- Да, - ответила она.
И они закружились в танце под звуки «Уличной жизни».
Вечер шел своим чередом.
На десерт подали огромные вазы мороженого - десять сортов с разными добавками.
Красивый чернокожий певец превзошел самого себя, удачно имитируя Стива Уандера и Смоки Робинсона.
Витос Феличидаде купался в знаках внимания всех присутствовавших женщин. Он не заметил, что Олимпия уединилась в уголке с Ленни Голденом и что они вели более чем просто вежливую беседу.
Иден заметила. Она танцевала с мерзкими приятелями Сантино и замечала все.
Джесс возобновила дружбу с музыкантом из оркестра Витоса, с которым разговаривала раньше. Он играл на гитаре, изъяснялся на приличном английском и обладал выразительными глазами и руками.
Матт наблюдал издалека. Происходящее его не радовало. Ясно, что Джесс кокетничала с гитаристом, потому что Ленни ворковал с богатой дурой.
Сантино решил, что хочет, чтобы в его фильме играл Витос Феличидаде. Он любил фотографироваться со знаменитостями - у него собралась уже большая коллекция снимков. С танцевальной площадки была вызвана Иден, боровшаяся там с маленьким волосатым другом Сантино. Он оказался еще короче и волосатее, чем сам Сантино, и она обрадовалась избавлению.
Райдер Вилер подвел их к столу Витоса и представил. Витос сверкнул зубами, взял ее за руку, незаметно пожал ее, поднес к губам и поцеловал. Его глаза излучали огонь желания. «Enchante», - пропел он.
Она решила, что получила сигнал - сигнал, который явно означал: «Я хочу заняться любовью с тобой. Скоро. Очень скоро. Ты не пожалеешь».
Сантино посадил ее для фотографии между собой и Витосом. От прикосновения Витоса она вздрогнула.
Сантино решил, что ему не нравится такое расположение, и он сам встал в середине группы и заставил фотографа сделать еще один снимок.
Витос соглашался на все. Его менеджер рассказывал ему о Сантино Боннатти. Они уже несколько недель вели переговоры с Райдером Вилером о фильме, в котором тот хотел отвести Витосу заглавную роль. Похоже, все дело упиралось только в деньги, и Райдер объяснил, что Боннатти - главный инвестор и ему как таковому принадлежит решающее слово. Витос хотел сняться в кино. Он излучал очарование.
Ленни смотрел на Иден. Она запала на испанского певца. Язык ее тела говорил сам за себя. В то же самое время он ухитрялся слушать все, что говорила Олимпия Станислопулос. Она перепила шампанского и рассказывала ему историю своей жизни. Бедная маленькая богатая девочка. Слишком много и слишком рано. Нелегко быть одной из самых богатых девушек в мире. Люди просто пользовались тобой. Их привлекали твои деньги, или известность, или они хотели, чтобы их хотя бы видели в твоем обществе.
Он начал испытывать к ней жалость. Все ожидают увидеть привычный образ - богатая избалованная сучка. Но рядом с ним сидела грустная, незащищенная женщина, которая, если сбросит вес, станет весьма привлекательной.
Хотя и не в его вкусе, конечно.
Впечатляющий бюст.
Но не в его вкусе.
Конечно.
Иден не сводила с них глаз.
- Давайте сбежим отсюда, - предложила Олимпия грустным шепотом. - Мне надо побыть с кем-то, кому есть до меня дело.
Иден смотрела во все глаза.
Он заколебался:
- Мне казалось, вы пришли с Витосом.
Она передернула плечами.
- Витос не мужчина, марионетка. Потяни за одну ниточку - и он запоет. Потяни за другую - и он улыбнется в камеру.
Иден определенно следила за ними.
Что за сладкая месть - увести Олимпию Станислопулос, в то время как Иден торчит со своим дружком-уголовником.
Он встал.
- Пошли, - произнес он решительно. - Выпьем у меня в номере.
ГЛАВА 55
Лаки не стала долго задерживаться в Лос-Анджелесе. Она рассказала Джино о его внуке и о своем замужестве прежде, чем он мог прочитать о них в газетах, и тем самым выполнила свой долг. К счастью, Димитрий обладал достаточным влиянием, чтобы попридержать газетчиков до того момента, когда он сам будет готов сделать объявление.
На следующее утро она вызвала лимузин, купила билет на ранний рейс и отправилась в Нью-Йорк вместе с Роберто и Чичи.
Она не сердилась на Джино. Их вечер вдвоем шел великолепно, пока не вмешалась Сьюзан и не разрушила все очарование. Но надо смотреть на вещи трезво. Теперь все изменилось. Уже нет отца и дочери - вместе против всего мира. Есть отец со своей женой, приемными детьми и новым образом жизни. И есть дочь с мужем и сыном. У нее тоже появились другие приоритеты.
Лаки оставила Косте записку. Джино она написала короткое письмецо, в котором объяснила, что Димитрий вернулся из Европы раньше, чем предполагал, и ей надо немедленно лететь в Нью-Йорк.
Димитрий... Когда она сообщила Джино, за кого вышла замуж, последовало красноречивое молчание. Он был слишком умен, чтобы осудить ее решение, и только пробормотал:
- Поговорим завтра утром за завтраком.
Вот и все.
Ну, так она позавтракает на борту «боинга». Интересно, что он сейчас делает.
- Хочешь еще тост? - спросила Сьюзан.
Он отрицательно помотал головой.
- А чаю?
Снова нет.
- А как насчет чернослива? Твой любимый.
Он встал из-за стола и принялся мерить комнату шагами. Письмо Лаки пришло, когда он одевался. Почему она убежала?
Это все Сьюзан виновата. Сьюзан и ее чертов телефонный звонок. Прервала его, когда он почувствовал, что наконец пришло время поговорить с Лаки об убийстве ее матери. Он так давно хотел поговорить. Димитрий Станислопулос. Она что, рехнулась? По возрасту он ей годился в дедушки. И к тому же пользовался дурной репутацией. Все знали, что Димитрий давным-давно спит с Франческой Ферн, а уж она-то - настоящая акула.
Уф! Что Лаки нужно, так это родительский совет. Не то чтобы ему обрадовалась - скорее всего, она послала бы Джино с его советами куда подальше.
Но он ее отец. Попытаться-то он должен, не так ли?
- А что ты скажешь насчет свежего грейпфрута? - весело поинтересовалась Сьюзан.
Он хотел заорать на нее. Сказать, чтобы она заткнула пасть.
Но потом он убедил себя, что не ее вина, что она стала наводить на него смертельную тоску. Она-то не изменилась. Переменился он. Не для Джино Сантанджело монотонная шикарная жизнь, которую предлагал Беверли-Хиллз. Не для Джино Сантанджело премьеры и празднества, светские беседы и сплетни. Он - уличный мальчишка, привыкший к бурной жизни. А сейчас ему исполнилось семьдесят четыре года и он чувствовал себя стариком.
Там, в Лас-Вегасе, его место, там он, безусловно, вновь обретет энергию и жажду жизни.
Нью-йоркская квартира Димитрия была старомодной, душной и уставленной бесценным антиквариатом. Там постоянно жили двое слуг и дворецкий, и еще двое приходили ежедневно и выполняли менее ответственную работу.
К своему великому неудовольствию, Лаки приехала на день раньше Димитрия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168