Они обожгли лицо, как кислота, словно не появлялись многие годы, с того самого момента, когда, убив, я понял, что сделал — с ним, с собой. Когда я заглянул в мой собственный мозг и увидел дыру, абсолютное ничто, которое я сделал из другого человека с помощью телепатии и ружья: рану, кровоточащую ненавистью и ужасом, рану, которая никогда не затянется. Когда я понял, что разрушил Дар, уже ставший моей жизнью. Что я вернулся на то же место, откуда ушел. Слепой, одинокий, ползущий в никуда… Я вытер глаза, сдерживая рыдания… ничего не чувствуя.
Элнер в шоке смотрела на меня с выражением благоговейного ужаса на лице — так смотрят где-нибудь в Куарро на пронзительно кричащих и проклинающих землю и небеса погорельцев, стоящих на коленях возле пылающего дома. Если до этого Элнер и сомневалась в том, все ли выродки — сумасшедшие, то я только что начисто рассеял ее сомнения… Элнер повернулась к дверям.
— Я думаю, — пробормотала она, нащупывая на стене открывающую дверь пластину-выключатель, — что ваша работа на семью Та Минг закончена. Вы уже достаточно потрудились. — Злость и разочарование вновь прозвучали в ее голосе. Дверь открылась. — Ни при каких обстоятельствах вы не должны появляться на приеме. Сегодня вечером работает моя охрана. Они позаботятся о вас, если вы там появитесь.
Элнер ушла. Дверь скользнула на место, и я снова оказался один. Я сел, выставив лицо навстречу наступающему вечеру, ослепнув от слез. Боль ножом колола в уголках глаз. Встав, я заковылял по комнате в поисках мусорной корзины. Найдя ее, я хорошенько проблевался. После чего голове стало чуточку лучше, но руки все еще тряслись.
Я лег на кушетку. Когда слезы высохли, кожу на лице стянуло. Что, черт побери, творится со мной? Может, я заболел, может, устал… а может, начиналось это. Симптомы: мозг выедает тело, поскольку наркотики не дают мозгу есть самого себя. Тело посылает мне предупреждение, приказывая остановиться ради Бога, — я дотронулся до пластыря, сидящего за ухом. Меня только что выгнали с работы, ведь так? Мой покров сорван, так какой же смысл носить пластырь, ползать на сломанных ногах?..
Я попытался заставить пальцы сорвать наркотик. А Элнер? Кто-то все еще пытается ее убить — это ведь не изменилось. «Пошла она на фиг…» — сказал я себе. Но от такой мысли мне стало еще омерзительнее. Я превратил ее жизнь в руины. И чего я ждал от нее в ответ — благодарности? Кроме того, ведь это Брэди нанял меня и еще не выпинал с работы. Может, я должен ждать. Мне нужны деньги. Мне нужно…
Я свернулся калачиком, положил голову на твердую подушку, чувствуя, как моя злоба медленно тает, растекаясь в лужу зависти. Мозгом я чувствовал под собой все уровни особняка, ловил усиливающееся бормотание чужих мыслей — это прибывали гости.
Элнер говорила, что ненавидит приемы, что они — пустая трата времени. Вероятно, этот прием ей ненавистен больше остальных. Но я чувствовал где-то в глубине ее мозга воспоминания о том времени, когда она любила музыку и танцы, компанию лучших из лучших… когда голова кружилась от вина и смеха; когда каждое слово сверкало и переливалось, как бриллиант, а каждое чувство сливалось в музыкальной гармонии с остальными; когда она была влюблена… Я не мог удержаться, чтобы не поразмышлять о том, как чувствует себя тот, кто имеет все, что хочет, даже счастье. Недолго оно длилось у Элнер, но разве есть на Земле вечное? Я думал, что по крайней мере на один вечер мне удастся почувствовать его. Но любые воспоминания, приходящие на ум сегодня вечером, становились каменными.
Я пустил щупальца скользить в мутной воде сотни собравшихся внизу умов. Они были вместе, но каждый — сам по себе, даже в таком месте, как это. Я столкнулся с обрывками образов и эмоций, собирая их в память, как грибы в корзину: чей то взгляд, упавший на красивую женщину, усыпанную драгоценностями; неожиданный вкус свежих фруктов с источающей шоколад кожицей; запах роз и иноземных благовоний. Пульсирующая музыка, едкое недовольство, звериная похоть, когда чей-то кроваво-красный ноготь медленно провел по чьему-то /моему позвоночнику. Это было так легко, все они так слепы… Я потерялся внутри их удовольствия, огня и льда… псион.
Я сел на кушетке, выдернутый из своей подсматривающей за голыми девушками дремоты, когда мой мозг, блуждая, наткнулся на ложно открытую дверь. Но я был потерян и беспомощен и даже не пытался защитить свои мысли, поскольку знал, что ни один из этих твердолобых ничего не пронюхает. Однако этот не был твердолобым. Это был человек — вот все, что я успел заметить наверняка до того, как он засек меня и в страшной, внезапно нахлынувшей панике отрезал меня от себя. Я ринулся за ним, как фехтовальщик, наносящий укол, набрасывая сеть щупалец на море сияющих в темноте звезд — на собравшихся гостей. Но он ускользнул, погрузившись в вакуум, который вечно разделял эти звезды. Он был плох, но я — тоже. И единственное, что он знал, — это как прятаться.
Через некоторое время я бросил охоту и откинулся на кушетке, снова утопая в чужом сладострастии, играя роль полового извращенца, подглядывающего за эротической сценой. В этом я был мастак, да к тому же и Брэди не хотел, чтобы я раскапывал секреты семьи… Аромат теплой плоти и парфюмерии; электрический шок внезапного унижения; кто то, смеющийся ослиным, трубным, смехом; синтезаторная музыка».
Дверь открылась.
Я подскочил, испугавшись, что это пришла Элнер и застала меня выворачивающим мозги наизнанку. Но это был Дэрик. Судорога удивления свела его лицо, словно меньше всего на свете он ожидал увидеть здесь еще одно человеческое существо… или меня. Дэрик рассмеялся. Смех оборвался — будто с треском переломилась палка.
— Ну привет. — Дэрик вошел в комнату, двигаясь как на шарнирах. — Вот куда она тебя сослала… Кота в мешке не утаишь, я слышал. — Он поднял брови, самодовольно и глупо улыбаясь шутке, которую я не принял. — Теперь все знают твою тайну. Ты нигде не будешь в безопасности. Ты — меченый, для хайперов… ты — знаменит. Бедная тетушка готова сделать из твоих кишок струны для скрипки. — Я сел прямо, нажимая ладонями на глаза, когда в голове снова начала пульсировать боль. — Я не хотел навязываться или вторгаться в твое уединение. Могу сказать, что ты, должно быть, прекрасно проводишь время здесь, наверху, в одиночестве, пока внизу без тебя идет прием века. — Я не видел, но слышал, как Дэрик прошел мимо меня. — Она даже не принесла тебе чашечки тепловатого чая и горсти крошек? Да… не позаботилась. Но она так восхитительно проводит сейчас время…
— Господи! — сказал я. — Вы и вправду ослиная задница. — Я поднял голову.
Дэрик посмотрел на меня невидящим взглядом.
— Ты прав… — На лице его опять появилось удивление, точно он впервые в жизни увидел в зеркале свое отражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Элнер в шоке смотрела на меня с выражением благоговейного ужаса на лице — так смотрят где-нибудь в Куарро на пронзительно кричащих и проклинающих землю и небеса погорельцев, стоящих на коленях возле пылающего дома. Если до этого Элнер и сомневалась в том, все ли выродки — сумасшедшие, то я только что начисто рассеял ее сомнения… Элнер повернулась к дверям.
— Я думаю, — пробормотала она, нащупывая на стене открывающую дверь пластину-выключатель, — что ваша работа на семью Та Минг закончена. Вы уже достаточно потрудились. — Злость и разочарование вновь прозвучали в ее голосе. Дверь открылась. — Ни при каких обстоятельствах вы не должны появляться на приеме. Сегодня вечером работает моя охрана. Они позаботятся о вас, если вы там появитесь.
Элнер ушла. Дверь скользнула на место, и я снова оказался один. Я сел, выставив лицо навстречу наступающему вечеру, ослепнув от слез. Боль ножом колола в уголках глаз. Встав, я заковылял по комнате в поисках мусорной корзины. Найдя ее, я хорошенько проблевался. После чего голове стало чуточку лучше, но руки все еще тряслись.
Я лег на кушетку. Когда слезы высохли, кожу на лице стянуло. Что, черт побери, творится со мной? Может, я заболел, может, устал… а может, начиналось это. Симптомы: мозг выедает тело, поскольку наркотики не дают мозгу есть самого себя. Тело посылает мне предупреждение, приказывая остановиться ради Бога, — я дотронулся до пластыря, сидящего за ухом. Меня только что выгнали с работы, ведь так? Мой покров сорван, так какой же смысл носить пластырь, ползать на сломанных ногах?..
Я попытался заставить пальцы сорвать наркотик. А Элнер? Кто-то все еще пытается ее убить — это ведь не изменилось. «Пошла она на фиг…» — сказал я себе. Но от такой мысли мне стало еще омерзительнее. Я превратил ее жизнь в руины. И чего я ждал от нее в ответ — благодарности? Кроме того, ведь это Брэди нанял меня и еще не выпинал с работы. Может, я должен ждать. Мне нужны деньги. Мне нужно…
Я свернулся калачиком, положил голову на твердую подушку, чувствуя, как моя злоба медленно тает, растекаясь в лужу зависти. Мозгом я чувствовал под собой все уровни особняка, ловил усиливающееся бормотание чужих мыслей — это прибывали гости.
Элнер говорила, что ненавидит приемы, что они — пустая трата времени. Вероятно, этот прием ей ненавистен больше остальных. Но я чувствовал где-то в глубине ее мозга воспоминания о том времени, когда она любила музыку и танцы, компанию лучших из лучших… когда голова кружилась от вина и смеха; когда каждое слово сверкало и переливалось, как бриллиант, а каждое чувство сливалось в музыкальной гармонии с остальными; когда она была влюблена… Я не мог удержаться, чтобы не поразмышлять о том, как чувствует себя тот, кто имеет все, что хочет, даже счастье. Недолго оно длилось у Элнер, но разве есть на Земле вечное? Я думал, что по крайней мере на один вечер мне удастся почувствовать его. Но любые воспоминания, приходящие на ум сегодня вечером, становились каменными.
Я пустил щупальца скользить в мутной воде сотни собравшихся внизу умов. Они были вместе, но каждый — сам по себе, даже в таком месте, как это. Я столкнулся с обрывками образов и эмоций, собирая их в память, как грибы в корзину: чей то взгляд, упавший на красивую женщину, усыпанную драгоценностями; неожиданный вкус свежих фруктов с источающей шоколад кожицей; запах роз и иноземных благовоний. Пульсирующая музыка, едкое недовольство, звериная похоть, когда чей-то кроваво-красный ноготь медленно провел по чьему-то /моему позвоночнику. Это было так легко, все они так слепы… Я потерялся внутри их удовольствия, огня и льда… псион.
Я сел на кушетке, выдернутый из своей подсматривающей за голыми девушками дремоты, когда мой мозг, блуждая, наткнулся на ложно открытую дверь. Но я был потерян и беспомощен и даже не пытался защитить свои мысли, поскольку знал, что ни один из этих твердолобых ничего не пронюхает. Однако этот не был твердолобым. Это был человек — вот все, что я успел заметить наверняка до того, как он засек меня и в страшной, внезапно нахлынувшей панике отрезал меня от себя. Я ринулся за ним, как фехтовальщик, наносящий укол, набрасывая сеть щупалец на море сияющих в темноте звезд — на собравшихся гостей. Но он ускользнул, погрузившись в вакуум, который вечно разделял эти звезды. Он был плох, но я — тоже. И единственное, что он знал, — это как прятаться.
Через некоторое время я бросил охоту и откинулся на кушетке, снова утопая в чужом сладострастии, играя роль полового извращенца, подглядывающего за эротической сценой. В этом я был мастак, да к тому же и Брэди не хотел, чтобы я раскапывал секреты семьи… Аромат теплой плоти и парфюмерии; электрический шок внезапного унижения; кто то, смеющийся ослиным, трубным, смехом; синтезаторная музыка».
Дверь открылась.
Я подскочил, испугавшись, что это пришла Элнер и застала меня выворачивающим мозги наизнанку. Но это был Дэрик. Судорога удивления свела его лицо, словно меньше всего на свете он ожидал увидеть здесь еще одно человеческое существо… или меня. Дэрик рассмеялся. Смех оборвался — будто с треском переломилась палка.
— Ну привет. — Дэрик вошел в комнату, двигаясь как на шарнирах. — Вот куда она тебя сослала… Кота в мешке не утаишь, я слышал. — Он поднял брови, самодовольно и глупо улыбаясь шутке, которую я не принял. — Теперь все знают твою тайну. Ты нигде не будешь в безопасности. Ты — меченый, для хайперов… ты — знаменит. Бедная тетушка готова сделать из твоих кишок струны для скрипки. — Я сел прямо, нажимая ладонями на глаза, когда в голове снова начала пульсировать боль. — Я не хотел навязываться или вторгаться в твое уединение. Могу сказать, что ты, должно быть, прекрасно проводишь время здесь, наверху, в одиночестве, пока внизу без тебя идет прием века. — Я не видел, но слышал, как Дэрик прошел мимо меня. — Она даже не принесла тебе чашечки тепловатого чая и горсти крошек? Да… не позаботилась. Но она так восхитительно проводит сейчас время…
— Господи! — сказал я. — Вы и вправду ослиная задница. — Я поднял голову.
Дэрик посмотрел на меня невидящим взглядом.
— Ты прав… — На лице его опять появилось удивление, точно он впервые в жизни увидел в зеркале свое отражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140