Ладонь оказалась крепкой и сухой. Хренов заметил мятую пачку «Явы» и осведомился:
- Здесь можно курить?
Я кивнул и хотел добавить, что лишь в компании многострадального кактуса. Но педагог Хренов уже извлек из кармана короткую трубку, вставил ее в зубы, чиркнул спичкой и окутался клубами ароматного дыма.
Сонечка и Римма Игнатьевна, к моему удивлению, промолчали, сделав вид, что ничего особенного не происходит. Марианна таращилась на денди с трубкой во все глаза. Пользуясь случаем, я выудил из пачки кривенькую сигаретку и последовал примеру коллеги.
- Сколько же можно твердить, Арсений Кириллович? - подала голос Сонечка. Он был мелодичен и мягок, как звук хорошо смазанных дверных петель. - Курите у кактуса.
Я выразительно посмотрел на Хренова. Мой взгляд поняла Римма Игнатьевна.
- Это же трубка, - внушительно сказала завуч. - Таким табаком и дышать-то приятно.
Недовольный, я отошел к своему вечнозеленому колючему товарищу. Но Хренов оказался вежливым и деликатным человеком. Он легко поднялся со стула и последовал за мной.
- Извините, Арсений, я не знал.
Оправдывается, конкурент чертов! Но злости я к нему почему-то не испытывал. Мне было его даже жаль. С такими данными, и в школе… Да тот же Еписеев первым поднимет на смех и отличные манеры Хренова, и его бабочку в белый горошек.
Но этого не произошло. Педагогом Хренов оказался… Ну, в общем, не таким, как его фамилия. Даже кличку ему дали не какой-нибудь там «Хрен» или того хуже, а всего-навсего «Гарик».
Игорь Вадимович (неожиданно для всех, но с согласия высших должностных лиц) наладил в школе платные факультативы по Кафке, Сартру, Саше Черному и Андрею Белому. Подчас он цитировал Сартра и Кафку в подлиннике. Впрочем, Черного и Белого - тоже. Факультативы посещали в основном рано созревшие старшеклассницы. Но с деньгами родители расставались легко, надеясь, что качество знаний, заложенных Хреновым в деревянные головы их чад, будет отменным.
Как-то раз, после выдачи зарплаты, я стал свидетелем весьма откровенного диалога, состоявшегося в учительской. Наши дамы никогда не обращали на меня внимания, что, может быть, и к лучшему.
Видимо, желая поразить Игоря Вадимовича в самое сердце, наша англичанка Марианна Александровна обзавелась умопомрачительным платьем. Спереди - оливковое, сзади - фисташковое. Или наоборот, я не силен в оттенках. На мой взгляд, в этом платье Марианна страшно напоминала лягушку. Большой рот и глаза англичанки лишь увеличивали это сходство. Однако мнение наших дамочек не совпало с моим. Они откровенно завидовали.
- Ах, Марианночка, какая вы прелесть! - прошелестели Сонечка и Римма Игнатьевна. - Вам так идет!
Окрыленная Марианна несколько раз прошлась по учительской, демонстрируя обновку, после чего удалилась на урок. За ней вышел и Хренов. В учительской оставались только Сонечка и завуч. Я сидел в уголке и от нечего делать читал какую-то паршивую газетенку.
- Это с каких же таких барышей? - прошипела биологичка, имея в виду дорогое платье англичанки, и выразительно посмотрела на завуча.
- Небось, на панели и не такое зарабатывают, - грубо бросила Римма.
- Зато носят такое же…
- Это уж точно!
Обе наши крысоловки гаденько захихикали. Я кашлянул, но они не обратили на меня внимания.
- Как вы думаете, Сонечка, ОН заметил? - поинтересовалась Римма Игнатьевна.
- Да нет, что вы, Риммочка. Разве ЕМУ до этого? Он ведь такой занятой!
Насчет Хренова они были совершенно правы. Ему и вправду было не до этого. Он, разумеется, заметил обновку Марианны, но повел себя крайне деликатно.
И вообще, появление Игоря в нашем коллективе заметно оздоровило обстановку. По крайней мере, склоки в учительской возникать перестали. И даже меня при нем шпыняли поменьше. Стеснялись. Ко мне Хренов относился дружески и даже несколько раз подсаживался в буфете. Поговорить как с коллегой. о деле. Но мне было не до его светских литературных бесед в стиле кружка «Зеленая лампа».
- Как-нибудь в другой раз, - отговаривался я.
Две завистливые сплетницы продолжали нести свою пошлятину, и я, вне себя от негодования, выскочил из учительской.
В конце коридора маячила синяя фигура Мухрыгина. Я решил уклониться от встречи с этим неприятным типом, но он ускорил шаги и догнал меня.
- Ну все, мне надоело! - объявил Мухрыгин, не здороваясь. - Маховик закрутился!
- Что ты мелешь? - не понял я.
- Братва научит, может, тогда поймешь… С Дренделем иметь дело будешь, прокурор хренов!
Он непечатно выругался и двинулся прочь, сплевывая себе под ноги семечную шелуху.
Глава 28
Свежее решение
Честно говоря, я не придал мухрыгинской угрозе особого значения. Даже несмотря на таинственного «Дренделя». В конце концов, кто перед кем должен оправдываться и кто кого бояться? Да и что может сделать учитель физкультуры учителю русского языка? Устроить очередную схватку на многострадальных спортивных матах? Кинуть мячиком в голову?
Правда, Мухрыгин подрабатывает сторожем на автостоянке и якшается с какой-то мрачной компанией. Ну и что с того? На худой конец у меня тоже есть влиятельный друг - Виталька Рыбкин! А уж у торговца кетчупом и сосисками связи получше, чем у автомобильного охранника.
Не ожидая ничего дурного, я ехал домой. В моем кармане мирно похрустывала зарплата. Самое время заняться женщинами. Теперь я при деньгах, так что не придется краснеть за каждый съеденный бутерброд.
Марию я давно простил. Она, конечно, дура, что написала эту бумажку, но ее тоже можно понять.
А сердце у меня слегка саднило. Особенно когда я натыкался взглядом на пустой угол, где раньше красовался гербарий, который я подарил мадам Еписеевой. Наверное, отправила мой сушняк в мусоропровод. Надо бы загладить свою вину. Сводить ее куда-нибудь, что ли?
Ресторан не годится. Во-первых, это дорого. Потом всю оставшуюся жизнь придется питаться одними пельменями. Кроме того, она туда не пойдет.
В музее мы уже были. Марию нужно поразить. Только вот чем?
Театр! Только, безусловно, не тот театр, куда мы ходили с Мариной.
Театр нужен шикарный, классический и большой. Вот-вот, именно Большой. Интересно, можно ли достать билеты через кассу? Наверняка нет. Что ж, придется пожертвовать энную сумму спекулянтам.
Я принял решение и, вместо того чтобы сделать пересадку на «Театральной», вышел на улицу.
Под колоннами Большого театра белел снежок. Между небольшими сугробами прохаживались темные личности, похожие на продавцов наркотиков. К освещенному подъезду стекалась публика. Все больше иностранцы. Ни одна из личностей моей скромной персоной не заинтересовалась. Видимо, приняли за бомжа. Ну ничего, вы еще увидите!
Мой костюм уже в химчистке. Там же и Виталькин роскошный галстук.
Я подошел к франтоватому (билеты все-таки продает, не водку) человеку и несмело спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
- Здесь можно курить?
Я кивнул и хотел добавить, что лишь в компании многострадального кактуса. Но педагог Хренов уже извлек из кармана короткую трубку, вставил ее в зубы, чиркнул спичкой и окутался клубами ароматного дыма.
Сонечка и Римма Игнатьевна, к моему удивлению, промолчали, сделав вид, что ничего особенного не происходит. Марианна таращилась на денди с трубкой во все глаза. Пользуясь случаем, я выудил из пачки кривенькую сигаретку и последовал примеру коллеги.
- Сколько же можно твердить, Арсений Кириллович? - подала голос Сонечка. Он был мелодичен и мягок, как звук хорошо смазанных дверных петель. - Курите у кактуса.
Я выразительно посмотрел на Хренова. Мой взгляд поняла Римма Игнатьевна.
- Это же трубка, - внушительно сказала завуч. - Таким табаком и дышать-то приятно.
Недовольный, я отошел к своему вечнозеленому колючему товарищу. Но Хренов оказался вежливым и деликатным человеком. Он легко поднялся со стула и последовал за мной.
- Извините, Арсений, я не знал.
Оправдывается, конкурент чертов! Но злости я к нему почему-то не испытывал. Мне было его даже жаль. С такими данными, и в школе… Да тот же Еписеев первым поднимет на смех и отличные манеры Хренова, и его бабочку в белый горошек.
Но этого не произошло. Педагогом Хренов оказался… Ну, в общем, не таким, как его фамилия. Даже кличку ему дали не какой-нибудь там «Хрен» или того хуже, а всего-навсего «Гарик».
Игорь Вадимович (неожиданно для всех, но с согласия высших должностных лиц) наладил в школе платные факультативы по Кафке, Сартру, Саше Черному и Андрею Белому. Подчас он цитировал Сартра и Кафку в подлиннике. Впрочем, Черного и Белого - тоже. Факультативы посещали в основном рано созревшие старшеклассницы. Но с деньгами родители расставались легко, надеясь, что качество знаний, заложенных Хреновым в деревянные головы их чад, будет отменным.
Как-то раз, после выдачи зарплаты, я стал свидетелем весьма откровенного диалога, состоявшегося в учительской. Наши дамы никогда не обращали на меня внимания, что, может быть, и к лучшему.
Видимо, желая поразить Игоря Вадимовича в самое сердце, наша англичанка Марианна Александровна обзавелась умопомрачительным платьем. Спереди - оливковое, сзади - фисташковое. Или наоборот, я не силен в оттенках. На мой взгляд, в этом платье Марианна страшно напоминала лягушку. Большой рот и глаза англичанки лишь увеличивали это сходство. Однако мнение наших дамочек не совпало с моим. Они откровенно завидовали.
- Ах, Марианночка, какая вы прелесть! - прошелестели Сонечка и Римма Игнатьевна. - Вам так идет!
Окрыленная Марианна несколько раз прошлась по учительской, демонстрируя обновку, после чего удалилась на урок. За ней вышел и Хренов. В учительской оставались только Сонечка и завуч. Я сидел в уголке и от нечего делать читал какую-то паршивую газетенку.
- Это с каких же таких барышей? - прошипела биологичка, имея в виду дорогое платье англичанки, и выразительно посмотрела на завуча.
- Небось, на панели и не такое зарабатывают, - грубо бросила Римма.
- Зато носят такое же…
- Это уж точно!
Обе наши крысоловки гаденько захихикали. Я кашлянул, но они не обратили на меня внимания.
- Как вы думаете, Сонечка, ОН заметил? - поинтересовалась Римма Игнатьевна.
- Да нет, что вы, Риммочка. Разве ЕМУ до этого? Он ведь такой занятой!
Насчет Хренова они были совершенно правы. Ему и вправду было не до этого. Он, разумеется, заметил обновку Марианны, но повел себя крайне деликатно.
И вообще, появление Игоря в нашем коллективе заметно оздоровило обстановку. По крайней мере, склоки в учительской возникать перестали. И даже меня при нем шпыняли поменьше. Стеснялись. Ко мне Хренов относился дружески и даже несколько раз подсаживался в буфете. Поговорить как с коллегой. о деле. Но мне было не до его светских литературных бесед в стиле кружка «Зеленая лампа».
- Как-нибудь в другой раз, - отговаривался я.
Две завистливые сплетницы продолжали нести свою пошлятину, и я, вне себя от негодования, выскочил из учительской.
В конце коридора маячила синяя фигура Мухрыгина. Я решил уклониться от встречи с этим неприятным типом, но он ускорил шаги и догнал меня.
- Ну все, мне надоело! - объявил Мухрыгин, не здороваясь. - Маховик закрутился!
- Что ты мелешь? - не понял я.
- Братва научит, может, тогда поймешь… С Дренделем иметь дело будешь, прокурор хренов!
Он непечатно выругался и двинулся прочь, сплевывая себе под ноги семечную шелуху.
Глава 28
Свежее решение
Честно говоря, я не придал мухрыгинской угрозе особого значения. Даже несмотря на таинственного «Дренделя». В конце концов, кто перед кем должен оправдываться и кто кого бояться? Да и что может сделать учитель физкультуры учителю русского языка? Устроить очередную схватку на многострадальных спортивных матах? Кинуть мячиком в голову?
Правда, Мухрыгин подрабатывает сторожем на автостоянке и якшается с какой-то мрачной компанией. Ну и что с того? На худой конец у меня тоже есть влиятельный друг - Виталька Рыбкин! А уж у торговца кетчупом и сосисками связи получше, чем у автомобильного охранника.
Не ожидая ничего дурного, я ехал домой. В моем кармане мирно похрустывала зарплата. Самое время заняться женщинами. Теперь я при деньгах, так что не придется краснеть за каждый съеденный бутерброд.
Марию я давно простил. Она, конечно, дура, что написала эту бумажку, но ее тоже можно понять.
А сердце у меня слегка саднило. Особенно когда я натыкался взглядом на пустой угол, где раньше красовался гербарий, который я подарил мадам Еписеевой. Наверное, отправила мой сушняк в мусоропровод. Надо бы загладить свою вину. Сводить ее куда-нибудь, что ли?
Ресторан не годится. Во-первых, это дорого. Потом всю оставшуюся жизнь придется питаться одними пельменями. Кроме того, она туда не пойдет.
В музее мы уже были. Марию нужно поразить. Только вот чем?
Театр! Только, безусловно, не тот театр, куда мы ходили с Мариной.
Театр нужен шикарный, классический и большой. Вот-вот, именно Большой. Интересно, можно ли достать билеты через кассу? Наверняка нет. Что ж, придется пожертвовать энную сумму спекулянтам.
Я принял решение и, вместо того чтобы сделать пересадку на «Театральной», вышел на улицу.
Под колоннами Большого театра белел снежок. Между небольшими сугробами прохаживались темные личности, похожие на продавцов наркотиков. К освещенному подъезду стекалась публика. Все больше иностранцы. Ни одна из личностей моей скромной персоной не заинтересовалась. Видимо, приняли за бомжа. Ну ничего, вы еще увидите!
Мой костюм уже в химчистке. Там же и Виталькин роскошный галстук.
Я подошел к франтоватому (билеты все-таки продает, не водку) человеку и несмело спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87