьем-то рукаве…
Ледяные челюсти небытия сдавили мне горло, впиваясь химическими зубами в сонную артерию. Мир провалился в бездну.
Глава 1
Я очнулся на борту незнакомого корабля. Такого корабля я прежде не видел. Я лежал на пластиковой откидной койке в комнате, которую никак нельзя было спутать с моей каютой или с любым другим помещением на «Дарвине». Я бы тут и с завязанными глазами не ошибся. Последнее, что я помнил, — это яркую переливающуюся эмблему на форменной куртке легионера какой-то Службы Безопасности; теперь меня окружали серо-зеленые, помоечного цвета стены, показное подражание аскетизму в виде убогих стола и стула, ячейки информационного архива, похожие на соты, кровать — все покрашено в защитный цвет, противно было смотреть.
Меня похитили молодцы из Службы Безопасности какой-то корпорации… Это ни о чем не говорило, кроме того, что я нахожусь здесь. Я попытался сесть и слегка удивился, что смог. Ни ремней, ни веревок на мне не было. Нож исчез. Ощупав шею, я наткнулся на пластырь и сорвал его. Меня накачали наркотиком, но голова вроде бы работала.
Дверь каюты плавно скользнула вбок, точно они ждали, когда я проснусь. Вошли двое — возможно, те же, кто меня сцапал. Один смуглый, второй бледный. У них были одинаковые лица, и одеты они были в одинаковую серо-серебряную форму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Смерти, — ответил я, чувствуя, как слово вываливается изо рта, холодное и тяжелое. — Частицы, обломки, остатки планет — вот из чего он сделан. И вот почему здесь нет ничего живого.
Солнце медленно садилось за скалы. Киссиндра схватила меня за плечо:
— Кто сказал тебе это?
— Что? — Обернувшись, я увидел на месте ее глаз лишь солнечные пятна.
— Кто?..
Я покачал головой. Мои мысли текли медленно и тяжело, как жидкое стекло.
— Не знаю. Слышал где-то. Думал, вы знаете.
— Никогда не слышала об этом. — Она покачала головой, но это не было отрицанием. Прищурившись, она напряженно глядела вдаль, на каменное море, дрожа от восхищения.
— Выдумывает он, — пробурчал Эзра, боясь сказать мне это в лицо. Кисс начала бормотать в диктофон свои впечатления, посматривая время от времени на меня.
Все еще чувствуя себя так, будто меня ударили по голове, я наклонился, пытаясь скрыть то, что творилось сейчас внутри. Я выдернул из сапога нож, разогнулся. Прислонясь к скале, залез во внутренний карман куртки, нащупал купленный еще утром неизвестный мне экзотический фрукт и начал счищать кожуру, успокаивая трясущиеся руки. Только после этого я посмотрел на Киссиндру и Эзру.
Своим видом они напоминали парочку испуганных малышей, нескрываемый страх сползал с их вытянувшихся физиономий, — точно они раньше никогда не видели, как кто-нибудь вынимает нож.
— Не имею привычки выдумывать, — сказал я наконец. Они с готовностью закивали головами. Лучше б я промолчал. Я не знал, откуда я взял то, о чем сказал им. Даже не мог припомнить, чтобы я вообще знал это раньше, до сегодняшнего путешествия. Неожиданно я понял, что уверен сейчас только в одном: я — пришлый, чужак. Всегда был им и всегда буду.
Я вернул нож на место.
— Увидимся. — Едва взглянув на Киссиндру и Эзру, я направился к челноку; и они пошли за мной.
— Кот?.. — вдруг тихо позвала Кисс.
Я обернулся.
Она облизала губы.
— Ты можешь… ты вправду можешь читать мои мысли?
Итак, вот оно. Она знала, что я псион, знала, что это кровь гидранов делала меня не похожим на других, странным, чужим. Но она не знала всего остального… Возможно, что и не хотела знать.
— Нет, — отчетливо проговорил я, — не могу. — И пошел дальше.
В челноке я съел свой скудный обед, наполнив косточками пепельницу, где уже лежала чья-то жеваная героиновая жвачка, забивая своим запахом воздушные фильтры. Рядом валялся солидный остаток камфарного леденца. Я взял было его… и положил обратно: на сегодня слишком много прошлого. А может, оно меня не отпустит никогда. Может, мне только казалось, что памятник смерти заваливался сейчас куда-то вбок, съеживаясь в точку по мере того, как челнок удалялся от планеты. Может, он жил внутри меня…
Тогда все легко объяснялось. Иначе как я мог знать?.. Или просто я лучше других мог читать те неуловимые знаки, сообщения, проскальзывающие мимо сознания куда-то в глубины мозга? Памятник прямо дышал ими. В конце концов, может быть, творцы больше походили на гидранов, чем на людей. Но эта мысль не избавила меня от усиливавшегося с каждым часом ощущения, что я растворяюсь в пространстве. Я опять потрогал серьгу. Сначала сигнал, потом Киссиндра, потом вот это… Я вспомнил, что, возвратясь, снова попаду в электронную сеть невидимки. Люди всегда старались делать мою жизнь невыносимой. Они травили меня, как и любого, в чьих жилах текла кровь Гидры. От расы гидранов мало что осталось… Соберись с духом. Перестань быть собственной тенью. Я разжал пальцы, вцепившиеся в подлокотники кресла.
Сдерживая дыхание, я всю оставшуюся дорогу пытался держать мозг выключенным. Когда мы приземлились, я снова очутился в стерильном чреве порта. Его массивные пластико-керамические стены окружали меня, словно крепость. По залу сновали люди — человек пятьдесят, и никто не проявлял ко мне никакого интереса. Я двинулся дальше, освобождая, насколько мог, мозговые рецепторы, прислушиваясь: ничего. Зудящего радио-невидимки в мозгу не было… если оно вообще не примерещился мне тогда, в торговом зале. Моя телепатическая способность умерла три года назад, но иногда мозг разыгрывал со мной подобные шутки.
Кивком головы я отделался от своих спутников в пошел с толпой туристов через керамическое поле к воротам. Человеческие ручейки текли по площадке, вливаясь в гулкую пасть широкой аллеи, ведущей сквозь запутанные музейные внутренности к лифтам, готовым вынести туристов наверх, в городскую часть порта. Я шел вместе с толпой, для собственного спокойствия стараясь держаться ближе к стене.
И вдруг я замер и уставился на стену. Там, внутри кривого, нарисованного баллончиком с краской сердца было мое имя. КОТ. КОТ И ДЖУЛИ. Несколько человек налетели на меня, послышалась брань. Мне было наплевать. Я даже не заметил, как толпа схлынула, не заметил, что остался один на один со звуком собственного дыхания и надписью на стене. Я почувствовал, что меня охватывает паника. День, начавшийся странно, оборачивался безумием. Я оглянулся. Свет и мрак, сменяя друг друга, расползались по стенам, стекали по колоннам, словно живя собственной, независимой ни от кого жизнью.
Я резко повернулся, остро ощутив опасность за секунду до того, как мой взгляд ухватил чье-то движение. Две тени выскользнули из темной аллеи и двинулись на меня. Последнее, что я увидел, — это ярко-оранжевая вспышка, разноцветное мерцание эмблемы на чьем-то рукаве…
Ледяные челюсти небытия сдавили мне горло, впиваясь химическими зубами в сонную артерию. Мир провалился в бездну.
Глава 1
Я очнулся на борту незнакомого корабля. Такого корабля я прежде не видел. Я лежал на пластиковой откидной койке в комнате, которую никак нельзя было спутать с моей каютой или с любым другим помещением на «Дарвине». Я бы тут и с завязанными глазами не ошибся. Последнее, что я помнил, — это яркую переливающуюся эмблему на форменной куртке легионера какой-то Службы Безопасности; теперь меня окружали серо-зеленые, помоечного цвета стены, показное подражание аскетизму в виде убогих стола и стула, ячейки информационного архива, похожие на соты, кровать — все покрашено в защитный цвет, противно было смотреть.
Меня похитили молодцы из Службы Безопасности какой-то корпорации… Это ни о чем не говорило, кроме того, что я нахожусь здесь. Я попытался сесть и слегка удивился, что смог. Ни ремней, ни веревок на мне не было. Нож исчез. Ощупав шею, я наткнулся на пластырь и сорвал его. Меня накачали наркотиком, но голова вроде бы работала.
Дверь каюты плавно скользнула вбок, точно они ждали, когда я проснусь. Вошли двое — возможно, те же, кто меня сцапал. Один смуглый, второй бледный. У них были одинаковые лица, и одеты они были в одинаковую серо-серебряную форму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140